Но в бытовом плане, конечно, приходилось довольно тяжело: вечная борьба, как с тараканами, — сколько ни пытайся от них избавиться, все равно никуда не денутся, только толще станут. Даже сейчас какие-то женщины регулярно звонят в ресторан, где я работаю директором, и просят Диму. Им отвечают:
— Вы поймите, это ресторан.
— А Диму? — настаивают они.
Мои администраторы в таких, несомненно тяжелых случаях уже привыкли говорить: «А Дмитрий в душе» или «Дмитрий кушает». Им верят, вот ведь что удивительно!
В психологическом же плане, как сейчас понимаю, я довольно часто находилась на грани нервного срыва. Удавалось стоически выдерживать разные ублюдочные сообщения обо мне и моей личной жизни, приходившие на радиостанцию по факсу. Удавалось не расстраиваться после ночных звонков с вопросом: «Ты еще жива, старая кляча?» А как же переносить на ногах вопли сумасшедшей, орущей в трубку, что Кирилл — её ребенок и она лишит меня материнства.
Но на подсознательном уровне всё это, видимо, откладывалось, после чего плавно переходило в фобии и мании. Например, в клубе, где работал Дима, я очень боялась заходить в дамскую комнату. Потому что вместе со мной туда обязательно заходила какая-нибудь его поклонница. Я, постоянно держа девушку в поле своего зрения, обычно быстро запиралась в кабинке, либо разворачивалась на 180 градусов. Меня преследовала мысль, что не сегодня-завтра какая-нибудь сумасшедшая обязательно обольет меня кислотой или покалечит. Ведь их глаза светились совершенно ненормальным блеском. Но я и это пережила.
* * *
Настоящие проблемы начались тогда, когда я вдруг узнала, что у него существует «интерес» к одной из сотрудниц радиостанции. Эта девица позволяла себе весь набор уловок и поступков любовницы, жаждущей увести мужа из семьи: утренние звонки, молчание в трубку и прочая, прочая. Меня, конечно, все это раздражало до сумасшествия: хотелось схватить ее за волосы и стукнуть о ди-джейский пульт. Но я «отрывалась» на Диме.
Как-то в одно из поздних его возвращений — точно знаю, что от нее! — я позволила себе выяснение отношений. В ответ на заявление: «Она мне нравится как человек и как женщина» — я принялась швыряться детской мебелью, вцепилась Диме в волосы и стала выволакивать его из квартиры. И настолько разъяренной я была, что мои пальцы невозможно было разжать, как пасть нашего бульдога. Когда же Диме все-таки удалось освободиться, оказалось, что один из пальцев у меня сломан. За ночь он распух и по толщине равнялся оставшимся четырем.
Иногда от расстройства чувств и нервов мне в голову приходила идея выкинуть все совместно нажитое на помойку. Тогда я звонила Диме, но, как правило, не вовремя. Так как хуже всего мне было по вечерам, то звонок обычно раздавался во время его эфира. Я говорила: «Спасибо большое за все, что ты сделал в моей жизни, спасибо за сына. Ключи от машины и т. д. и т. п. ты можешь найти в третьем бачке справа от окон». Но до приезда я успевала одуматься, перезвонить и сообщить, что пошутила.
В одно из Диминых ежевесенних обострений кобелизма я чувствовала себя совершенно потерянной и никому не нужной. В это же время на несколько дней вернулся мой старинный приятель, когда-то уехавший жить и работать в Германию. Замотанный делами, встречами и переговорами, он сумел высвободить один последний вечер для меня, а я все немногие часы встречи потратила на стоны и жалобы по поводу своей несчастной жизни. И это после нескольких лет разлуки! Почти и не спросила, как дела.
Мой приятель, молодой человек энергичный и несколько импульсивный, отреагировал по-деловому. Даже не знаю, был ли он рассержен на недостаточное внимание к своей персоне или чистосердечно хотел вступиться за честь женщины, но не исключено, что и то и другое вместе.
Дима вел тогда по вечерам «Рулетку». Еще раз напомню — это передача, организованная совместно с казино «Конти», где один ведущий находится в студии и принимает звонки, а другой — сидит в казино и делает ставки от имени звонящего. Все, естественно, в прямом эфире.
И вот, я приношу нам кофе и вижу — приятель мой сидит с телефонной трубкой около уха, расплывается в улыбке и показывает мне, мол, все о’кей, не волнуйся…и, не успеваю я поставить на стол кофейник, произносит на всю страну совершенно неприличную фразу, обычно указывающую путь заблудшим… Я взвиваюсь, вцепляюсь в телефонный аппарат и жму отбой.
Надо сказать, приятеля я тогда чуть не пришибла. Потому что «Конти» за его дурную голову объявило вознаграждение в тысячу долларов. Кофе и все, что к нему прилагалось, из головы от страха выветрилось. Несомненный же плюс дурацкой шутки был в том, что переживания по поводу возможности вычисления номера телефона на некоторое время оторвали меня от неприятных мыслей.
Но и это Димино увлечение прошло и растаяло как дым. Сейчас его пассия вполне адекватная девушка, слава богу, нашедшая свое счастье и даже довольно приятная в общении.
* * *
Спустя годы, пытаясь осмыслить помешательство на Диме Нагиеве как массовое явление, я все же склонна думать, что причиной служит, несомненно, Димин талант, помноженный на его ум, красоту и сексуальность.
Откровенно говоря, до сих пор, когда я встречаюсь с Димой, начинаю испытывать некоторую симпатию ко всем этим сумасшедшим, в разной степени помешанным и сексуально агрессивным особам. Ну, может быть, не симпатию, о что-то вроде понимания — это точно.
ГЛАВА 7
ДРУЗЬЯ — СВОИ И ЧУЖИЕ
Ладно, хватит пока о женщинах. Плод моей фантазии? Ну что ж, пусть будет плод. Но то, что невозможно приписать моему воображению и чему есть неопровержимые доказательства — это походы в баню. Вот уж не думала, что такое, казалось бы, невинное занятие может заканчиваться так, как оно почему-то заканчивалось у Димы.
Баня располагалась в центре Петербурга, на Марата, и каждая среда для Димы и его однокурсников: Климушкина, Лифанова и Мужикяна — была банным днем. Естественно, не обходилось и без спиртных напитков: либо портвейн, либо водка являлись непременным атрибутом их мужских посиделок.
Возвращался Дима после очищения души и тела поздно, а часто — и вовсе не возвращался. Потому что оказаться он мог где угодно.
Например, как-то раз его занесло в конец Московского проспекта, туда, где «стамеска» и начало Пулковского шоссе. Наутро Дима проснулся в ногах гигантской женщины. Как оказалось бронзовой. Сквозь утренний туман на гулянку сурово глядели аникушинские защитники Ленинграда. Думаю, хорошо, что он до аэропорта не дошел.
В одну из сред Дима всерьез пропал. Удалось дозвониться до Сергея Роста (тогда он был, конечно, не Рост, а Титивин). Спрашиваю:
— Дима у тебя?
Сергей отвечает:
— У меня.
— Позови, пожалуйста, к телефону.
— А он сейчас не может ничего сказать, его доктор осматривает. Хочешь с доктором поговорить?
К телефону подходит «доктор», как потом выяснилось, тоже один их приятель: