В кабинет вошел доктор Льюис, за ним следовал Джонни Мак. Увидев, сколько вокруг людей, мальчик нахмурился.
— Выйдите все, пожалуйста, — попросил врач.
— Хочешь, чтобы я осталась? — спросила Лейн.
— Мама, ваш ребенок уже большой мальчик, — сказал ей доктор Льюис. — Вряд ли ему нужно, чтобы вы держали его за руку, пока я буду накладывать несколько швов. Правда, Уилл?
— Да, мам, выйди в коридор. Со мной ничего не случится.
Лейн очень не хотелось уходить, но она заставила себя. Уиллу в кабинете неотложной помощи не могла грозить никакая опасность. Но материнские страхи зачастую могут быть иррациональными. Особенно когда единственный ребенок был недавно близок к смерти.
Джонни Мак много лет не чувствовал себя таким беспомощным, как сейчас. Он не любил, когда что-то было неподконтрольно ему. В Хьюстоне он принадлежал к финансовой элите, для осуществления любого каприза ему достаточно было щелкнуть пальцами. Красивые женщины преследовали его. Бизнесмены называли другом или боялись. С ним вынуждены были считаться, и ему нравился тот человек, каким он был теперь, далеко ушедший от того бедного парня из белой швали, который бежал из Ноблз-Кроссинга много лет назад.
Однако, несмотря на богатство, могущество, утонченный лоск, в родном городе он всегда будет незаконнорожденным отпрыском Фейт Кэхилл. В Ноблз-Кроссинге он носил свое наследие как позорное пятно и не мог избавиться от прошлого. Здесь ему приходилось сталкиваться с прошлым лицом к лицу. Расплачиваться за свои грехи. Приходилось искупать перед невинными то зло, какое причинил им, пусть и неумышленно. Те, кому меньше всего хотел бы причинить зло, пострадали больше всех — ребенок, о существовании которого он не знал, и женщина, которую не в состоянии был забыть. Но теперь он мог защитить их, оградить от зла. К вечеру в доме Ноблов появляются три телохранителя высшего класса, которых отобрал Уайетт Фостер.
Джонни Мак посмотрел в зеркало и смыл мыльную пену со щек и подбородка. Вытерев полотенцем лицо, потянулся за рубашкой, висевшей на деревянном крючке вешалки на двери. Когда он застегнул ее и стал заправлять в джинсы, в дверь спальни негромко постучали.
Лейн вошла, но, едва переступив порог, остановилась.
— Она здесь, Уилл разговаривает с ней внизу, а Лилли Мэй подает им кофе. — Заломив руки, Лейн подошла к Джонни Маку. — Не понимаю, почему Уилл настаивает на повторении сеанса так быстро. Мы ведь только что привезли его из больницы.
Джонни Мак, не заправив до конца рубашку, шагнул к Лейн и взял ее дрожащие руки в свои, твердые.
— Мы должны позволить ему это, милая. Раз он так хочет.
— Знаю. — Лейн стиснула зубы и нахмурилась.
Джонни Мак обнял ее, оказывая поддержку, какую только мог. Раньше он не представлял, до какой степени мужчина может любить женщину, каким жизненно важным может стать ее существование для него. Он не мог этого объяснить, но Лейн каким-то образом стала для него такой же необходимой, как воздух.
— Сейчас приведу себя в порядок, и спустимся вниз. — Он снова обнял Лейн, потом приложил ладони к ее щекам и взглянул в ее прекрасные голубые глаза. — Все, что Уилл вспоминает… если он вспомнит еще что-то… мы встретим это втроем. Ты, я и Уилл. Всей семьей.
Лейн сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.
— Слава Богу, что Лилли Мэй написала тебе. — Слезы туманили ей глаза. — Я думала, что стала сильной, что мне не нужна никакая опора, особенно на мужчину. Но я понимаю, что мне кто-то нужен. Нужен ты, Джонни Мак. — По щеке Лейн скатилась слезинка.
Джонни Мак поцеловал ее. В поцелуе были утешение и страсть, любовь и вожделение. Сочетание всех чувств, которые пробуждала в нем Лейн. Потом она вздохнула.
Джонни Мак отстранился, торопливо заправил рубашку в джинсы, застегнул их и защелкнул пряжку ремня.
— Пошли.
Они нашли Уилла с доктором Эйджи в кабинете, у них шел спокойный разговор. Увидев родителей, мальчик встал и подошел к Лейн:
— Мама, перестань беспокоиться. Вижу по выражению твоего лица, что ты за меня боишься. Не надо. Со мной все будет хорошо. Обещаю.
— Но что, если…
Джонни Мак, стоявший позади нее, ободряюще сжал ей плечи:
— Мы все время будем здесь с ним. И доктор Эйджи не сделает ничего такого, что, по ее мнению, дурно для Уилла.
Нола Эйджи подошла к Лейн и сердечно улыбнулась.
— Мы поговорили с Уиллом, и думаю, он готов к очередному сеансу. Полагаю, незнание того, что случилось в тот день, для него тяжелее, чем то, что обнаружится, когда он вспомнит все.
Лейн и Джонни Мак сели, доктор Эйджи сначала подготовила место, потом Уилла. Медленно ввела его в расслабленное состояние прежними методами. Начала задавать простые вопросы, предназначенные для того, чтобы успокоить мальчика; когда Уилл был подготовлен полностью, вернула его к тому роковому дню — последнему в жизни Кента.
— Ты отвел Лилли Мэй в ее комнату, потом снова вышел наружу, — сказала доктор Эйджи, мысленно возвращая его к той минуте, когда он наткнулся на тело Кента. — Что ты увидел, возвратясь в сад?
— Там был Кент. Стоял на коленях. Стонал. И вскидывал руки. «Господи, нет. Не надо! Перестаньте! Пожалуйста, перестаньте!»
— Уилл, успокойся и скажи, что происходит.
— «Не бейте больше. Пожалуйста. Вы убьете его».
— Кто бьет Кента?
Лейн стиснула руку Джонни Мака, подалась к нему и зашептала:
— Раньше он этого не вспоминал. Он помнил, как обнаружил тело Кента. Господи, неужели он видел, как его убивали?
— Уилл, кто бьет Кента? — повторила вопрос доктор Эйджи.
— Я отнял у нее свою бейсбольную биту, и она убежала. Плача. Я видел ее. Стоящей там, возле кустов. Наклонился над Кентом. Он был мертв. А она все плакала, плакала.
Джонни Мак затаил дыхание. «Так близко, — подумал он. — Давай же, Уилл. Скажи нам, кого видел. Кто убил Кента?»
— Уилл, кто плакал? Кого ты видел стоящей возле кустов?
— Она прошла через кусты. Я слышал ее голос. Она спросила: «Что ты сделал?» Но я не мог ничего сказать. Мне хотелось закричать: «Вы знаете, что я не убивал его. Вы знаете, что это не я».
— Кто там был с тобой, Уилл? Кого ты видел? Кто обратился к тебе?
— «Вы знаете, что это не я! — закричал Уилл, и по его щекам потекли слезы. — Бабушка, вы знаете, что я не делал этого».
Глава 26
— Мэм, шефа Лоулера просят к телефону. — Миссис Расселл, почтительная домработница, стояла в проеме двойных застекленных дверей, ведущих в гостиную. —Звонит сержант Бедлоу.
— Поговори отсюда, — сказала Эдит Бадди и взмахом руки отпустила домработницу.
Бадди поднялся из кресла, сидя в котором убеждал мисс Эдит, что совершенно непричастен к случившемуся с Уиллом. Начальник полиции сомневался, что она ему верит, и не мог понять ее мотивов. Она знала, что Уилл не ее внук, а отродье двух представителей трейлерной швали, и все-таки как будто любила этого мальчишку. Ей нечего было беспокоиться из-за того, что случилось с сыном Джонни Мака, но она беспокоилась. Уж не связана ли как-то ее привязанность к Уиллу с тем, что он внук Джона Грэхема? Бадди подозревал, что, несмотря на их обоюдные измены, Эдит не любила больше ни одного мужчину.