Габи - читать онлайн книгу. Автор: Светлана Беллас cтр.№ 30

День сменился ночью, что так отягощала муки Адель.

Она лежала на кровати в белом пеньюаре и чепчике, рядом с Виктором в муках встречая рассвет, глотает то, ли от счастья, то, ли от горя горькие слёзы. Он пришел, он рядом. Ее муж, Виктор Гюго. Ведь, она, уже стала забывать его близость и прикосновения, что жили отголоском в ее мечтах о любви, о страстных поцелуях и крепких объятиях. Но они были, уже так давно. Неужели он вернулся к ней и детям – Леопольдине, Шарлю, Франсуа, Адель? Она глядя на сонного Виктора, боялась одного, что он выспится и уйдет к той, дикарке, разлучнице. Сняв с себя чепчик, бросив его на постель со злостью в отчаянии крикнула, – Не за что! Растрепав свои каштановые волосы, плашмя упала на подушки и зарыдала, ей было обидно до боли, что их любовь в прошлом. Она, встрепенувшись, стала неистово обнимать недвижимое тело мужа, умывая лицо потоком слез. Она привстала на кровати и посмотрела вдаль на окно, за ним зиждился рассвет. Гюго безмятежно спал, по его лицу скользнула подобие улыбки. Наверно он во сне был счастлив, быть – может, с той…

Она вспомнила мать. Ей хотелось выдать замуж дочь, непременно по расчету. Она часто говорила дочери, – Надо выбирать тех, кто тебя любит, как собственник и кто сможет содержать. Но, как не матери знать девочку, что росла на глазах, мечтая о любви. Он, Виктор, в те дни сходил с ума от счастья. Писал ей письма в стихах, писал ее портреты, наброски. На радостях просил руки у супругов Фуше, хотя его мать, Софи Гюго, слышать не хотела о ней, Адель, ведь тогда деньги из семьи ушли бы в другую семью. Наверно из-за ее противоборства, Софи нервничала, семье грозил распад, не пережив того, даже в мыслях, вынашивая в себе страх, умерла. Гюго потерял близкого, заботливого человека. Отец, генерал Гюго, был счастлив иметь такую невестку, он не редко уделял мужские знаки внимания, ему льстило, кокетство Адель, она всегда мило улыбалась, его шалости, ей казались забавными, для нее он был авторитетным кавалером, с детских лет она была тайно в него влюблена. Ведь он был идеал мужчины – красивый, смелый, бравый, ловелас. После похорон матери все изменилось, кажется, жизнь обрела новое русло. Виктора стали издавать, он стал получать хорошие гонорары. После того оплота-любви, материнской опеки, Гюго получил желаемое – согласие Адель, славу и деньги. Его сборник стихов просто взорвал общественное мнение, опека Короля, дала тот резонанс, что он стал в центре внимания. Свадьба была желаемой.

Адель сидела на кровати и бормотала, – Бедняжка, Виктор! Это я виновата в твоем безумии, прости меня, это я отпустила тебя к ней, твоей дикарке. Я не думала, что так будет. Она закатила глаза вверх, просительно, произнесла, – О, Боже, прости! Помоги мне! Я устала принимать удары судьбы! Теперь, я поняла, что нельзя предавать свою любовь! Она заплакала, признаваясь себе вслух, – Он меня любил по – настоящему, я, же только играла в любовь, не всегда понимая его чувства, сама была к нему бесчувственная. Он предал и не раз меня, но я этого заслужила. Она отвернулась, уткнулась лицом в подушку, разрыдалась.

Вечер. Дом толерантности – «la maison de tolerance» – рай из соцветья молоденьких девушек, что возможно купить за деньги, и пользоваться без страха и упрека, как расположением, так и услугами, а эти мелочи жизни, отвлекают мужчину от одиночества, но это всего, лишь одна из сторон медали, та, что видна, скажем, поверхностная. Внутренний устав и уклад жизни «публичного дома» был за семью замками, его никто не осуждал, только приветствовал, так как за зрелище, таинство вече, платятся не малые деньги. А, где деньги – товар, там зло, насилие, бесчеловечность. И это, лишь говорит, что постулат «дома терпимости», как не назови, был жесток, суров, во многом плачевным для многих девушек.

Товар, как на любой витрине – красив, привлекателен, манит запахом таинства и недоступности. Он притягателен, так как в резонансе с тем, что видится каждый день в однообразии лиц, вкусов, не всегда близкими, порой вызывающими отвращение, отчего хочется бежать, куда подальше, в страну сказок, чудес, в потерянный во времени рай. Это объяснялось многим, но в первую очередь, тем, что в нем, потерянном рае жили милые девушки. И их радушие, опрятность, лоск было тем стимулом, что вел мужчин в этот дом, как мух на мед, а уже это отражалось на кошельке хозяйки заведения. Завидя звонкую монету, Мадам с профессиональной хваткой, в лице хозяйки дома, в очередной раз предложит гостю новенькую девушку, что, быть – может, была ведома тяготами судьбы в этот дом. Она неустанно будет нахваливать ту, как товар на распродаже, – Молоденькая! Наверно, это и подстегивает предвзятых искусителей, быть первопроходцами, коснуться чистой плоти, вкусить, то яблока – таинства. Ведь молоденькие, они были, совсем не искушенные во взрослых играх, не изучали тонкостей в своей, столь молодой жизни. Мадам Розетт, временами казалось, что она их спасла, вытащила со дна общества. Чем постоянно назидала, ставя тем в упрек, что они, еще столь юны, что понять смогут, только в постели с такими мужами, что знают толк в любви. При этом ее всегда захлёстывала волна, так быстро прошедшей молодости с оттенком влюбленности. Слушая их шепот, крик отчаяния сквозь детские слёзы, она, вкрадчиво, лишний раз им твердила, нашептывая по-матерински, – Умоляю! Будьте, милы с этим Месье! Он очень известный человек во Франции, не опозорьте мой дом в его глазах! Он не насильник! Он не желает Вам зла! Да и, в общем-то, вам и мне отлично за все ваши выкрутасы платит. Не рыдайте, а наслаждайтесь! Тогда, он Вас за сеанс золотым одарит. Не забывайте у нас «дом толерантности», а значит – внимание и уважение к клиенту, прежде – всего. За деньги любой каприз! Терпение и воздастся! СЕЛЯВИ! Она, внимательно осмотрев, добавляла, – Жизнь Вам не будет казаться страшной, если, вы не будете капризничать. Девушки убегали, сгорая от стыда к себе в комнаты, и там шептались. Принимая смиренность, осознавая, что они живут не на улице, уговаривая себя, же самих, вслух говоря, – Любая женщина этого желала бы, даже бесплатно. И жизнь, казалась – сказкой, в сплетении рук и ног рождались женские чувства: любви или ненависти.

Комната девушек. Свет приглушен, отблеск света от яркой луны оживляет присутствующих в этом каменном мешке. В комнате три девушки. Изабелл, Нора и Габриэлла. Сидя на своих кроватях, прикрывшись пеньюаром с рюшами, они заговорщицки обсуждают, говоря вслух о наболевшем, полушепотом, боясь, ведь порой, слышат и стены. Приход Месье Сент – Бёва и Андре становится карой небесной, их ненасытность, просто переходит все допустимые приличия во взаимоотношениях между мужчиной и женщиной. Имена не оговариваются никем из них. За разглашение имён клиентов, хозяйка, Мадам Розетт, била, как правило, мокрой плетью, сажала в сарай к псу, который мог их сделать в лучшем случае калекой. Мадам Розетт грозилась и ни раз, и ни два, свести счеты с той, что противится ее воли и воли клиента, остудить пыл и обуздать нрав, устроить зрелище в целях воспитания, в свое удовольствие, а не ради звонких золотых. Ей нравилось видеть слабость в других, ведь ее саму, слабость к деньгам, разрушала, напрочь стирая из памяти, что она женщина. В дверь к девушкам постучали. Они невольно замерли. Вопрос мелькал у каждой в голове, – Кто из них первая? В комнату вошла Мадам Розетт в легком вечернем пеньюаре со свечой в руке. И ласково, по-матерински, въедливо обратилась к новенькой, к Габриэле, – Ластонька моя! Габи вся сжалась. Мадам не видя этого или делая вид, что не видит, продолжала, – На тебя спрос! Пришел Месье, который озолотит нас с тобой, вернее меня, твою спасительницу, что дает кров и еду, не только тебе, но и твоему сыну. Она, закатила от предвкушения глаза, вслух сказала, – Я бы, сама с ним легла в постель, но мне некогда, я занята воспитанием малыша, которого люблю, как родного. А, ведь, так хочется, скажу по секрету, растаять от шаловливых рук такого месье, озноб пробегает, сердце ёкает. Глядя на Габи, добавила, – Он знает, как надо любить нас, женщин. Иди смелей и отдайся ему с легким сердцем, стоит того! Он бесподобен – молод и коварен! В нем тайна! Уже с кокетством, произнесла, – Люблю мужчин с тайной! Подойдя к двери, уже более настойчиво, в приказном тоне, сказала, – Иди! Он ждет! Аванс кладу тебе в комод. Она отошла чуть в сторону, открыла ящик комода, положила деньги. Обернувшись к Габи, произнесла, – Иди, мамочка, отрабатывай! А утром! Не забудь положить мне золотой! А, если к тому, же будет одаривать? То тоже мне, на Ваше содержание с сыном! Она вздохнула, изображая сердобольность на лице, в проеме двери, добавила, – Так что, иди! Будь ласковее к нему, да и нежнее в обхождении с ним! Габриэлла встала с кровати и бесчувственно вышла из комнаты. Она понимала, что теперь, она одна в ответе за себя и за сына.