– Хочешь чаю? – предложила я от души. – У меня такое варенье есть!
– Нет, спасибо. К богу твое варенье! – неожиданно возмутилась она. – Скажи, неужели ты и вправду бросила в беде Борисовых? Неужели отказалась искать Ларика, потому что у Ольги не хватает денег? Ты, Татьяна?..
– А что, не веришь?
– Не могу, просто не могу поверить!
– И правильно делаешь.
– Я так и знала! – воскликнула она и с облегчением откинулась на отсутствующую у табуретки спинку.
Проделано это было так энергично, что только ноги мелькнули над краем стола.
Ну нельзя же быть настолько эмоциональной! Сдерживаться надо, даже находясь в обществе друзей и близких!
– Не сильно ушиблась? – спросила я участливо, но сквозь смех, помогая ей подняться.
– А, пустяки! – пробормотала Анохина, потирая локоть. – Дубленка помогла, смягчила... – И, глядя на меня, тоже залилась смехом. – О-ой, цирк уехал, клоуны остались! – скороговоркой оценила она произошедшее, нагибаясь за слетевшей при падении шапкой.
Я усадила ее на свое место – спиной к стенке, напротив тонущего между сервантом и холодильником корабля, и повернула телефон к ней «лицом».
– Так, значит, расследование продолжается? – уточнила она на всякий случай.
– Почему расследование? Поиски, – поправила я, не желая делиться с ней какими бы то ни было подробностями. Для нее же было все едино.
– Это тонкости, – отмела она с ходу не заинтересовавшую ее поправку. – Что, и Ольге можно сообщить? Она, бедняжка, совсем вся в растрепанных чувствах после твоего ухода. Говорит, что бог ни делает – все к лучшему. А сама платочек от глаз не отнимает. Глядишь, так скоро и молиться на дому начнет.
– Сообщай, – разрешила я. – Только подавай это под большим секретом.
– Да с кем ей делиться-то? – возмутилась она и тут же начала умиляться: – Я всегда была уверена в твоем бескорыстии, правда! Даже когда ты с воротил чешую сколупывала...
– Ошибаешься, – опять не дала я ей разговориться. Дифирамбы – вещь увлекательная, а у Анохиной натура восторженная. – Ошибаешься, Алла, насчет бескорыстия. Поиски уже оплачены. Деньги за них я получила, так что о том, чтобы свернуть дело, теперь и речи идти не может.
– Как оплачены? – пролепетала она. – Кем?
Ну не отвечать же ей, в самом деле, что меньше знаешь – лучше спишь!
– Никем, – отрезала я вполне дружелюбно, но твердо. – Хватит об этом.
Она, по опыту зная, что такой мой ответ равнозначен точке в конце предложения, поджала губы, прищурилась и понимающе закивала.
– Так, так! Чем я могу помочь? Выкладывай.
– А если это никак не связано с делом Борисовых? – испытала я ее на разочарование.
– Все равно выкладывай! – потребовала она уже по-настоящему серьезно.
Я показала на телефон:
– Подумай, кому из своих ты можешь позвонить, чтобы пошуровали в ваших компьютерах, проверили, нет ли какой информации по Виктору Сергеевичу Щипачеву.
– Кто такой?
– Предположительно один из местных воротил финансовой или банковской сферы.
– О-о’кей! – пропела она, впадая в задумчивое состояние.
Но в задумчивости Алла пребывала недолго. Решительно взяв трубку, она потыкала пальцем в кнопки набора и, не представляясь, эдак запанибрата, потребовала у ответившего позвать некоего Мишакова. Продиктовав по буквам этому самому Мишакову фамилию Генерала, Анохина благословила его номером моего телефона и дала отбой.
– Если есть у нас такой в компьютере, а у нас все крупные тарасовские воротилы есть, сама знаешь, Иван его сейчас из-под земли откопает, – заверила она меня, помахивая трубкой. – Будем ждать?
– И чай пить.
– Лучше кофе! – запротестовала она. – А варенье можно и так, между делом, с батончиком.
– С батончиком! – умилилась я и открыла холодильник. – Прошу. А кофе я беру на себя.
– На сколько персон? – живо поинтересовалась Алла, без церемоний запуская руки в продуктовые недра.
– Ни в коем случае! Я уже бутербродничала перед твоим приходом.
– Так вот почему ты была такая злющая!
* * *
Ух, и злющая же я буду на самом деле, если ни Вадима, ни Абдулатипова не окажется на месте! Телефонный номер, данный мне Радиком, при каждом наборе упрямо выдавал короткие гудки, а выходить на Цибиза с таким пустяком мне не хотелось. Тоже генерал в своем роде, Цибиз-то.
Припарковав машину неподалеку от нужного перекрестка, я заперла ее и быстрым, деловым шагом направилась к ресторану, повторяя как заклинание, способное принести успех, когда-то показавшуюся мне туманной формулировку:
«Активность, настойчивость и осмотрительность, каждая в разумной, по обстоятельствам, пропорции, – это три кита, на которых покоится архипелаг успеха».
Напыщенно, но точно. И весьма применительно к текущему моменту.
Помнится, кости предостерегали меня от дружбы с врагом, и я терялась в догадках – кто он, мой враг? Оказалось, бандиты на сегодняшний день если и не в друзьях моих ходят, то уж, во всяком случае, и не во врагах.
Пока я прохлаждалась дома, бутербродничая и болтая с Анохиной, на город с ясного неба нападал снежок. Рыхлый и легкий, как пух, он тонким слоем лежал на жестяных подоконниках старых домов, возле бордюров, в местах, недоступных ногам и колесам, и под светом фонарей будто сам светился, мягко лучась изнутри каждой снежинки. Такие моменты пропускать нельзя во всяком настроении и при любой озабоченности, если не хочешь замкнуться чисто на проблемах и жить только ими.
Перед тем как войти в «Тройку», я остановилась, умерила нетерпение и, зачерпнув полные пригоршни этой снежной пушистости, поднесла ладони к лицу. Лишенная обычной снежной плотности, на моих перчатках лежала просто горка снежинок, способных взлететь в воздух при малейшем его движении. Но было безветренно.
– Эй, госпожа из подворотни, ты прям как ведьма, погоду заколдовываешь, что ли?
Я обернулась. Невысокий мужичок в смятой армейской шапке, стоптанных башмаках с загнувшимися кверху носами и куртке, на которую нипочем не уляжется никакой из уважающих себя домашних псов, остановившись поблизости, смотрел на меня с доброй и глуповатой улыбкой.
– Как ты угадал? – и я улыбнулась ему. – Я и есть Ведьма. Только не из твоей подворотни.
– Гордая! – не переставая улыбаться, причмокнул он с сожалением. – Величайший – малейшим, а малейший – величайшим наречется в Царствии небесном. Не слыхала, что ль?
Вот удивил он меня! Не ожидала...
– На какой паперти ты об этом узнал? – от неожиданности не удержалась я от пустого вопроса.
– На счастливой.