Потом мы стали постепенно латать «дыры», представлявшие собой поначалу даже не дыры, а сплошную дырищу — то есть уровень жизни был не просто ниже среднего, а чётко ноль. Прекрасной возможностью для латания стал бартер, дававшийся за рекламу на радио. Оказалось, что в этом отношении перспективы бесконечны!
И мы стояли с открытым ртом, когда на нас сыпались «блага цивилизации», ранее казавшиеся нам недоступными. Кроссовки из магазина «Адидас» — круто! Утюг, привезённый из Казани — потрясающе! Выигранная в «Блеф-клубе» микроволновка — просто счастье! А ещё — поход в ресторан (по бартеру). Помню мы даже не посмотрели на обычные блюда, а блаженно объедались чёрной и красной икрой.
Примерно в то же время нам с Димой по бартеру достался ковёр ручной работы, удивительного синего цвета, с разбросанными тут и там потрясающими цветами. Честно говоря, ковёр был так хорош, что я даже вполне понимаю возникшее у нашего щенка желание если не съесть его, то хотя бы погрызть. Следствием отчаянного желания стала малю-ю-ю-сенькая дырочка.
По мне, ну и подумаешь! Ведь не пролитый же отбеливатель, и даже не следы случайно разведённого костра. Однако Дима так не считал: он усадил в ряд меня, Кирилла и собаку и прочёл нам полнометражную лекцию о бережном отношении к собственности. Пристыженные, мы вяло теребили шарфик, ковыряли в носу и виляли хвостом.
Кстати, до этого я никогда не замечала за Димой особой любви к порядку. Но с этого момента его характер стал портиться. Дима начал очень трепетно относиться ко всем вещам и вещицам. И, надо заметить, они отвечали ему взаимностью.
Я никогда не могла понять, как человек, зайдя в коммисионный магазин, где сложно определяем размер, фасон и даже цвет, может протянуть руку и сразу вытащить то, что нужно и абсолютно подходит.
Так происходило не только с одеждой, но и с мебелью, и с фурнитурой для нашей квартиры — со всем. Видимо, всё дело действительно во взаимной симпатии.
Именно потому, что у Димы сложились тёплые отношения со всем тем, что лежит на прилавках, я абсолютно ему доверяла. Поэтому всё, что когда-либо за всю нашу совместную жизнь было на мне надето — от нижнего белья до шубы, — куплено либо им самим, либо под его чутким руководством. Нужно отдать Дмитрию должное — вкусом он обладает абсолютным.
Может показаться, что я привираю, когда говорю, что не замечала у Димы трепетного отношения к вещам. Сейчас, по-моему, все только и делают, что обсуждают, во что-де Нагиев одевался? Даже Серёжа Рост по этой теме проехался: мол, пижон Дима, и плащ его белый никогда ему не прощу.
Дима правда очень внимательно относился — не к вещам, нет! — к своей внешности. И одеваться, естественно, любил экстравагантно. Когда денег не было, он просто находил на антресолях какие-нибудь уникальные дедушкины вещи. Кстати, тот белый плащ, что Росту не даёт покоя, был аж прадедушкин.
Меня всегда восхищало, как Дима умудрялся даже с помощью каких-то совсем уж непонятных вещей создавать поразительные образы. Ему достаточно было просто платок красный себе на шею повязать, но обязательно так, что все ахали.
Если кто-нибудь, пытаясь представить себе Нагиева в домашней обстановке, полагает, что там уж Дима расслабляется и влезает в поношенные «треники» и растянутую футболку — вынуждена разочаровать. За все годы совместной жизни я ни разу не видела Диму в том, что называют «домашней одеждой» — он всегда следил за собой и даже дома выглядел так, что, вломись к нам репортёры и папарацци, они застали бы его в виде, достойном обложки глянцевого журнала.
Мы в принципе ярко одевались — и очень удачно вписались в «цыганскую» моду того периода. Дима, надо признать, очень любит всё яркое, может, от того, что у него по папиной линии есть восточные корни.
Кстати, с корнями очень смешные высказывали предположения, когда я замуж вышла, ведь Нагиев — фамилия нерусская. Поэтому смена своей «девичьей» на его «нерусскую» дала повод некоторым завистницам говорить: «Ну наконец-то замуж вышла: нашла себе какого-то „ару“ с рынка». А вовсе он и не азербайджанец, Димины предки — персы из Ирана. В начале прошлого уже столетия они прибыли в Среднюю Азию, спасаясь от голода. Но так случилось, что по дороге умерли все кроме маленького мальчика — Диминого дедушки, которого определили в туркменский детский дом. Фамилию Нагиев дедушка получил именно там.
Иранские корни, естественно, не могли не отразиться на Диминых предпочтениях: если ботинки — то с золотом вышитой английской буквой «Н», если плащ — то до земли. Представили себе кожаный плащ до земли? Очень хорошо. А теперь представьте себе, что одеяние ещё и на пять размеров больше Диминого. Весил «плащик» килограмм двести, наверное.
Моя первая кожаная куртка, волшебно-белоснежная, тоже была куплена Димой. К ней Нагиев прикрепил записку: «Когда я вырасту и стану взрослым, я куплю тебе, Папа Карло, много-много разных курточек. Буратино».
Но, конечно, после нескольких лет, когда мы практически ничего не могли себе позволить, покупали и не только хорошие и дорогие вещи, а всё подряд. Много дряни приобретено в СКК — огромном вещевом рынке, в который умудрились превратить спортивный комплекс. Как минимум половина из них через некоторое время просто развалилась.
Как я сейчас понимаю, на одежду тратились сумасшедшие деньги. Зачем, не помню. Но то, что были они сумасшедшими — это я помню хорошо. И вот по какому эпизоду. Не знаю, как уж так получилось, что бродила я в недрах спортивного комплекса одна и искала свою мечту: шубу из чернобурки. Нет, не так. Мечтой, конечно, была норковая шуба. А чернобурка — всего лишь компромиссом между желаниями и возможностями.
Потеряв счёт времени, я бродила, зажав в потной ладони деньги, являвшиеся на тот момент до того глобальной суммой (по крайней мере, в моём сознании), что всё время казалось, будто меня сейчас то ли ограбят, то ли сначала убьют.
И находилась я, по-видимому, в таком состоянии не то шока, не то просто аффекта, что сама не заметила как, но вышла на улицу в норковой шубе. И всё бы ничего. Но на дворе стояло лето…
В общем, с увеличением благосостояния я почему-то осталась прежней, мне всё казалось, что это какие-то удивительно большие деньги, и абсолютно не понимала, куда их тратить. Дима — понимал. И стал просто воплощением совершенства. Как не сложно догадаться, моё «отставание» его ужасно бесило.
Нельзя сказать, что я не старалась, но соответствовать его страсти к идеалу было чертовски сложно.
Показательный пример: собираемся выехать с ребёнком в зоопарк. Долго выбираю одежду и себе, и Кириллу, прихорашиваюсь. Крашусь так, как, точно знаю, нравится мужу.
Наконец, сборы окончены, и мы, трогательно держась за руки и мило воркуя, доходим до остановки трамвая. И вдруг Дима видит, что у Киры не начищены ботинки, говорит: «Мне это не нравится», разворачивается и уходит.
Я всегда внимательно относилась к своей внешности, но на почве таких постоянных сюжетов и скандалов из-за пустяка даже заработала себе тремор цели, как говорят медики. То есть, выходя куда-либо с Димой, обязательно ломала ноготь или забывала дома помаду.