Записки гайдзина - читать онлайн книгу. Автор: Вадим Смоленский cтр.№ 20

— Самогонка нету! — сокрушенно вздохнул дедушка и зашелся хохотом. Собственные шутки приходились ему по вкусу.

Отсмеявшись, он заказал две миски рамена. Подоспели они довольно скоро. Спутанные в клубок макароны нежились в темном соевом бульоне, а сверху на них благородно возлежали ломтики свинины.

— Это как по-русски? — поинтересовался дедушка Сота.

— «Свинина».

— Нет! — протестующе воскликнул он, потом опять задрал голову и несколько секунд вспоминал. После чего наставительно поднял палец и сказал: — Это чушка!

Я не возражал против чушки и принялся за еду. Дедушка одобрительно покивал моему владению палочками и весьма членораздельно произнес:

— Порекомендуйте мне недорогую гостиницу.

— Что?! — опешил я.

— Нет-нет! — замахал руками дедушка, достал из кармана разговорник, нашел нужное выражение и поправился: — Приятного аппетита.

Из дальнейшего разговора выяснилось, что Сота-сан уже несколько раз ездил в места своего пленения, где осталась могила его брата. Всякий раз он понемногу совершенствует свой русский по японским учебным пособиям. Поэтому теперь его русский состоит из двух слоев: в одном слое «капуста-картошка», «подъём» и «работай, сука», а в другом — «позвольте вас побеспокоить», «окажите такую любезность» и «приходите к нам еще». Слова из первого слоя он помнит очень хорошо, а из второго — часто путает.

— Ничего не понимай, — пожаловался он мне. — Хочу снова военнопренный.

И еще раз от души посмеялся собственной шутке.

* * *

Дом оказался совсем рядом — далеко не бедный, с садом и гаражом. На шум двигателя выбежала классическая японская бабулька. Она усердно кланялась и лопотала приветствия. «Жена», — пояснил дедушка Сота и матюгнулся.

Утихомирив двух цепных псов, которым я активно не нравился, хозяин запустил меня внутрь. В доме витал японский дух — деревянные столбы, портреты предков, синтоистский алтарь и керосиновая печка. На втором этаже располагался кабинет. Его атмосфера была несколько иной — ее создавали ряды разнокалиберных матрешек, лосиные рога под потолком и балалайка без струн. На книжной полке располагалось несколько фотоснимков: Сота-сан в гостях у русского семейства, Сота-сан у подножия памятника Ленину и он же на фоне неказистого деревянного строения.

— Гостиница, — разъяснил он мне. — Комсоморьск.

— Хорошая? — поинтересовался я.

— Не-е-ет! — замахал он руками. — Пурохой. Грязный!

— Что, блохи и вши?

— Ха-ха-ха!… Бурохи и фуси… Нет. Очки!

— Какие очки?

— Туарет. Такой дыра. Как военнопренный, тоже одинаково.

— Понятно. А еда хорошая?

— Пурохой. Нефукусно. И поезд пурохой, и автобус тоже.

— Так что, получается, там все плохо?

— Да, фусе пурохо. Торько один хорошо.

— Это что же?

— Черобек.

* * *

Хозяин усадил меня перед телевизором и стал потчевать видеофильмом. На экране нарисовалась узкоколейная дрезина, резво бегущая по диким степям Забайкалья. На двух лавках вдоль бортов сидели бывшие лагерники, неподвижные как дзэнские монахи. Сота-сан тоже был среди них и тоже медитировал. Куда дрезина едет, было непонятно — все звуковое сопровождение состояло из стука колес. Минут через десять этой тарковщины я и сам начал впадать в транс. Но тут картинка сменилась. Появилась лесная поляна со взводом русских солдатиков. Вооруженные лопатами и ломами, они долбили неподатливую землю.

— Могила! — сказал дедушка. — Копай-копай!

Дела у солдатиков постепенно продвигались. Самые шустрые уже добрались до полуистлевших костей. Они доставали их и бережно складывали на куски брезента. Из костей получалась пирамидка, сверху на нее клался череп. Вид пустых глазниц очень развеселил дедушку. Он тыкал в экран пальцем, хлопал себя по коленкам и давился от смеха. Я не выдержал:

— Сота-сан, ведь это чужие головы. А если бы ваша?

— Да, — виновато сказал он. — Конечно.

И опять залился счастливым детским смехом.

Эксгумация закончилась. Извлеченные останки разложили на специальном столе, облили бензином и подожгли. Делегация японских ветеранов построилась в шеренгу и медитировала на пламя. Оно полыхало высоко и долго. То, что осталось от костей, ссыпали в урны.

— В Японию, — сказал дедушка. — Домой.

Любительская часть завершилась и пошла телевизионная запись. Какой-то забайкальский начальник рассуждал о взаимопонимании между народами. Потом показали берег Байкала. Над берегом летали чайки. Вверх по чайкам поползли титры: «продюсер программы — Ф. Ползунов».

— Вы уже на пенсии, Сота-сан? — спросил я. — Или еще работаете?

— Работа? — переспросил он. — Да, работа. Еще нет старый.

— А какая у вас работа?

— Трудно. Как по-русски, не знаю.

— Зачем обязательно по-русски?

— Если по-японски, ты ничего не понимай.

— Ну, вы попробуйте, может пойму?

— Нет.

— Это что, тайна?

Сота-сан встал, чтобы выключить телевизор. Потом сел напротив меня. Пожевал губами. Подумал.

— Пепел, — вдруг сказал он по-японски. — Я торгую пеплом.

* * *

В голове каждого из нас растет гносеологическое древо. Одни возделывают его с любовью, поливают, удобряют — и становятся энциклопедистами. Таких ничем не удивить и ничем не испугать. Другие же бросают свое древо на произвол стихий, позволяют ему расти вкривь и вкось — чтобы потом пасть жертвами смысловой неразберихи и нелепых ассоциаций.

Вот например: известно, что на острове Ява живет в десять раз больше народу, чем на соседнем острове Борнео. Энциклопедист знает, почему. На Борнео нет ни одного вулкана, а на Яве их множество — поэтому почвы там обильно унавожены вулканическим пеплом. И японские крестьяне тоже любят селиться на склонах вулканов, невзирая на опасность извержения. Уже никто не помнит, кому первому пришло в голову добывать пепел из-под земли и делать из него удобрение — но идея оказалась прибыльной.

А если этого не знать, то можно подумать бог знает что.

* * *

Сота-сан вез меня обратно. Апрельское солнце готовилось коснуться круглой верхушки горы Насудакэ — старого, давно потухшего вулкана. Поля с огородами облепляли вулкан и забегали на склоны, упираясь в оголившиеся проплешины лыжных спусков. Вдали виднелся лесочек, окружающий императорскую дачу.

Неожиданно мы свернули на ухабистую грунтовую дорогу, протряслись по ней пару минут и встали. Мне опять было велено вылезать. Прямо перед нами громоздился экскаватор, из кабины которого торчали изящно скрещенные ноги в белоснежных носочках. Экскаваторщик почивал, отдыхая от праведных трудов. Сота-сан неспешно подошел к нему, потряс за ногу и скомандовал: