Утверждает Перейра - читать онлайн книгу. Автор: Антонио Табукки cтр.№ 3

Перейра огляделся кругом, как будто наставления офицера относились к нему, но по первому впечатлению никакой необходимости глядеть в оба на самом деле не было. На бульваре Свободы все было спокойно, в киоске торговали мороженым, и за столиками сидели, отдыхая, люди. Он тоже спокойно пошел по центральной аллее, как вдруг послышались, утверждает он, звуки музыки. Нежные, грустные переборы коимбрской гитары, и это сопряжение музыки и полиции показалось ему невероятным. Он решил, что, должно быть, играют на Праса да Алегрия, и был прав, потому что, по мере того как он все ближе и ближе подходил к площади, музыка становилась все громче и громче.

Площадь, утверждает Перейра, ничем не напоминала площадь в осажденном городе, он не увидел там полиции, а только ночной патруль; стражи порядка, похоже пьяные, мирно дремали на лавочке. Гирлянды из бумажных флажков и разноцветных лампочек, желтых и зеленых, протянутых от окна к окну, украшали площадь. На улице стояли редкие столики, и несколько пар танцевало. Потом он заметил огромный транспарант, на полотнище, натянутом между деревьями, крупными буквами было написано: «Слава Франсиско Франко!» и ниже, чуть помельче: «Слава португальским воинам в Испании!»

Перейра, утверждает Перейра, только тогда сообразил, что попал на салазаровский праздник, чем и объяснялось отсутствие полиции здесь. И лишь потом обратил внимание, что на многих были зеленые рубашки и шейные платки. Он остановился как вкопанный и моментально подумал о нескольких вещах сразу. Подумал, что, наверное, Монтейру Росси один из этих, подумал о вознице из Алентежу, что залил кровью свои дыни, подумал, что сказал бы дон Антониу, если бы увидел его в таком месте. Подумал и опустился на лавочку, где дремали ночные стражи, занятый своими мыслями. Правильнее было бы сказать, что мысли его занимала музыка, ибо музыка, невзирая ни на что, ему нравилась. Играли два старичка, один на скрипочке, другой на гитаре, они играли надрывные мелодии Коимбры времен его молодости, когда он был студентом Коимбрского университета и думал о жизни как о светлом и безоблачном завтра. В ту пору он тоже играл на скрипке, выступая на студенческих праздниках, был легким, стройным и умел нравиться девушкам. Многие факультетские красавицы сходили по нему с ума. Но ему-то нравилась одна худенькая и бледная девчушка, которая писала стихи и часто жаловалась на головные боли. Он вспомнил и многое другое из своей жизни, но воспроизводить эти мысли Перейра не собирается, потому что, утверждает он, это касается его, и только его, и никакого отношения ни к тому вечеру, ни к тому празднику, на котором он, к своему несчастью, оказался, не имеет. Потом Перейра, утверждает Перейра, увидел, как один молодой человек, высокий и стройный, в светлой рубашке, поднялся из-за стола, подошел к музыкантам и встал между ними. Ни с того ни с сего у него вдруг защемило сердце, возможно, оттого, что ему показалось, что он узнал себя в этом молодом человеке, встретился с самим собой тех студенческих лет в Коимбре, потому что в чем-то они были похожи, нет, не чертами лица, но манерой держаться, прической, у того тоже падала прядь волос на лоб. Молодой человек запел итальянскую песню «О со'ле мио», Перейра не понимал слов, но песня была красивой, чистой и жизнерадостной, он понимал только «солнце мое» и ничего больше, но пока тот молодой человек пел, снова поднялся легкий атлантический бриз, потянуло вечерней прохладой, и все ему показалось замечательным — и прожитая им жизнь, распространяться о которой ему совсем не хочется, и город Лисабон, и небесный свод, виднеющийся поверх разноцветных фонариков, и вдруг на него напала жуткая тоска, причину которой, он, Перейра, раскрывать не собирается. Так или иначе, он догадался, что юноша, который пел песню, и был тем человеком, с которым он разговаривал днем по телефону, поэтому, когда тот кончил петь, Перейра встал со скамейки, потому что любопытство взяло верх над свойственной ему осмотрительностью, направился к столику и, обращаясь к молодому человеку, спросил: Вы, я полагаю, господин Монтейру Росси? Монтейру Росси хотел привстать, задел за край стола, опрокинул стоявший перед ним стакан и залил пивом свои роскошные белые брюки. Прошу прощенья, пробормотал Перейра. Ну что вы, это я такой неловкий, возразил молодой человек, со мной это происходит постоянно. А вы, я полагаю, доктор Перейра из «Лисабона». Прошу вас, присаживайтесь. И протянул ему руку.

Перейра, утверждает Перейра, сел за столик, продолжая испытывать чувство неловкости. Про себя же подумал, что оказался не на своем месте, что глупо было встречаться с неизвестным ему человеком на этом празднестве националистов и что дон Антониу не похвалил бы его за такое поведение, и еще, что ему захотелось поскорее вернуться домой, поговорить с портретом жены и попросить у нее прощения. Перебирая в голове эти мысли, он вдруг отважился и спросил напрямик: Это что, праздник салазаровской молодежи, вы состоите в Союзе молодых салазаровцев, да? Монтейру Росси откинул прядь волос, падавшую ему на лоб, и ответил: Я окончил факультет философии и литературы, и какое дело «Лисабону» до всего остального, не понимаю? Большое дело, утверждает, что возразил на это, Перейра, потому что у нас свободная и независимая газета и мы не хотим встревать в политику.

В это время двое старых музыкантов заиграли снова, извлекая из печальных струн своих инструментов франкистскую песенку. Перейра, несмотря на внутреннюю скованность, понял в тот момент, что уже вступил в игру и обязан продолжать. И как это ни странно, но ему стало ясно, что свою игру он сыграет, что карты легли на одну руку, потому что он — доктор Перейра из газеты «Лисабон», а молодой человек, сидящий напротив, смотрит ему в рот. И тогда он сказал так: Я прочел вашу статью о смерти, и мне она показалась небезынтересной. Я писал диплом о смерти, ответил Монтейру Росси, но вам-то могу признаться, что та овчинка не совсем моей выделки и отрывок, который напечатал журнал, говорю вам как на духу, честно списан, частично у Фейербаха, частично у одного французского философа-спиритуалиста, но даже мой руководитель ничего не заметил, профессора, знаете ли, гораздо менее образованные люди, чем принято думать. Перейра утверждает, что тщательно обдумал вопрос, который весь вечер собирался задать и наконец решился, но прежде подозвал официанта в зеленой рубашке, который обслуживал их столик, и сделал заказ. Вы меня извините, сказал он Монтейру Росси, но я не пью ничего спиртного, только лимонад, и взял себе лимонаду. Потягивая лимонад, он, перейдя вдруг на шепот, как будто кто-то мог услышать и осудить его, спросил: Простите, но я хотел вас спросить вот о чем: вы сами часто думаете о смерти?

Монтейру Росси широко улыбнулся, и Перейра, утверждает Перейра, вконец смутился. Ну что вы, доктор Перейра, воскликнул Монтейру Росси громко, я думаю только о жизни! И уже не так громко продолжал: Послушайте, доктор Перейра, смертью я сыт по горло, два года назад я похоронил мать, она была португалкой, школьной учительницей, умерла в одночасье от аневризмы головного мозга, мудреное слово, чтобы сказать, что у человека лопается в голове сосуд, в общем, умерла от удара; в прошлом году умер отец, он был итальянец, инженер по образованию, работал на кораблях, приписанных к Лисабонскому порту, он мне кое-что оставил, но это кое-что уже кончилось; еще у меня есть бабушка, она живет в Италии, но я ее не видел с двенадцати лет, в Италию я не хочу, там ситуация почище нашей, так что извините мою откровенность, доктор Перейра, но смертью я сыт по горло, а почему вы задали этот вопрос?