Опоздавшая - читать онлайн книгу. Автор: Оливия Голдсмит cтр.№ 106

Он перестал улыбаться.

— Я никогда не пил так много, только после Лотти. Полагаю, ее смерть сломила меня. Но я завязал с саможалением и самолечением.

Он помедлил, и голос его стал грустным.

— Как-то ночью я поймал себя на мысли, что если бы Лотти не умерла, то я бы не запил. — Он снова помолчал. — Возможно, я был бы выше и не так облысел. — Он попытался улыбнуться, но у него не получилось. — Я отвратителен сам себе. Я не знаю, кем стану, когда вернусь. Не знаю, где буду жить и что делать. Я не знаю, смогу ли я писать снова. Но поскольку я не пишу теперь, то это не так уж и важно. Я буду сведен к трем «С»: сокрушенный, сломленный и скучный. Но пока еще меня не оставила надежда. Правда, я не уверен, что она не оставит меня, когда я протрезвею.

Карен встала со стула и подошла к нему в тот момент, когда он тоже поднялся на ноги. Она обняла его.

— Чем я могу помочь тебе? — спросила она.

— Неплохо для начала. Может, ляжем?

— Мужики! — сказала она с поддельным ужасом. — Только и думают о сексе, когда хотят убить прошлое.

— Единственное, что я хочу убить, это самого себя, — сказал Перри тихим и мягким голосом.

Карен снова обняла его.

— Я рада, что ты решил поехать. Я люблю тебя, — сказала она.

Он оглядел свой помятый костюм.

— Пьяные художники в мягкой дешевой одежде и женщины, которые любят их… — Он вытащил ключи из кармана. — …за возрождение. Если бы не ты и Джефри, я бы и не пытался привести себя в норму.

Карен взяла ключи и ничего не сказала. Джефри, наверное, дал ему денег, не сообщив ей об этом. Конечно, она была рада, что он так поступил.

— Я тоже уеду, — сказала она, — но мы позаботимся о том, чтобы мастерская осталась за тобой до твоего возвращения.

— Ну, mi casa — su casa, — сказал он, — в этом случае, буквально, — засмеялся он, нагнулся и поцеловал ее в губы. — Шоу должно быть потрясающим, ты гениальна до чертиков, — сказал он и пошел к лифту, махнул рукой на прощание и исчез.

Недели моды в Париже стало проводить гораздо сложнее, чем несколько десятилетий назад. Из-за того, что Франция придала этому мероприятию значение национального события, большинство капиталовложений, деловых сделок и расходов на проведение десятков демонстраций мод для оптовых покупателей со всего мира поддерживалось правительством и находилось под надзором Палаты по высокой и творческой моде синдиката du Pracet-a-Porter. Однако из-за типично французских бюрократических затяжек не все здесь шло хорошо и гладко. Основные шоу были давно централизованы и собраны в навесном комплексе в парках Лувра. Безопасность и телетрансляции обеспечивались правительством, но это не означало, что билет на выставку гарантировал вам, что вы на нее попадете, или же наоборот, что безбилетники не попадут на нее. Число сидячих мест вдруг урезалось, билеты подделывались, и каждый год по крайней мере на двух шоу возникали крупные беспорядки из-за того, что двери демонстрационных залов оказывались запертыми. Мода здесь была больше чем бизнес — она была национальной гордостью и составляла образ жизни.

Репортеры и посредники здесь были более жестокими и экстремистски настроенными, чем в Соединенных Штатах, но и ставки здесь были намного выше. В течение сотен лет Париж правил миром как центр моды, и первые фотографии любой крупной французской коллекции имели зеленую улицу на всех электронных каналах, во всех основных газетах и журналах. Фотографы буквально растаптывали всех на своем пути, чтобы сделать снимки, и уже в этом году немало оптовиков и неудачливых журналистов получили увечья.

Трудно поверить, чтобы одежда вызывала такую истерию, но на кон ставилось больше, чем одежда. Отчасти это было искусство. Но прежде всего производство и бизнес. За последний сезон двадцать три дома моделей наняли около двух с половиной тысяч человек, которые потратили тысячи рабочих часов для того, чтобы произвести одну тысячу четыреста шестьдесят одну модель одежды. Подсчитано, что было сделано более полутора миллионов вышивочных стежков на Лакруа и использовано триста пятьдесят тысяч блесток на Ива Сен-Лорана. Один только Маурицио Галанте использовал девять тысяч алмазов. Когда Карен увидела роскошь и детальную проработку выставленных образцов, она чуть не упала в обморок. Для Нью-Йорка, несмотря на миссис Круз и ей подобных, такое количество одежды было бы немыслимым.

Париж был больше, чем искусство и ремесло. Париж был — деньги. Большие деньги. Громаднейшая часть французской экономики основывалась на гегемонии моды. Это были не только дома моды, но целые империи по производству духов, которыми владели эти дома. Например, компания LVMH владела не только Диором, но Лакруа, Гивенчи и Вуиттоном. Работали огромные ткацкие предприятия, производящие и продающие высокую моду клиентам со всего мира, они создавали и поддерживали иллюзию роскоши и блеска, тиражируемую международными журналами мод, которые раскупаются женщинами всего мира. И неудивительно, что когда Ив Сен-Лоран начал разоряться, то правительство выкупило его дело. Это был утилитарный подход. Сен-Лоран стал Крайслером Франции.

В последние годы Франция стала уступать итальянцам. Жанфранко Ферре занял место Марко Буано в качестве главы Диора. Армани царит в женской одежде, и многие французские производители мигрировали в Италию. Франция так и не сумела связать создание моды и ее индустрию, а итальянцы оказались мастерами. Двадцать лет назад в итальянском языке не было даже слова «дизайнер», они назывались «sartos», что означало портной и звучало оскорбительно. А теперь Армани, известных под кличкой «монах», правит модой во всем мире, и бомонд покупает больше дорогих нарядов высокого стиля в Италии, чем где бы то ни было еще. Но несмотря на то, что итальянцы могут создать и произвести одежду высокого качества, у них не хватает фантазии, шарма, художественной полноты французов.

Американцев обвиняли в отсутствии всего сразу: считалось, что у них нет ни художественного исполнения, ни шарма, ни качественной выделки. Рабочие комнаты Карен были умирающей традицией. Признанный уровень качества был только у Джимми Галаноса. Но когда дело доходит до бриджевой линии… И тут Карен закатила глаза, предвидя все свои проблемы. Было общепризнанным, что в американском производстве цена хорошей одежды была бессовестно высокой, а качество столь же бессовестно низким, поэтому в Париже к американцам относились как к выскочкам, беспринципным торгашам. Калвина Клейна и Донну Каран обвиняли в подделке под Армани, а де ла Ренту — без сомнения, под Джигли.

Французы относились с презрением ко всему американскому, кроме долларов.

Но уважения за доллары было достаточно. В течение недели моды нельзя было найти ни одного приличного отеля, который не был бы заполнен до предела, невозможно было заказать столик в каком-нибудь хорошем ресторане — все было уже занято. Мода была дойной коровой, которую доили только французы. И если оставить в стороне ксенофобию, не было ничего удивительного в том, что французы не были готовы принять на ура американскую выскочку.