У прилавка стояли двое юношей. За занавеской из металлических колец я разглядел пожилого мужчину в тюрбане. Сказал, что хотел бы поговорить с ним, и меня провели в подсобное помещение, где посетителям измеряли давление.
Это, судя по всему, и был господин Бота. Я поздоровался и сказал пароль. Он с невозмутимым видом прихлопнул резиновой мухобойкой муху и, поклонившись, ответил, доставая свой аппарат:
– Добро пожаловать в края Вишну.
[61]
– Это был пароль.
Он сказал, что мы можем поговорить здесь. Мгновенно и со всей ясностью он осознал, какая опасность угрожает ему и мне. С невозмутимостью человека, которому некуда торопиться, он принялся мерить мне давление, а между тем подозвал одного из юношей и дал ему быстрые и четкие указания. Тот куда-то помчался. Бота провел меня к кассе и на глазах у метиски, ожидавшей своей очереди, старательно записал мое нижнее и верхнее давление и взял с меня деньги. Когда стрелка часов достигла пятичасовой отметки, я вдруг увидел безжизненную руку Декстера, упавшую в проем у верхней полки, словно маятник сломанных часов, качнувшийся в последний раз.
Следуя полученным указаниям, я медленно вышел из аптеки и свернул налево в переулок, пока не добрался до навеса, под которым стояла машина. Там меня ждал юноша, Шаба.
Прошло всего двадцать пять минут с тех пор, как я покинул поезд. Оставалось еще десять до того момента, когда местная полиция получит сигнал тревоги. Мы проехали по рынку, распугивая кур, затормозили перед священной коровой, переходившей проспект Гордона. Юноша вел машину как безумный, но мы все-таки добрались до подъезда «Брайтона», где главный носильщик охранял мои чемоданы, которые мы погрузили так неторопливо, как только смогли. Я дал носильщику два фунта и сказал, что остановлюсь у друзей. Нам удалось устроить так, что он не увидел лица Шабы.
Граница была всего в нескольких километрах от нас. Мы понеслись, поднимая облака пыли. Шаба знал дорогу контрабандистов. Он был знатоком своего дела: по его словам, ему не раз приходилось переправлять через границу людей из немецкой внешней разведки, выполнявших в Индии сложнейшие миссии.
– Здесь почти все за немцев. По нам, так кто угодно лучше, чем англичане…
Это была горная дорога, по которой шли очень бедно одетые люди. Мы доехали до склона горы неподалеку от Сиккима, там у Шабы были знакомые. Надо было дождаться ночи. Я умылся в источнике и переоделся. Мне казалось, я навсегда расстаюсь с этим снобом Робертом Вудом. Одним ударом я разломал малаккскую трость и бросил ее на дно колодца.
Уже спускались сумерки, когда появился караван шерпов
[62]
-контрабандистов, которые должны были провести меня по ущельям в Непал. Шаба вернулся в Джалпайгур, я дал ему десятифунтовую купюру.
Наш переход по обрывистым тропам обошелся без происшествий, правда, двигались мы очень медленно. Шерпы обычно возят в Непал сахар, лекарства, ткани, а возвращаются с разной утварью, наркотиками и магическими предметами.
На рассвете, уже в Непале, мы выпили за удачный переход по чашке дымящегося чаю, который показался мне удивительно вкусным. Пришло время достать зимнее снаряжение.
Несколько долгих дней мы шли по пустынным высокогорным долинам, тянущимся вдоль немыслимо высоких гималайских вершин. На мулах ехали только мы, всадники, все остальное везли теперь мощные медлительные яки.
Мы шли по ложбинам Тамура и Сункоси.
[63]
Дни сменяли друг друга, не принося ничего нового. Я смог по достоинству оценить умения и спокойный нрав этих удивительных вечных кочевников, которые наслаждаются, глядя на холодные и пустынные горные склоны. Вечера их тоже насыщены впечатлениями: разбив лагерь и расположившись у огня, они рассказывают друг другу истории и смеются. Эти существа еще сохраняют близость к изначальному вселенскому порядку, которую мы, так называемые цивилизованные люди, давно утратили. Все в них казалось мне ясным, простым, чистым. Они спали, укрывшись толстыми одеялами и устремив взгляд в небеса, где звезды сияли, словно светильники.
В конце концов мы добрались до реки Кали и повернули на север, начав трудное восхождение к тибетскому плоскогорью.
Мы пробирались по затерянным долинам. На востоке остался горный массив Аннапурны,
[64]
и вот наконец, через двенадцать дней тяжелого пути, мы достигли пустынных границ Тибета. Он встретил нас бурей – ветер дул с такой силой, что казалось, наши яки вот-вот взлетят.
Спустя еще день пути мы увидели красные крыши Традума. Там располагалась база наших агентов, которыми руководил Петер Аухнайтер, человек Аненэрбе.
Этап британских преследований оставался почти позади. Я подумал, что, несмотря на мои ошибки и самоуверенность, все прошло легче, чем я мог предположить. И понял, что сейчас-то и начинаются настоящие опасности.
Петер Аухнайтер был высокого роста, худощав и мускулист. Его руки, цепкие, как крюки, выдавали в нем опытного альпиниста. Этакая смесь интеллектуала и атлета. Он представил мне своих людей: Лебенхоффер, Харрер, Петер Калемберг. Все из подразделений особого назначения. Они проводили исследования, служа зарождающейся «новой науке», доступной лишь немногим посвященным, которых связывали особые доверительно-заговорщицкие отношения.
В Традуме к ним относились хорошо, и это давало возможность спокойно работать. В Лхасе
[65]
были британские представители. Именно поэтому был выбран затерянный Традум. Бонпо, местный правитель, выделил нам два деревянных дома. Как это принято в Тибете, три-четыре вдовы занимались стряпней и уборкой.
Во время нашей первой встречи наедине Аухнайтер сообщил мне сведения о контактах, запланированных Аненэрбе.
– Человек, которого вы ждете, прибудет в очень далекий монастырь на границе пустыни Такла-Макан.
[66]
Он развернул карту и указал на ней точно обозначенный пункт – Тателанг. Это было затерянное селение в районе Синьцзянь,
[67]
неподалеку от караванного пути, ведущего из Гоби,
[68]
который был отмечен на карте едва заметной пунктирной линией.