Мама, я жулика люблю! - читать онлайн книгу. Автор: Наталия Медведева cтр.№ 46

Мне смешно. Я одеваюсь в свои одежды, брошенные мне прямо в лицо Людкой. Сашка швыряет мне пальто, пиджак. Сам в брюках с незастегнутым ремнем. Я беру свои шмотки и иду в коридор. Заглядываю в комнату. Захарчик на нерасстеленном диване. Злой. «Пока, Захарчик!» Людка дает мне поджопник. Мне не обидно. «Ай виш ю э гуд тайм!» Еще один поджопник. Она чуть не плачет. Ваню в отель отправили, а Захар ее даже не выеб. Какое же это гулянье!

* * *

Мы сидим на скамейке у Людкиного дома. Такси, конечно, не видно. Людка не унимается — выкрикивает нам ругательства из окна. Совсем рехнулась — бросает в нас подушку: «Спите под кустом!» Я кладу подушку на колени Александру и свою голову потом на нее, вытянувшись на скамейке.

— Саша, знаешь выражение — «и рыбку съесть, и на хуй сесть»?

— Знаю, оно обычно к бабам применяется.

К каким, он не говорит. Но мне очень весело. За один день столько происшествий!

— Ты, Сашенька, хочешь заниматься своими делами — фарцевать — и не быть связанным с этими людьми. Так не бывает. Я знаю ведь, что тебе больше компания Мамонтова нравится. Ты мне всегда говоришь, чтобы не связывалась с центровыми. А сам? По рукам и ногам с ними связан.

— Вот поэтому я и уеду от вас всех на Север, к ебени матери.

— Хорош гусь! А я, интересно, куда должна уехать — на юг?

Серьезно я не воспринимаю его «уеду», но мне неприятно, обидно. Он целует меня в висок, как бы успокаивая, разубеждая.

— Да, попали! Была бы ты мне малознакомой, как все легче бы было!

— Конечно, легче. Ты бы выебал меня и на клопах. А когда бы я задремала, тихо бы свалил.

И мне было бы легче с малознакомым. У него наверняка была бы квартира. Спали бы сейчас. У меня и хорошо знакомых не осталось. Откуда время на них взять? На Александра его не хватает. Вот они и разбежались, хорошо знакомые. То меня дома нет, то на хуй пошлю, то занята, то еще что-то. Александр прекрасно может и поебаться с кем-то, и пообщаться. Когда я на работе, в школе, когда у него «дела». А я? Не то что поебаться, встретиться с кем-то! Когда я могу? Ведь мужчина в конце концов инициатор. Да я и не хочу быть руководителем. В мелочах, может. Но что это за руководство — так, надутые губы, хныканья… Наглая я все же! О своих грехах не помню. И с Володькой-баскетболистом выеблась, и с ребятами на чердаке. И с другом еврея-инженера выеблась бы — с Рыженьким — будь он понаглее. Он меня и домой не раз провожал, и духи подарил… К моему собственному удивлению, больше не с кем. Дожили, что даже ёбарей нет!

Такси зато вот есть. Сейчас мы поедем в разные стороны. Как мне это надоело!

— Ну, поедем ко мне. Все спят. Никто не узнает. Двери в комнату я всегда запираю…

Действительно. Прошмыгнем тихонько. Утром он рано уйдет. Мать проверять не станет. Да ей в голову не придет, что я могу привести с собой Сашу. Набраться такой наглости?!

Начальница была права в своих подозрениях о моих пропусках работы из-за кино. Только в кино я пока еще не снимаюсь, а смотрю. По телеку, утренние передачи. Опять наши тезки нас приютили.

Маленькие молодцы — учатся. Уходят утром в университет, а мы с Сашкой остаемся на матрасе. Едим, пьем. Читаем американские журналы. Их у Наташки целые кипы и совсем свежие номера «Ньюсвика» есть. Что ни номер, так обязательно что-нибудь о Советском Союзе. Так они интересуются! Однобоко, правда, как-то. Фотографии мужиков в шапках-ушанках, бабок с рынка. Можно подумать, что у них колхозники — фермеры — одеваются у Кристиана Диора! Нет чтобы напечатать фото кого-нибудь вроде меня — «Сегодняшняя Советская Школьница». И обязательно увеличенная в размерах беломорина, набитая планом, в накрашенных губах, ха-ха! А то они думают, что мы все тут до сих пор в лаптях ходим и на балалайках играем. Заботились бы лучше о своих безработных. У нас ни хуя никто работать не хочет, а у них работы нет! У них рекламы сигарет и кока-колы, а у нас лозунги и «Требуется!». Безработные, приезжайте в Советский Союз — здесь «Требуются!», «Объявляется набор!», «Срочно требуются!..» Зарплаты маленькие, но вы же будете привилегированными людьми. Еще бы — сбежали из капиталистического рая в «страну, строящую гибель» всему миру.

Немудрено, что иностранцы сходят с ума от русских девчонок. В журналах они видят только «бабушка'с», а приезжают… Софи Лорен-Монро-Кардинале разгуливают по улицам. И главное, не избалованы — флакончик духов — высший кайф! О мраморной ванне с золотыми краниками, в которой плавает первая леди, ныне мадам Онассис, и не подозревают. Одно из своих заседаний Политбюро должно посвятить значению русской пизды в мировой политике. От этой русской штучки все охуевают — женятся, экспортируют.

Я не прихожу ночевать, но мать про милицию больше не говорит. Я работаю. Александр работает. Будто это была ее цель — отправить нас на работу. Сашка, как ее ни встретит, все комплиментами засыпает. И мне вполне серьезно сказал, что у матери сексуальные ноги. Я ей передала. Как она растерялась, раскраснелась! Пыталась возмущаться, но потом застеснялась и из комнаты вышла.

У нас дома новинка. Купили в бабушкину комнату диван. Оттоманку — на помойку. Перед тем как ее выбросить, я заставила бабушку обивку с валиков сдернуть. С изнанки она потрясающая. Бабка все пальцы исколола, пока шила мне пиджак — модель я в «Воге» высмотрела. Отпорола от стокилограммового пальто с лисой золотую пуговицу — и получился блеск!

Как весна меняет людей! Все будто похудели. Особенно женский пол. Волосы по плечам развеваются, ножки в капроне мелькают, жопы туда-сюда. И всех будто больше стало. Выпросила у Ольги плащ. На пробы велели прийти в школьной форме. Не переться же в ней по городу. Я посмеялась над Ольгой. Рассказала ей, что прочла в «Тайме» про убийцу, появившегося в Москве, — он за блондинками в красном охотится. А у Ольги как раз куртка красная от Мустафы. Ольга разинула рот, но потом успокоилась, заметив, что это — в Москве, и наверняка вранье. Специально, мол, написали, а то получается, что только за границей убивают. У нас, если бы такой убийца и появился, вряд ли бы написали — что народ зря пугать и давать каким-нибудь чокнутым лишнюю информацию. Тем более что блондинки все равно не перекрасились бы в брюнеток.

* * *

Когда я подхожу ко двору Ленфильма, мне кажется, что все прохожие знают, куда и зачем я иду. Не просто так, а на кинопробы! Вообще-то Борис сказал, что это просто формальность. В проходной меня встречает Татьяна — ассистентка Бориса. Мне нравится, что можно с ними по имени. Они с нами на «ты», мы на «вы», но по именам.

Татьяна постоянно здоровается с пробегающими, несущимися, стоящими у бесконечных дверей киношниками. Олег Даль пробежал, улыбнулся. А в фильме у Бориса будет сниматься Елена Соловей — любимица Никиты Михалкова. Проходим большую залу, увешанную фотографиями, но я никого не узнаю. Татьяна говорит: «Это те, кого зритель не видит». Грамоты висят. В коридоре двери с табличками. Фамилии режиссеров, названия фильмов. «Звезда пленительного счастья», «Дневник директора школы» — нам сюда. Борис похлопывает меня по плечу. Я снимаю плащ, и он недоверчиво смотрит.