Отель `Калифорния` - читать онлайн книгу. Автор: Наталия Медведева cтр.№ 28

Что должно было произойти здесь, она не совсем понимала. Ее должны были куда-то взять, что-то ей дать. В этом гигантском складе коробок, поставленных на попа. В этом монстре, о котором мечтают во всем мире. А он, как муравьед, засасывает, пережевывает и выплевывает двуногих муравьев.

Вот такой вся Америка представлялась еще в Москве. Как и большинству американцев Россия казалась Красной площадью с Василием Блаженным и мавзолеем; с мордастыми дядьками в шапках на нем, приветствующими организованные толпы демонстрантов с флагами и детьми на плечах.

Сабвей, правда, превзошел все ожидания. Не своей клоачностъю, а состоянием в нем. Ощущением себя абсолютно беспомощной. Любое резкое движение стоящего рядом или протанцовывающего мимо черного заставляло съеживаться. (И это после Лос-Хамовска, где ист эЛ.Эй. черный!) И она заметила, что не только ее — люди вообще старались не смотреть друг на друга, в лица, в глаза. Чтобы не нарваться на вопрос: «Эй, ты! Ебаный вайти [102] , что уставился?» Косой мужик, которому это рявкнул черный парень в вязаной шапочке, стал оправдываться. А Настя чуть не расплакалась. От обиды, стыда, трусости и беспомощности: «Никто даже не посмеет что-нибудь ответить, сказать что-то против. В морду дать!» Все отворачивались, заворачивались в газеты и воротники.

Но сабвеем она проехала из любопытства. В основном же ходила пешком и радовалась этому естественному человеческому действию, как чему-то новому, необыкновенному. Ходить пешком.

В комнате, отведенной для одежды и манекенщиц, двое уже сидели на полу. В колготках и лифчиках, они обычно заканчивали мэйк-ап к приходу уже загримированной Насти. Они не были дружелюбны, поэтому она и приходила уже накрашенная, дабы избежать лишних сорока минут общения. Она сначала все пыталась понять, почему, что она делает не так?

Потом ей надоело, и она стала называть их в уме старыми вешалками.

У белой Анн кожу, казалось, можно было бы оттянуть на несколько сантиметров со скул, как у йогов. Она штукатурилась, будто пыталась поменять лицо. Ей это удавалось, она была, как в маске, и не шевелила мышцами лица, дабы килограммовый грим не заполнял ее морщины. Черная Гейл дольше всего красила щеки, и они превращались под конец в грязные апельсины. На второй день работы Анн сказала, что Настя очень бледная по сравнению с ними. Настя не сказала, что они, как две престарелые бляди поутру в салуне, а стала красить губы вампирским цветом и делать угольными глаза.

Каждое утро перед показом в комнату приносили поднос с кофе и горячими булочками. Настя обязательно съедала одну-две. Чем вызывала тихое удивление манекенщиц. Будучи и так эфиопски худа, она потеряла три кило в Нью-Йорке. Она экономила и ела раз в день. В очень красивом и дорогом кофи-шопе за углом, напротив Сентрал Парк. Иногда она покупала гамбургер и брала в пансион. Но в комнате три на четыре было тоскливо, и Настя предпочитала ходить по городу голодная. Комната, за которую сама же и платила, пустовала.

Муз вбежала в номер и, расцеловавшись со всеми, Настя едва успела выдохнуть дым сигареты, замахала «Нью-Йорк Таймс». На этот раз Муз Модерн отвели целую страницу.

Статью сопровождали фото. Небольшая Муз и ее мужа-менеджера и две большие фотографии Насти. Обычно снимки с фашион-шоу были с каким-нибудь дефектом — то рука была отрезана, то глаза косили. Эти два были безукоризненными. Будто студийные. Настя посмотрела, нет ли фамилии фотографа, и, не увидев, спросила у Муз.

— Настия, пожалуйста, сначала закончи мою работу, а потом занимайся своими делами, — Муз смотрела снизу вверх своими серыми глазами с фиолетовыми веками, что делало глаза усталыми. Модно было быть измученной.

Настя хотела сказать, что потом у нее не будет времени, что билет не обменять, что у нее нет денег, что для нее это шанс, что… Ожидать участия Муз в Настиной карьере было глупо — у самой Муз она была недоразвита.

Настя отошла к вешалке с одеждой для шоу. К каждой манекенщице была прикреплена толстая негритянка-одевальщица. Они ничего не понимали ни в туалетах, ни в их последовательности, несмотря на то, что платили им пятнадцать долларов в час. Им все время надо было говорить: «Спасибо, лапочка! спасибо, дорогая!» Восторгаться, изумляться и хлопать в ладоши тому, как они все прекрасно не делают. Для Насти это было мучением. «Зачем, зачем все эти притворные любезности, радости телячьи. Прямо без мыла в жопу лезут!» — думала она о двух манекенщицах и вспоминала слова Друга, Джоди, Ричарда: «You have to please people!» [103] Она все пыталась поточнее перевести эту фразу на русский, но всегда у нее получалось «лизать задницу».

Негритянка взмахнула юбкой — пора было одеваться — взмахнула не той. Настя стала считать до десяти в уме. Потом до пятидесяти, и дальше. Не помогало. Плохое настроение всегда отражалось на ее физиономии. А ей во что бы то ни стало надо было быть в хорошем. Потому что после шоу у нее был назначен аппойнтмент [104] . С Альбертом Ватсоном. И уж его-то она ни за что не должна пропустить. Что бы Муз ни говорила о лотом.

Свидание ей назначила девушка из «Базар» — молодая, деловая и, как Насте показалось, честная. Вообще она заметила разницу в манере разговаривать у ньюйоркцев. Ей очень нравилось, что они не сюсюкают, не лебезят и прямо говорят о деле. Во всяком случае по сравнению с лосанджелесцами это было прямо. Честная девушка из «Базар» сказала Насте, что прямо, так вот, сразу, на работу ее взять не может: «Но я уверена, что ты бы смогла и для «Ревлона» работать, и для нашего журнала, и для «Вога». А Альберт Ватсон тебя точно бы поснимал. Если хочешь, я сделаю свидание…» Настя чуть не взвизгнула — «если хочешь»! Сама она могла бы ему звонить месяцами и даже голоса его бы не услышала, а тут — «Это Лин… Альберт, модель из Лос-Анджелеса…»

Зазвучала надоевшая за две недели музыка, и показ начался. Настя выходила третьей — ее как бы оставляли на десерт; Она полетела по ковровой дорожке между рассевшимися покупателями. Кто-то с кофе, кто-то уже с шампанским. За ширмой на переодевание давалось немного больше времени, чем в Советской армии во время подъема. И снова надо было вылететь — одежду Муз Модерн надо было демонстрировать именно летая, чтобы видны были все эти безумные кружева на подолах, складочки, воланчики, которые следующим летом повиснут на женах сенаторов в подражание первой леди, потому что Белый дом обратил-таки на Муз внимание… И снова аплодисменты и вспышки камер, и опять стрелой за ширму, и опять вспышки камер… И потом все заканчивается. Модели идут помогать одевальщицам развешивать одежду по порядку, не забывая повторять thank's honey! [105] , а покупатели — поздравлять Муз, обнимать Муз и целовать Муз.

Пока все были заняты восторгами Муз, Настя улизнула из номера, взяв с собой свое портфолио, спрятанное под столом. Ей показалось, что Гейл это заметила, но не подала виду. Настя подумала, что черненькая в общем-то ничего и бывает скрытно дружелюбна: «Это потому, что мы с ней minority [106] . Я эмигрантка, она негритянка». Хотя в нью-йоркском сабвее любой белый мог легко почувствовать себя меньшинством.