Ночная певица - читать онлайн книгу. Автор: Наталия Медведева cтр.№ 52

Это очень верное слово — как при стрельбе, надо попасть в десятку. Потому что тысячи, сотни тысяч живут, ходят, ездят по Голливуду, ширяются на его тротуарах, тушат о них хабарики, оставляют на знаменито-звездных квадратах следы крови в драках, и гильзы от пуль закатываются в щели, так что какому-нибудь детективу Маллоне, опять же голливудскому, приходится долго искать. Но все они не попали в Голливуд — в десятку. А мы с Бoрисом — да! Нас взяли. Нам даже целиться особо не надо было. Надо было быть в Мишкином клубе.

Мишка, иначе его никто и не называл, был выходцем из Шанхая, армянского происхождения. Семья его владела там ресторанчиком, в котором пел Вертинский. Этот факт очень повлиял на видение Мишкой своего уже ресторана в Америке. Еще он служил в американской армии в Европе и бывал в Париже. Там он, конечно, не прошел мимо русских кабаре-ресторанов, кафешантанов, как называл их Алеша Дмитриевич. В общем, Мишка хотел белоэмигрантского шика и тоски, белогвардейского приюта душевного. Хотя больше получался притон. Ну, Голливуд. Голливуд — это ж Америка. А Америка — это порнуха: все делает вульгарно-пародийным, ненастоящим, поверхностным.

Мишка сам пел, играл несколько народных мелодий на балалайке, много пил и пытался выебать всех молодых клиенток. А их было очень много — молодых калифорниек полураздетых. Потому что жара. А значит — шорты, маечки с открытыми плечами-спинами-животами, кто официантка, кто в Голливуд целится, кто уже попал: сингинг вэйтресс*. Они все очень лезли в этот ресторан Мишкин. А мы с Бoрисом выступали.

В Америке нельзя без "Хавы нагилы", поэтому репертуар у нас был интернациональный. Бoрис пел "Май идише мама" и американский поп, то что население Америки поет. Меня же тянуло на старые софистикейтд** песни-романсы Сары Воу, Марлен Дитрих. И сомнений не возникало, что и по-русски я должна петь романс "Караван", а не репертуар Пугачевой. "Сингапур" Вертинского, а не песни Резника. Хотя, тогда советские песни были куда выше по уровню, чем сегодня. Кнут все-таки держал поэтов-песенников на каком-то возвышенном эстетическом пьедестале. Сегодня экономический диктат вернул их к аутентичному — к параше: Танич и его шедевр "Лесоповал".

К тому времени я побывала почти на всех студиях Голливуда — снималась в эпизодиках, пробовалась. Часто была в телепередачах, как манекенщица. Вообще, мое первое жилище в Эл.Эй. находилось прямо напротив знаменитых ворот в "Парамаунт". Голливуд не был для меня этим "манящим городом-грибом, построенным на дрожи иллюзий и надежд" (это из незавершенного романа Фицджеральда "Последний магнат"). Тем более все эти иллюзии и надежды развеиваются, когда — в который раз! — голливудские божества, кастинг персонс*, те, чьи имена российские переводчики голливудской видеопродукции даже не считают нужным упоминать, но от которых зависит, быть вам в Голливуде или не быть, становятся злыми и жестокими монстрами. "Вы очень красивая и интелледжент лукинг** женщина. Но по фильму наш русский профессор, с которым вы приехали в Америку, должен остаться здесь из-за нашей американской героини. А она не такая красивая, как вы. Получится неправдоподобно, понимаете…" И вы, конечно, понимаете и иногда жалеете, что вам не пятьдесят, что вы не толстуха Токарева — вот кого бы взяли в Голливуд семидесятых — начала восьмидесятых!

Джозеф Вамбау был когда-то полицейским. Еще до отъезда в СССР я смотрела "Новые центурионы" Ричарда Флейшера, снятый по его роману. В Америке же помню разрекламированный фильм "Луковое поле". Но Вамбау уже полицейским не был. И просто писателем ему, видно, наскучило быть. Голливуд же рядом! Как это в фильме "Схватить коротышку" с Траволтой — в Лос-Анджелесе даже наркодельцы лезут снимать кино! Так что этот бывший полицейский сам решил снять свое кино — ну, как всегда: идиот продюсер не понимает моей истории, придурок режиссер ни черта не смыслит в моих персонажах! Вамбау сам вы-ступал в роли продюсера!

Я даже после премьеры фильма не поняла, почему он назван был "Черный шарик". Это название по-русски красовалось на промо-майках. Красных, конечно.

Хорошо быть взятым в Голливуд. Так, чтобы на вас первым указал перстом своим самый главный. Тогда и все его подручные относятся к вам иначе. Они не видели вас в пресмыкающемся состоянии — вы не обивали их пороги, не сидели в приемных, не трезвонили этим теткам, всем как на подбор сукам: "Донт колл аз, вилл колл ю!"*, вам не надо было ни с кем (обычно не с тем!!!) спать, никому ничего сосать или лизать. Меня выбрал сам Вамбау! Можно сказать, сам пришел ко мне (к Мишке в клуб!) и выбрал за то, какая я есть. Это меня, наверное, очень извратило. Я думала, что так и должно быть, и поэтому никогда никому ничего ни сосала, ни лизала. А, может, зря! Была бы, может, звездой! С кинематографическим багажом кэгэбэшниц, а?!

Ну, у Вамбау там в романе ничего оригинального не было. Была какая-то русского происхождения Наташа — я поэтому уже Наташей оставаться не могла! И главный персонаж — полицейский. Он с ней спит, ходит в русский ресторан и танцует у нее дома под русскую музыку. Под вальс. "Старинный вальс" — музыка и слова Н. Листова. Этого я тогда не знала. Это сейчас я сбегала в другую комнату и прочла имя автора в сборнике музыки отдыха "Ночь светла" (этот вальс я тоже пела), который купил мой металлический принц, гитарист и лид-вокал кошмарной "Коррозии металла". Так что утверждать, что "металлисты" слушают только своих, было бы неверно.

"Черный шарик" Вамбау выпускала студия "20 Сенчури Фокс". Главным режиссером был Франк Капра-младший (его папа — суперрежиссер Голливуда прошлого). Музыку к фильму писал Морис Жарр. Видимо, Вамбау пригласил его из-за "Доктора Живаго" — американцы считали "тему Лары" исключительно русской музыкой. Жарр также должен был аранжировать этот самый "Старинный вальс" в моем исполнении. Запись должна была состояться в звукостудии "Фокса". А съемки с моим участием проходили в Мишкином клубе. И я и Бoрис, собственно, изображали привычную нам рутину — выступали.

На пол перед сценой был настлан еще слой пола, и на него уложены рельсы, по которым как по маслу возили тележку с оператором и камерой. Мне очень понравился человек с микрофоном на длиннющем шесте. Он, как прыгун в высоту, бесшумно, на кошачьих будто подушечках, передвигался с этим микрофоном, одетым в "шубу", и ловил каждое слово. Можно было говорить еле живым шепотом, и микрофон все фиксировал. Тогда мне представился этот человек задействованным в шоу — нагло-шикарная певица орет-шепчет на сцене, мотаясь туда-сюда, а полуобнаженный атлет с шестом-микрофоном следует как завороженный, нет, лучше, как раб! за каждым ее звуком. Он бы олицетворял человека, поистине ловящего каждый мой вздох! Это, конечно, была бы я — нагло-шикарная певица. С плеткой. Я бы делала обманные движения и хлестала его, раба с шестом и микрофоном, когда бы он не поспевал за мной. О-о-о! какое это было бы зрелище…

Но ничего подобного в фильме Вамбау, конечно, не было. Все русские, так сказать, сцены фильма были типично русскими. В представлении Голливуда, да и всей Америки, собственно, — балалайки, косоворотки и косорыловки, водка то есть. Несмотря на "советскую угрозу", выраженную наличием ядерного оружия, то есть развитостью страны, ее культуру западный мир отсылал к началу века. Да какой там! Ко временам крепостного права. Я никогда не могла понять, почему это так. Верить в какой-то всемирный заговор против России-СССР было бы почти так же дремуче, как и воспринимать саму Россию-СССР исключительно по Чехову, которого ставили все театры Америки. С другой стороны, и сам СССР этому способствовал — фильмы Михалкова, ансамбли Моисеева и "Березки", Зыкины и "Лебединые озера", икра и "Столичная", матрешки и балалайки — вот российский набор экспорта. Но надо сказать, пошли Министерство культуры в те времена в Америку "Машину времени" или "Аквариум" — картинка не изменилась бы, судя по отношению к звуку этих рокеров. А может, родилось бы новое течение в музыке русский рок? Но это дело прошлого — сегодня они уже все туда съездили и подтвердили свою несостоятельность коммерческой неокупаемостью (впрочем, это не аргумент — деньги… или?). А группа "Горкий парк" стала обычной, средней руки, американской рок-группой.