Резинки - читать онлайн книгу. Автор: Ален Роб-Грийе cтр.№ 41

Мадам Жан с удовлетворением отмечает, что сначала комиссар допрашивает Жюльетт Декстер — впрочем, довольно учтиво.

— Вы знаете, — говорит он ей, — человека, который получал почту до востребования на имя Альбера ВС…

Девушка таращит глаза и поворачивается к отправителю телеграмм. Она открывает рот, чтобы что-то сказать… но так ничего и не говорит, и сидит, распрямившись, на своем стуле, переводя глаза с одного мужчины на другого.

То есть Валлас должен для начала объяснить, что он никакой не Андре ВС, что повергает девушку в еще большее удивление:

— А как же… то письмо… только что?..

Да, письмо взял он, но на улице Ионы его видели впервые. Он воспользовался своим сходством с абонентом, о котором идет речь.

— Ну и ну… ну и ну… — вырывается у возмущенной старой девы.

Мадам Жан все так же сдержанна и по-прежнему смотрит в пол, прямо перед собой.

Показания девушки формальны: человек, называвший себя Андре ВС, как две капли воды похож на Валласа. У нее не было никаких сомнений, когда он подошел к окошечку — несмотря на перемену костюма.

Другой был одет поскромнее, и вещи были ему маловаты. Его почти всегда видели в бежевом плаще, который был слишком тесен для его мощной фигуры; если подумать, то он был поплотнее Валласа.

— И он был в очках.

Эту деталь добавляет старая дева. Но мадемуазель Декстер протестует: Андре ВС не носил очков. Ее сослуживица упорно стоит на своем: она очень хорошо помнит, как-то она даже заметила, что он в них похож на доктора.

— А какие очки? — спрашивает Лоран.

Очки были в толстой черепаховой оправе, с чуть-чуть затемненными стеклами.

— А какого цвета были стекла?

— В дымчато-серых тонах.

— Стекла были одинаковые или одно было темнее другого?

Она не обратила внимания на эту деталь, но вполне возможно, что и на самом деле одно стекло было потемнее. Посетителей плохо видно — они встают перед окошечками, загораживая свет — но теперь она вспоминает, что…

Лоран спрашивает у Жюльетт Декстер точное время последнего прихода настоящего абонента.

— Было, — отвечает она, — около половины шестого или шести; он всегда приходил в это время — может, чуть попозже в начале месяца, когда не так быстро темнело. В любом случае это было в часы наибольшего наплыва.

Валлас прерывает ее: насколько он понял из того, что девушка говорила ему, вручая письмо, тот другой заходил немногим раньше, перед обедом.

— Да, это так, — отвечает она, немного подумав, — тогда это были еще не вы. Он пришел чуть позже одиннадцати, как это бывало время от времени помимо вечерних посещений.

— Приходил ли он регулярно, каждый вечер? Начиная с какого времени?

— Нет, регулярно он не приходил: бывало, не показывался целую неделю, а то и больше, а потом его видели четыре или пять дней подряд — а иногда даже по утрам. Когда он заходил, это означало, что он ждет какого-то послания или даже нескольких; когда же отсутствовал, корреспонденции на его имя не было. Чаще всего он получал пневматические письма и телеграммы, изредка — обычные письма; пневматички, естественно, были из города, телеграммы — из столицы или еще откуда-нибудь.

Девушка замолкает и, так как никто у нее больше ничего не спрашивает, добавляет через какой-то момент:

— Он должен был бы получить свою последнюю пневматичку, когда зашел сегодня утром. Если он ее не получил, то по вине центрального отделения.

Но ее упрек, похоже, адресован Валласу. И непонятно, к чему относится эта нотка сожаления в ее голосе — к этому срочному письму, которое не дошло до своего получателя, или к плохой работе почты вообще.

Мадемуазель Декстер впервые увидела человека в тесном плаще, когда возвратилась из отпуска, в начале октября; но абонентский номер был занят им несколько раньше. Когда? Она не может этого точно сказать; разумеется, легче всего найти эту дату в архивах почты. Относительно же того, заходил ли этот человек в сентябре, следует обратиться к служащей, которая ее заменяла.

К сожалению, мадам Жан ничего такого не помнит; в то время она не обратила внимания на имя Альбера ВС и не помнит также, видела ли она когда-нибудь это лицо — лицо Валласа — в очках или без оных.

Мадемуазель Либерманн, она думает, что он уже приходил, что он приходил еще до того, так как замечание, которое она сделала по поводу его сходства с доктором, относится, должно быть, к августу, потому что именно в августе доктор Желен взял нового ассистента, и она сначала подумала, что это был…

— Вы не могли бы сказать, — спрашивает у нее комиссар, — какое стекло было темнее — правое или левое?

Прежде чем ответить, старая дева молчит несколько секунд.

— Я думаю, — говорит она наконец, — что с левой стороны.

— Любопытно, — замечает Лоран задумчиво, — вспомните хорошенько, может, все-таки правое?

— Погодите, господин комиссар, погодите! Я сказала «с левой стороны», но это для меня с левой: у него-то это было правое.

— Ну вот, так-то лучше, — говорит комиссар.

Теперь ему хотелось бы знать, не был ли вчера вечером бежевый плащ порван на правом плече? Девушка не обратила внимания, когда мужчина был к ней спиной, а спереди никакой дырки она не видела. Мадемуазель Либерманн, напротив, проводила его взглядом, когда он уходил: конечно же, на правом плече была прореха в форме буквы L.

Наконец, они не пришли к согласию и относительно содержания телеграмм: у первой сохранились воспоминания об очень коротких и вполне обычных текстах — подтверждения, отмена распоряжений, встречи, — без какого-либо уточнения, которое позволило бы догадаться о характере обсуждаемых дел; вторая говорит о длинных посланиях с непонятными фразами, в которых наверняка есть какой-то условленный смысл.

— Телеграммы всегда короткие, из-за их стоимости, — уточняет Жюльетт Декстер, словно она и не слышала того, что заявила ее сослуживица. В них обычно не повторяют того, что получатель уже знает.

У мадам Жан нет своего мнения о том, что говорится или не говорится в телеграммах.

Оставшись в одиночестве, Валлас и Лоран подводят итог тому, что они только что узнали. Итог подведен быстро, так как они вообще ничего не узнали. Андре ВС никогда не говорил почтовой служащей ничего, что могло бы помочь найти его след или определить род его занятий; он был не болтлив. С другой стороны, непохоже, чтобы это был кто-нибудь из жителей квартала: его там, по крайней мере, никто не знает.

Мадемуазель Либерманн к концу допроса высказала свое личное мнение: это врач, который делает незаконные операции. «Здесь встречаются странные врачи, знаете ли», — добавила она с глубокомысленным видом.

Нет никакого основания априорно отвергать эту гипотезу, но Лоран замечает, что его собственная — согласно которой речь идет просто-напросто о спекуляциях с лесом — имеет все же больше шансов на правдоподобие; что к тому же лучше согласуется с последовательностью, в которой поступали послания.