Жестяные игрушки - читать онлайн книгу. Автор: Энсон Кэмерон cтр.№ 57

Свора комитетских функционеров сгоняет нас, пятерых финалистов, в кучку перед флагами, и фотографы из газет и журналов, хмурясь, без особого интереса щелкают затворами и мигают вспышками, словно мы так, бесплатная добавка на десятую страницу, не способная положительно повлиять на их уважаемые репортерские карьеры, скажем так, как повлияли бы на них разрушительное столкновение автобусов, или брызги президентских мозгов, или присутствие знаменитости.

— Блин, скорей бы все это кончилось, — шепчет мне Тревор.

Мне так и хочется крикнуть фотографам: «Эй вы, задницы тухлые. Один из нас, возможно, создал флаг, за который отдаст жизнь на чужбине ваш сын или дочь. Слышите, задницы? Один из нас может стать исторической личностью. Один из нас, возможно, представляет больше интереса, чем увеличенная телевиком голая сиська загорающей старлетки из мыльного сериала…»

Но когда нам командуют: «Улыбочку!» — я послушно улыбаюсь. И когда нам говорят стать в профиль и указать рукой на свой флаг, я послушно поворачиваюсь, и выставляю руку пистолетиком, и целюсь стволом указательного пальца в свой флаг. Потому, что эти люди могут чему-то научить меня. Эти люди своими «Никонами», и своими «Пентаками», и своими «Кэнонами», и своими «Хассельбладами» отмечают то, что мир считает важным. Поэтому я ощущаю нечто, что, должно быть, ощущали когда-то давно, на заре своей карьеры, нынешние знаменитости.

Они делают всего по несколько снимков. После того как они заканчивают, за меня, точнее за мой левый локоть, берется Дороти Гривз. Это невысокая женщина с лиловой шевелюрой уличной девицы, явно от какого-нибудь самого престижного парикмахера. Она начинает водить меня по залу и знакомить со всеми, с кем, по ее мнению, мне необходимо познакомиться. В первую очередь она знакомит меня с национальным менеджером одного из четырех крупных банков, спонсирующих конкурс. Он тоже невысок ростом, с резким, но симпатичным лицом и коротко стриженными седеющими волосами. Его костюм безупречного покроя тоже серого цвета — в тон волосам, а также для того, чтобы на нем не было видно перхоти. Мы обмениваемся рукопожатием, и он, склонив голову, говорит мне: «Улуру».

И я отвечаю: «Да, это я».

Этот человек — мой банкир. Он каждый день держит меня в очередях и крутит мне, запертому в этих очередях, рекламные ролики, в которых уверяет меня в том, что он и его щедрость сделают из меня молодую пару с идеальными зубами и полными задницами в туго обтягивающих джинсах, несущую невесомые ящики с пожитками в наше первое любовное гнездышко из кирпича и деревянных щитов, где нас ждут вечная любовь и аккуратно подстриженный газон.

— Знаете, я правда рад познакомиться с вами, — говорит он мне. — Мне правда нравится ваш флаг. Улуру — какой славный и простой символ. Наш кленовый лист. Вы просто умница. Нет, правда.

— Спасибо, — говорю я. — Это меня вроде как однажды осенило. — Он громок, и доброжелателен, и все время хлопает меня по лопатке. Наверное, он представляется себе этаким покровителем искусств. Наверное, он обладает преступным даром смотреть на себя через такое количество зеркал, чтобы они показывали его образ именно так, как ему нравится.

После банкира она представляет меня загорелому представителю фирмы-спонсора, производящей роль ставни и двери. Потом улыбающемуся директору-распорядителю фирмы-спонсора, производящей кухни. А потом руководителю среднего звена Главного Спонсора, который импортирует девяносто девять и три десятых процента каких-то там тачек, а производит семь десятых других здесь, основываясь на старом, добром австралийском ноу-хау. Каковые проценты являются моим собственным, циничным и преувеличенным предположением; впрочем, познакомившись с этим руководителем среднего звена, замечаешь, что он заламывает бровь всякий раз, когда речь заходит о нем самом, и язвительно называет себя «Королем Отделки для Бардачков» или, иногда, «Бардачковым Магнатом».

Потом она представляет меня Абсолютному Рексу из Сиднея, который, оказывается, президент этого их Комитета, с этой его известной всему континенту гривой черных волос, наводящей неподдельный ужас на всех противостоящих ему в философском отношении литературных критиков, и романистов, и адвокатов этого самого континента.

Она оставляет меня с этим руководителем среднего звена Главного Спонсора, едва не расплющивающим мне кисть рукопожатием крутого парня, и с Абсолютным Рексом, ограничивающимся легким кивком и одновременным подмигиванием на манер мудрых китайских священников из фильма сороковых годов.

Руководителя среднего звена автомобильной корпорации зовут Тони Дельгарно. Вид у него такой, словно он играл в футбол в команде лиги на три выше, чем стоил по своим природным данным, добившись этого исключительно драками по поводу и без повода.

Он стоит, широко расставив ноги.

— Говорят, вы у нас деревенский парень, Хантер, — говорит он. Ну да, он ведь читал табличку на стене.

— Ага, из Джефферсона. Ну, нам-то он казался почти что столичным городом. Но должен признать, Послевоенного Зала там не было… и автоматов с капучино — тоже. Правда, боулинг все-таки был. — Я пожимаю плечами, предоставляя ему самому решать, насколько сельским было мое детство.

Он похлопывает себя по груди ободком пустого пивного стакана. На белой рубахе остается мокрый полумесяц.

— А я из Беналлы, — говорит он.

— Ваш флаг — сильный претендент, Хантер. Исключительно мощный, на мой взгляд, — говорит мне Абсолютный Рекс. — У него отличные шансы получить общественное одобрение. Которого, какой бы сомнительной штукой оно ни было, нам иногда очень не хватает. — Он курит сигару, держа ее зажженным концом вниз собранными в горсть пальцами левой руки. — Скорее, пейзаж страны, чем флаг. Что, собственно, и является вашим представлением о назначении флага. Так ведь? Туземное представление, каким должен быть флаг? — Он затягивается сигарой, и конец ее освещается пульсирующим оранжевым огоньком.

— Кто знает, откуда приходят идеи? — спрашиваю я и снова пожимаю плечами.

— Я знаю, — говорит он. — И я рукоплещу тому, что флаг изображает место, а не какой-то там избитый символ. Это очень характерно для коори — свежий подход в области, где все скованы избитыми клише. Мне кажется, вы предлагаете настоящую психологическую карту Австралии. — Он снова затягивается сигарой, нимало не беспокоясь о том, куда выдыхает этот клубящийся комок голубого дыма.

— Что ж, спасибо, — говорю я.

— Несомненно, большую роль в этом сыграло ваше подсознание, — говорит он, словно невозможно представить себе, чтобы такая блестящая идея родилась в лобных долях моего мозга, явно не способных на серьезные размышления.

Поэтому я говорю ему: «Ну, может быть. Но знаете, мое подсознание работает обычно лучше в моменты затишья, когда над разрушенными вьетнамскими деревнями рассеивается дым. Дело в том, что я набрасывал эскизы этого флага, глядя на фильм с Сильвестром Сталлоне — где Слай надрал задницу целому гектару вьетнамцев. Набрасывал в промежутки между надиранием задницы. Которых, надо сказать, немного в случае, если Сталлоне свести с вьетнамцами. Можно сказать, задницу там дерут нон-стоп. Поэтому мое подсознание, должно быть, работало вхолостую в те редкие тихие моменты, когда деревни дымились».