Ищи ветер - читать онлайн книгу. Автор: Гийом Виньо cтр.№ 34

35

Крыша выдержала. Я же провел кошмарную ночь: приходилось вставать каждые два часа, чтобы опорожнить переполненные кастрюли. В довершение я проснулся, стуча зубами от холода, в насквозь мокрой постели и обнаружил новую протечку прямо над кроватью. Решив, что с меня хватит, я влез в позаимствованные у Дерека рыбачьи бахилы и, как только чуть-чуть рассвело, выбрался из этой клоаки и отправился взглянуть, как поживает ресторан. По дороге проведал «Бьюик» — он был цел, только переместился за ночь где-то на метр к морю. При таких темпах, даже если будет лить как из ведра, еще дня два я мог быть спокоен.

Да, крыша-то выдержала. А вот с фундаментом дела обстояли куда хуже. Ресторан, изначально стоявший на четырех бетонных опорах, одну из них уже потерял — подмыло, так что больше всего он теперь напоминал подвыпившего гуляку. Итак, терпим бедствие; я наведался на борт: от происшедшей внутри перестановки захватывало дух. Я сразу же закашлялся от запаха газа и кинулся в кухню, откуда доносилось тоненькое шипение. Упираясь в стену, я исхитрился на несколько сантиметров сдвинуть огромную плиту и кое-как зажать пассатижами газовую трубу, видимо, она лопнула, когда дом накренился. Шатаясь, я выбрался на воздух за две секунды до обморока и обессиленно сполз по стене в том углу террасы, который еще не ушел под воду. Ладно, теперь этот чертов ресторан хоть не взорвется. Пустячок, а приятно.

Минут через пятнадцать, когда запах выветрился, я вернулся, чтобы как следует закрыть вентили. Хотел сделать кофе, но электричество вырубилось. Телефон, правда, работал; я позвонил Дереку, обрисовал ему ситуацию и попросил захватить кофе. Настроение у меня начинало портиться по-настоящему. Буря — это забавно… первые сутки. Дольше — утомительно.

Дерек приехал на грузовике минут через сорок. Он привез двух здоровяков-шуринов на подмогу, лопаты, цепи, балки и термос с кофе. На какой-то момент я пожалел, что вообще встал. В моих краях, подумалось мне, уж если захочется какой-нибудь хибаре рухнуть в море, ей желают счастливого плаванья. Луизиана переставала мне нравиться. Спутников Дерека звали Руперт и Антуан; вместо приветствия они молча оглядели меня с головы до ног, явно недоумевая, на что я годен в таком деле, как подъем падающего ресторана в эпицентре бушующего циклона. Что ж, коли меня все равно держат здесь за туриста, я щелкнул их водонепроницаемым «Квикснэпом». Это их доконало. Я не суетился, выпил кофе и перекурил под крышей, но когда начали выуживать бетонные блоки — их растащило течением, и приходилось, стоя по пояс в иле, нырять, отыскивая их ощупью в потоках дерьма, — куда денешься! — отлынивать не стал, и парни заткнулись.

Потом мы поднимали осевший угол, сантиметр за сантиметром, кое-как подпирая его балками, все глубже увязавшими в грязи. Воспитания Руперту с Антуаном явно не хватало, зато силищей, стоит признать, оба обладали недюжинной: они только крякали под тяжестью, которая мне переломила бы хребет. С каждой отвоеванной пядью мы с Дереком укрепляли наспех сложенную опору, которая, хоть и стояла на цементной плите, каждый раз оседала, — просто Сизифов труд какой-то. Остов трещал, но пока держался.

Только к полудню дом, наконец, стал прямо, после чего мы еще пару часов укрепляли наше творение, похожее на что угодно, только не на опорную конструкцию. Скорее уж на абстрактную скульптуру, впрочем, на вид оно смотрелось вполне прочным, ну да и от современного искусства польза бывает. Первым решился ступить внутрь Дерек, сказав: «Принесу вам пивка холодненького». Мы с Рупертом и Антуаном затаили дыхание. Но Дерек уже вновь возник в дверном проеме, измученно улыбнулся и притопнул ногой.

— Держится… — потрясенно выдохнул он. — Держится!

Потом, пожалуй, не в меру воодушевившись, отбил на пороге лихую чечетку а-ля Грегори Хайнс, подпевая в такт: «Держится!» И в самом деле, это кошмарное сооружение, дело наших рук, казалось нам с каждой минутой все надежнее. Мы было облегченно вздохнули, как вдруг с оглушительным треском накренился другой угол. Разбилась об пол бутылка пива, Дерек схватился за дверной косяк, выпучив глаза, тоже немного а-ля Грегори Хайнс, только это был уже не танец. После недолгой паузы — за это время до всех нас дошло, что ресторан теперь сползает влево — Руперт разразился гомерическим хохотом.

— Go on and dive for them brick [35] , Джеки-бой! — схохмил он, и все рассмеялись — это было чисто нервное.

И тут строение накренилось чуть сильней, и наша прочная, наша замечательная подпорка не устояла. Вот это было уже не смешно. Холодильник с надписью «Кока-кола» проскользил, как в танце, через зал вслед за прочей обстановкой и вылетел в открытую дверь, на волосок разминувшись с Дереком. А потом все — стены, пол, потолок, стойка, несущие и поперечные балки — заходило ходуном, затрещало, захрустело, и крыша, надломившись, обвалилась с грохотом, не оставлявшим никаких надежд.

Катаклизм продолжался всего-то несколько секунд, но этого хватило сполна. Вот теперь ресторан выглядел более чем комично, но смеяться никто и не думал. Мог бы получиться отличный снимок, но я его не сделал. Рядом со мной стоял незастрахованный бедолага и горько плакал. Это было что-то. Единственное, что пришло мне тогда в голову. Это что-то, повторял я про себя, не в состоянии додумать, что же именно. Я ничего не сказал. Поплелся домой, чувствуя себя полнейшим мудаком.

36

Сидя на галерее, весь в жидкой грязи, до ушей, до самой макушки, я плакал так, будто все случившееся было моей личной трагедией. Плакал, как последний эгоист. Словно не обломки досок и осколки стекла крутились в грязных водоворотах, а мои органы, словно не покореженные балки уносило течением, а мои переломанные члены. Я плакал, как незастрахованный бедолага. Плакал, как бедный рухнувший ресторанчик плачет, вторя ему. Я плакал, как полный идиот, как голубой самолет, как девушка в больничной палате, вся в трубках, с пустым животом, я плакал, как парень, сжимающий руку девушки, который не плачет, еще чего, он не позволяет себе плакать, потому что, дурак набитый, забил себе голову всякой дурью, вроде того, что он — мужчина, скажите пожалуйста, вот дурень-то; я плакал, как плачет летнее платье, желтое с белым и голубым, плачет красными слезами и капля сползает по ноге, в бедном-несчастном разбитом голубом самолете, красная слеза на золотистом бедре; а девушка смеется, она так рада, что осталась жива, девушка еще заплачет, она не знает, она выбирается из кабины, согнувшись от легкого спазма, а пилот, вот дурень-то, папаша, как же, черта с два он папаша, помогая ей спуститься, старается не смотреть, забыть, что он видел эту красную слезу, надеется, что это глаз у него кровит, у него, не у нее, ради Бога, нет, умереть бы прямо здесь, под черными елями, заплатить сполна и сразу. Я сам заплачу, пожалуйста, сам.

Первое, что я сделал после удара, — посмотрел на Монику. Она сидела, уставясь в пространство, оглушенная, но в сознании. Я взял ее руку в свою, она взглянула тупо, не узнавая, потом улыбнулась мне. Я перевел дух. Заклинившую дверцу пришлось сорвать с петель; я обежал самолет, мимоходом отметил сломанное крыло, покореженное шасси, плевать. Распахнул дверцу с пассажирской стороны, расстегнул ремень; Моника смотрела на меня уже осмысленно, у нее вырвался смешок. «Очки, Жак…» Одно стекло разбилось, я приложился обо что-то щекой, вид, наверное, был тот еще, один глаз за зеркалом, другой заплыл, и видел я плохо. Я улыбнулся. Подхватил Монику под мышки, она выскользнула из кресла, поставила подрагивающую ногу на ступеньку. А по ноге, по ее теплой, шелковистой коже стекала рубиновая слеза. Красиво. За секунду до того, как до меня дошло, я сделал снимок, глазами: навел, скадрировал, выдержка одна шестидесятая, фокус — снимок вышел великолепный. Паскудный. Больше никаких снимков, никогда, я поклялся, но какой смысл, какое это имело значение, пустая клятва, почему мы всю жизнь говорим банальности, откуда я знаю, из меня будто весь воздух вышел, так, наверное, чувствует себя подводная лодка, когда взрывается реактор. Душа улетучилась, а я остался стоять, сильный и ненужный, крепкий, как соляной столп, и тихонько опустил Монику на траву. Ноги у нее подкосились, я поддержал ее. «Больно… живот…» — выдохнула она удивленно. «Да», — сказал я. Сзади затарахтел мотор старенького «Форда», Раймон бежал к нам, задыхаясь: «Ну, ты даешь! Совсем офонарел?! Вы хоть целы?» — «Нет, — ответил я. — Не совсем».