Зверочеловекоморок - читать онлайн книгу. Автор: Тадеуш Конвицкий cтр.№ 52

Наконец наша дорога слилась с другой – песчаным большаком, притащившимся откуда-то с востока. На развилке стояло украшенное засохшими цветами распятие. Под ним на плотно утоптанной глине несколько мальчиков чертили какие-то линии.

– Вы тоже на ярмарку? – спросил один из них.

– Нет, мы к родственникам, – сказал я.

– У меня ноги от этого булыжника разболелись, – шепнула Эва.

– Давайте отдохнем минутку, – предложил я, садясь на камень, в щербинках которого еще сохранилась дождевая вода, лучшее лекарство от бородавок и лишаев. Эва вытянула запорошенные пылью ноги. Только тут я заметил, что она босая, что давно уже потеряла свои белые прюнелевые туфельки.

– А справка о прививке у вас есть? – спросил тот же мальчик.

– Какая еще справка?

– Прививаться надо, против эпидемии. Там, на заставе, проверяют.

– А вы привитые?

– Нет, вот нас и не пустили на ярмарку.

– А что за эпидемия?

– Откуда нам знать? Эпидемия, и все.

– А здесь вы чего делаете?

– В «пятачок» играем.

Мы стали смотреть, как ребята играют в «пятачок». Они провели прутиком довольно глубокую черту, а посередине процарапали треугольник, основанием которого служила часть этой черты. Потом уложили в центре треугольника одну на другую три медные монетки решками вверх, отошли по глинистой тропке метров на пять, начертили поперек тропки вторую линию и принялись кидать из-за нее в треугольник с монетами свинцовые кругляши, которые они называли битками. Игру начинал тот, кто разбивал битком кон или попадал ближе всего к треугольнику. Если от меткого удара монеты разлетались, те, что падали орлом вверх, становились добычей победителя. Если же ни одна не желала переворачиваться на сторону с орлом, в игру вступал следующий игрок, чей биток вначале упал ближе других к кону. Когда на кону не оставалось монет, стопку складывали наново и игра в «пятачок» продолжалась.

Было очень тихо. Река свернула в сторону и разделилась на несколько нешироких рукавов. Над дорогой дрожал мутноватый воздух; какой-то жук полз по песку в поисках нужной ему струйки запаха, то отдаляясь от нас, то возвращаясь. Мы слышали его натужное жужжание, глухой стук калечившего монеты битка и негромкие проклятия вошедших в азарт игроков.

До города было уже рукой подать. Дома серыми уступами подымались почти до самых облаков, а наша река стыдливо пряталась между ними, забиваясь в какие-то черные колодцы и под горбатые мостики.

– Ну что, пойдем дальше? – спросил Себастьян и положил морду Эве на колени. – Отдохнула немножко?

Но Эва смотрела на крест с заржавелым Христом, под которым мальчишки играли в старинную игру, называемую «пятачком».

– Теперь уже незачем спешить, – сказал я, слизнув с губы соленую капельку пота. – Это последнее солнце. Потом придут дожди, снега, вечное ненастье.

– Ты разве не спешишь на съемки?

– Нет, мне уже расхотелось возвращаться. Неужели тебе не снятся приятные сны, когда хочется, чтобы они как можно дольше не кончались?

– Это не сон. Я все время боюсь, как бы чего не случилось. Бежим отсюда.

– Да ведь город закрыт.

– Попробуем по берегу нашей реки.

– Себастьян, а зачем нам заходить в город? Мы ведь можем вернуться из любого места.

– Только не сейчас. Потом я тебе объясню, старик.

– Что-то ты крутишь, Себастьян. Ну-ка посмотри мне в глаза.

Дог заморгал своими редкими и седыми, зато очень длинными ресницами, стараясь выдержать мой взгляд.

– Умоляю, старик, пойдем.

Игроки начали ссориться, не стесняясь в выражениях. Один мальчик, который сильней всех проигрался, захныкал и стал упрашивать, чтобы его пожалели.

– Ладно, пошли, – сказал я.

Мы спустились к реке и по мелководью, путаясь в длинных, точно волосы утопленниц, водорослях, зашагали по направлению к городу. Кусты вокруг были чахлые, запыленные, но все же могли служить прикрытием. Эва два раза споткнулась о прячущиеся под водой камни. Я протянул ей руку. Сжал уже согревшуюся, пульсирующую жизнью ладошку.

– Это неправда, – шепнула она.

– Что неправда?

– Что моя мать родом с далеких островов, что отец изучает солнечную корону.

Себастьян, которого вода немного снесла вбок, торопливо подплыл поближе, чтобы послушать, о чем мы говорим.

– Они меня вырастили, – еще тише прошептала Эва.

– Кто они?

– Ну они. – Она на мгновение повернула голову в ту сторону, где осталась долина, теперь затянутая легкой дымкой.

– Хочешь вернуться?

– Нет! – крикнула она и расплакалась, пряча лицо за шторой темных волос.

Себастьян с отчаянием переводил взгляд с меня на нее и обратно, изредка быстро поглядывая себе под ноги, где в неглубокой воде безнаказанно сновали жирные окуни.

И так, украдкой, никем не задерживаемые, мы вошли в город. Выбрались на берег возле большого костела в стиле барокко и сразу попали на ярмарку. Все пространство вокруг костела было занято бесчисленным множеством ларьков с ушатами, бадейками, деревянными ложками и поварешками, грудами березовых веников, связками чеснока, граблями и косами, бочками, тележными колесами, желтой кожаной упряжью, прялками, жерновами и кипами сурового полотна, кожухами, травами от всех болезней, сушеными грибами и свежим медом, бубликами, бузой – белым напитком из кобыльего молока, картофельными оладьями и хлебным квасом, большими пряниками в форме сердца и калейдоскопами, бабочками на деревянных колесиках и ружьями, стреляющими пробкой, картинами с одним и тем же пейзажем, изображающим разлившуюся реку, березки и заходящее солнце, ковриками с мелким узором в виде сине-черной шахматной доски и другими диковинными вещами, от которых пахло краской, смолистым деревом и потом.

А между ларьками толпился народ. Кого там только не было: я увидел пейсатых евреев, православных попов в порыжелых рясах, мужчин с тоненькими ниточками усов и в тюбетейках на голове, мальчиков, одетых к первому причастию во все белое, и, кажется, даже турка в красной феске, хотя не уверен – такая дикая была толчея, такой гвалт, из которого вырывались протяжные заунывные возгласы, внезапные взрывы смеха, визг свистулек. Лица у всех были веселые, никто ни с кем не ругался, никто никому не угрожал, никто никого не толкал.

Чтобы не потеряться, мы пошли дальше по узкой, застроенной старинными домами улице. Она привела нас на маленькую неправильной формы площадь, вернее, пересечение нескольких улочек, по которым мчались пролетки с извозчиками, весело щелкающими кнутами, прогуливались празднично одетые люди, зазывали покупателей торговцы, разложившие свой товар у стен. За прозрачным окном кондитерской гимназисты лакомились каким-то необыкновенным восточным мороженым, жадно поглядывая на проходящих по тротуару под присмотром монахинь пансионерок в длинных юбках. Газетчики выкрикивали названия газет на разных языках, а где-то высоко зажигалась и гасла надпись из электрических лампочек, рекламирующая последнюю новинку – звуковой фильм. Здесь тоже все улыбались друг другу, то и дело друг перед другом извинялись и никто никого не задирал. Я понимаю, все это может показаться неправдоподобным, и какой-нибудь умник, возможно, заметит издевательски, что другого от меня и не ждал. Но, честное слово, тот город был именно такой, и в этом нет ничего особенного. Мой отец часто рассказывал о своем детстве, и его город выглядел почти в точности так же.