Записки гайдзина - читать онлайн книгу. Автор: Вадим Смоленский cтр.№ 57

Мы выпили по глотку и вышли в холл. Татуированный не отставал. За стойкой дежурил все тот же импозантный мужчина. Я подошел его поблагодарить.

— Спасибо. У вас здесь замечательно.

— Вам понравилось?

— Очень!

— Из какой вы страны?

— Из России.

— О-о-о… В России холодно, да?

— Да, ужасно холодно.

— Тогда приходите к нам. У нас тепло. У нас тут горячая вода.

— Конечно. Мы придем.

— Пожалуйста, приходите. Мы будем рады. И вот, господин Судзуки тоже.

— Как вы сказали?!

— Судзуки-сан… Вы ведь говорили, он ваш друг… Судзуки-сан!

— Хай! — отозвался татуированный.

— Это ваши друзья, да?

— Йес-йес! — сказал татуированный и облапил Рауля Абрамовича. — Май бэсто фрэндо! Ха-ха-ха! Ай рабу ю! Ха-ха-ха!

Профессор неловко перетаптывался, косясь на предплечье с драконьим хвостом. Судзуки-сан извлек откуда-то и сунул ему в руку рекламный календарик.

— Томодати ни мурё да!

— Для друзей бесплатно, — перевел я.

На календарике была изображена полуголая девица.

— Что это? — спросил Гена Сучков.

Судзуки-сан изобразил свободной рукой сразу две параболы — горизонтальных, на уровне груди.

— Топпурэсу дансу!

— Аригато, — сказал Рауль Абрамович, ловко переведя поклон в освобождение от захвата. — Ви гоу хоум. Бай-бай!

— Бай-бай! — послушно повторил господин Судзуки.

— Большое спасибо, приходите к нам еще! — донеслось из-за стойки.

На машину падал мелкий снег. Лес вокруг погружался в темноту.

— Слушай, Ралька! — сказал Владлен Эдисонович. — Я все хотел спросить. Там на самом деле водомерки бегали, или это я в сауне пересидел?

— Водомерки? — удивился Рауль Абрамович. — Какие могут быть в феврале водомерки?

— Вот и я думаю… Может, это шатуны? Медведи тоже так иногда…

— Может, Владлен, может… Здесь все бывает, ты же видишь… Удивительно только поначалу, потом привыкаешь. Может, и водомерки…

— Как же они выдерживают сорок пять градусов? — усомнился Гена Сучков.

— Кто выдерживает, а кто и нет.

Профессор завел двигатель, включил задний ход и газанул. Машина рванулась назад, раскидывая гравий из-под колес. Мы толком и не расслышали, как над водой озера захлопали лебединые крылья.

Вот еще вопрос, который иногда задают:

— Как правильно говорить: «гàйдзин» или «гайдзѝн»?

Отвечаю: в японском языке нет силового ударения. Поэтому по-русски можно говорить и так, и этак. Есть тонкости с музыкальным ударением и редукцией некоторых гласных в некоторых позициях — но это детали. Короче, произносите, как вам больше нравится.

— Позвольте! Что значит «нет ударения»? Как это вообще может такое быть, чтобы не было ударения?

Да запросто. Как нет ударения в большинстве мировых языков. Как нет его, например, в грузинском. Где, по-вашему, стоит ударение в слове «дарагой»? Везде. И нигде.

— «Дарагой таварыш гайдзин», да?

Да, примерно так…

— Значит, можно сказать «Записки гàйдзина», а можно «Записки гайдзѝна»?

Нет, так нельзя. Можно только «Записки гàйдзина».

— Как это? Почему? Где логика?

Потому что название. Как автору нравится, так и будет. Хозяин — барин.

— Выходит, автор всегда говорит «гàйдзин» и никогда «гайдзѝн»?

Именно так. Автору «гàйдзин» более по душе. «Гàйдзин» — это звучит гордо.

— А как говорит автор: «девушки гангу̀ро» или «девушки гàнгуро»?

Ни так ни этак. Автор говорит: «девушки гангурò».

— Потому что звучит гордо?

Не поэтому. Безударная гласная в русском всегда редуцируется. В безударном виде это уже никакое не «о». А звучать оно должно как «о». Так что лучше сделать «о» ударным. «Гангурò»… «Наттò»… «Инòсиси»… Туда же запишем и «я̀кудзу».

— Как это сложно, дарагой таварыш автар, как это тонко…

— Дык…

Комплексный обед в университетской столовой стоил восемьсот иен. Звонок на перемену еще не прозвенел, и коротенькая очередь состояла исключительно из профессоров и прогульщиков. Я подхватил поднос, уставленный мисочками и плошечками, донес его до облюбованного столика, опустился на стул и расщепил палочки. Отхлебнул зеленого чаю, съел фиолетовый кружок маринованной редьки, поклевал сопливых желтеньких грибочков. После чего приступил к самому любимому — снял крышку с черной лакированной миски, поднес ее к ноздрям и вдохнул пар, поднимавшийся от супа мисо.

Я законным образом рассчитывал ощутить дразнящий аромат перебродившей сои, флюиды аппетитного месива из растертой пасты, мелко нашинкованного лука и морских водорослей. Но ощутил иное. В мои ноздри забралось нечто странное — так могли бы пахнуть несъедобные плоды какого-нибудь африканского дерева или феромоны исполинского тропического муравья. Осторожно вдохнув еще раз, я различил в этом запахе какую-то более знакомую струю, уводившую мысли в парфюмерном направлении. Недоумевая, я поставил миску обратно на поднос — но запах никуда не ушел. Напротив, он усиливался и, казалось, хотел затопить собой все вокруг. Еще через несколько секунд он стал вовсе нестерпим. В то же мгновение столик накрыла тень, и какой-то утробный баритон из-за моей головы произнес по-английски с невозможным акцентом:

— Не возражаете?

— Не возражаю, — ответил я на автомате, не успев еще увидеть говорившего. А тот уже заходил спереди, опускал свой поднос и усаживался напротив меня.

Это был упитанный мужчина лет пятидесяти, с широким носом, короткими вьющимися волосами и буровато-серой кожей. На нем сидел щеголеватый светло-коричневый пиджак, по животу сползал узорчатый галстук, а из рукавов выглядывали белые манжеты с нефритовыми запонками. Муравьиные феромоны так и разлетались от него во все стороны.

Верхняя губа приподнялась в улыбке, обнажив ряд белых зубов.

— Мы с вами незнакомы. Позвольте представиться.

Он вынул из пиджака бумажник, из бумажника визитную карточку — и протянул мне. Я прочитал:

Quabaraman Nababa

full professor

Достал свою, протянул ему. Он взял, склонил голову, пошевелил губами и снова показал зубы.