Мастер Джорджи - читать онлайн книгу. Автор: Берил Бейнбридж cтр.№ 29

Капитану посчастливилось, он жил в четырех стенах разрушенного трехэтажного дома, примерно в четверти мили от лагеря. Правда, окна были выбиты и повсюду стояли ведра, ибо дождь натекал сквозь дырчатую крышу, зато ужинали мы за настоящим, пусть шатким, столом и стул подо мною сохранил существенную часть своей обивки.

Говорили только о войне, о том, в частности, как Первая дивизия под командой герцога Кембриджского сперва не поддержала Легкую бригаду. Очевидно, из-за неопытности герцога. Зато — после опасной проволочки — гренадеры и гвардейская пехота наконец соединились и дружно погнали русских.

Я сидел и молчал. С чего бы мне ввязываться в разговор? От всех этих бригад, дивизий и полков у меня решительно заходит ум за разум. Главным образом, не мог я внести свою лепту и в обсуждение того, как секли на днях упившегося на посту стрелка. Ему было положено семьдесят плетей, но он рухнул после пятидесяти, и потом обнаружилось, что в спине у него засел осколок ядра после встречи с неприятелем накануне. Джордж его осмотрел и сказал, что, скорей всего, он выживет, но сильно поврежденный в уме и немощный телом. Я пытался отвлечься, я воображал в свечном пламени Беатрис, она поджимала губы, осуждая мою манеру разгребать еду на тарелке. Сиди она рядышком, уж непременно бы цапнула себе кусочек, в особенности если бы подавали Эннин пудинг с коринкой.

Мне полегчало, правда ненадолго, когда капитан Джером завел речь о вероятиях нашего возвращения домой к Рождеству. Оставя в Ирландии дом и обширные конюшни, он тосковал по своим коням. Проклятый осел — его собственная оценка, — он доволок одного из самых любимых скакунов, Дьяболо, до самой до Керкинитской бухты, а там тот заболел и погиб. Неизвестно отчего; да и как столь тонкое, холеное и совершенное создание может выжить в подобных условиях? Он живо ощутил утрату и час целый, если не больше, стоял на берегу, глядя, как любимый коник уплывает в море. Он рассчитывал, что непременно встретится с этой дивной животиной в лучшем мире, хотя от души надеялся, что встреча отсрочится на несколько годков. Я пробовал слушать эту белиберду с приличествующей растроганностью, но не выдержал. Не выношу подобного сюсюканья.

— Платон, — вмешался я, — считает мир четвероногих как бы ухудшенным вариантом человечества, и чрезвычайно грубым притом.

Едва эти слова слетели с моих уст, я в них раскаялся: лицо Джерома не предвещало добра. Спас меня юный Гормсби; до той поры молчавший, он выпалил:

— Нет более грубого скота, чем человек.

Джером вертел стакан с совершенно невозможным видом. Капитан Фрамптон, давно свалившийся под стол, издал протяжный, томный вздох. Снаружи густой пушечный гул падал с высоты и перекатывался в ночи. Внутри плюх-плюх-плюхались в ведра дождевые капли.

Наконец я сказал:

— Вы знаете, разумеется, миф о том, как Афины пошли войной на город, основанный Нептуном на острове Атлантида…

— Мы не знаем, — сказал Джордж — но вы, я уверен, нас просветите.

— Боги попустили великую победу, но и победителей и побежденных поглотило землетрясением, и остров погрузился на дно морское.

— И что нам следует из этого заключить? — спросил капитан Джером, не отрывая глаз от какого-то насекомого, прявшего воздух вокруг свечи.

— Ну как же, — ответил я. — Что совершенно прав мистер Гормсби. Мы самые презренные существа и заслуживаем наказания, назначенного богами.

Мы с Джорджем ушли в полночь, пешком. Луны не было, и мы в темноте натыкались друг на друга, меся сапогами грязь.

— Поттер, — сказал Джордж — Это простое недомыслие или в вашем намерении было оскорбить?

— Оскорбить…

— Неужели вам недостает душевной тонкости понять, что эти люди смотрят в глаза смерти?

— Именно моя душевная тонкость, — крикнул я в сердцах, — не позволяет мне спокойно созерцать совершающееся. Я не то, что вы. У вас годами руки были в крови по локоть…

— Незачем кричать. Я не глухой…

— Для вас тело всего лишь комбинация мяса и костей. Мозг нисколько вас не занимает…

— Мозг, — сказал он, — точно также разрушается от удара. Он не прочнее остального.

— Я человек, привыкший часами сидеть за книгой! — крикнул я. — Тут я споткнулся и непременно бы упал, если бы не его рука. — Я человек, привыкший спать, уткнувшись в спину своей жены…

— Женщины, — пробормотал Джордж — Вечно эти женщины.

Вот она — стена, разделяющая нас. Я решительно не постигаю этого его отвращения к женскому полу, если забыть о грузе той любви, которой навьючила его мать. Мы не вправе забывать об упадке, предшествовавшем падению Рима. Как современный человек, я убежден, что союз с противоположным полом желателен не только в целях продолжения рода, но из-за благотворного своего влияния на душу. Впрочем, мои рассуждения, быть может, уязвимы, поскольку в существовании сей эфемерной субстанции я далеко не убежден. Я заставил было себя поверить, будто бы Миртл, соблазнив Джорджа (как иначе тут выразиться, если она сама к нему вторглась в ту ночь, окропленную луной), переделала его. Случайное появление в Варне изрыгающего пламя Помпи Джонса и мой набег без доклада в лазаретную палатку в поисках противопоносного средства положили конец этому заблуждению.

Откуда-то справа донесся топот, лязг лопат; мимо шел пикет. Крошечной искрой проплыл по черноте окурок, голос кликнул: «Черт бы побрал этот дождь. Скоро мы все рыбой станем, ей-богу».

Джорджа ожидало дурное известие. Сообщили, что Уильям Риммер погиб от ранения в голову. Как обыкновенно это бывает, предполагалось, что он не мучился. Пуля угодила прямиком между глаз, и он угас, как свечка.

Опять заявился этот Помпи Джонс, на сей раз единолично правя фотографическим фургоном. Его начальник в отсутствии, и он похваляется, будто бы у него важное задание от Королевского медицинского колледжа, а именно производить снимки, запечатлевающие ранения, будь то у живых, будь то у мертвых. Соответственно, он, разумеется, проводит время в обществе Джорджа, но иной раз я его замечаю за беседой с Миртл. У фургона чудовищный вид: поблизости разорвался снаряд, и его окатило градом осколков. Я застукал Миртл за странным занятием: она похлопывала его по бокам, будто это животное, которое надо утешить. Два окна вылетели, краска почти вся слезла и открывала бордовые разводы и невнятно золотую букву со смещенной перекладиной — не то П, не то Н.

Скоро нам выступать, дальше по долине реки Черной, к месту под названием Инкерман. По-моему, я уже бывал там в более светлые свои дни, да, я вспоминаю развалины того же названия на горных высотах.

Не желая оставаться в неведении как о целях, так и о маршруте нашего похода, я вынужден был спросить капитана Джерома, куда в точности мы направляемся. Он объявил только, что мы составили часть британских осадных сил справа от Севастополя, и более объяснений я от него не добился, зато он нехотя мне одолжил русскую карту местности. Насколько я мог разобраться, кряж под названием Инкерман на западе разделен Сарандинакиной балкой и, будучи с востока покрыт густыми лесами, с запада весь гол и открыт. Так что снова мы окажемся во власти стихий.