Завидев ее, парни загалдели, замахали руками, зовя присоединиться к ним, но Даша подходить не стала, лишь тоже махнула в ответ. Вдыхать едкий дым не хотелось.
Но и в душное здание идти желания не было, поэтому она расположилась на свободной скамейке под деревом, подставила лицо солнцу, закрыла глаза.
– Загораешь? – почти тут же раздался над ней тенорок одноклассника Петьки Лавочкина. – А я вот решил: раз гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе! – Он довольно заржал и плюхнулся рядом.
Невольно Даша подвинулась. Петька ей никогда не нравился. Был он наглым, невоспитанным и слишком самоуверенным. Даже когда Даша встречалась с Антоном, он все равно к ней цеплялся, да и Тошку то и дело норовил поддеть, а уж после их расставания и вовсе распоясался.
– Пойдем вечером в клуб, – Петька бесцеремонно положил свою лапищу на Дашино колено.
Девушка руку сняла и отодвинулась от него подальше.
– Встречаемся в восемь у главного входа парка. – Парень словно и не заметил, что ей неприятно его общество. – Обещаю, скучать не будешь.
Он снова оказался рядом и на этот раз обнял за плечи, уже не оставляя возможности вырваться. Плотно прижал к себе.
– Я никуда не пойду, мне нужно готовиться к экзаменам. – Даша попыталась встать, но Петька держал ее крепко.
– Кончай ломаться, какие экзамены?! Или думаешь, твой Антошечка оценит твою ему верность и вернется? – Он скептически хмыкнул. – Давай лучше оттянемся по полной. Пусть знает, что ты и без него веселиться можешь!
– Убери, пожалуйста, руку. – Она начинала нервничать. Мимо шли люди, но никто из них не спешил к ней на помощь.
– И не подумаю, – нагло ответил Петька. – Я хочу, чтобы ты стала моей девушкой.
– А я, представь себе, не хочу. – Даша снова попыталась встать, но и в этот раз была насильно усажена обратно.
– А меня твое мнение и не интересует, – заржал одноклассник. – Если уж этот придурок Лисенко тебя в качестве парня устраивал, то я устрою и подавно.
Она придумывала, что такого сказать ему, чтобы Петька понял и отстал, но, как назло, подходящих вариантов в голову не приходило.
– Оставь ее в покое, – вдруг услышала Даша и повернула голову в сторону источника звука.
За спиной Лавочкина стоял парень из параллельного – кажется, Костик.
Петька тоже обернулся:
– Что, решил защитить свою даму сердца, благородный рыцарь, спаситель слабых и убогих? Или тоже хочешь попытать счастья? Вдруг знатная донна обратит на тебя свое внимание?
Вопреки ожиданиям, парень не нахамил в ответ. Более того, даже выражение его лица не изменилось – осталось все таким же доброжелательным и спокойным.
– Да вот, всего лишь проходил мимо и решил восстановить справедливость. Благородная донна сама вправе решать, с кем ей идти вечером в клуб и идти ли туда в принципе. – Он улыбался. – По-моему, грубая сила вообще ни разу не аргумент.
– А по-моему, очень действенный. – Тем не менее Петька руку с Дашиных плеч снял. И в этот момент где-то в глубине школы прозвенел звонок.
Даша подхватила свою сумку и, даже не поблагодарив своего спасителя, кинулась в здание.
Первым уроком была алгебра. Математичка раздала тесты – довольно простые, во всяком случае, Даша управилась за полчаса и оставшиеся пятнадцать минут сидела, водя ручкой по чистому листочку тетради и размышляя об утреннем происшествии.
Конечно, поведение Лавочкина неприятно, но ничего такого уж криминального не происходит. Вряд ли он станет ее подстерегать после уроков в темном переулке в надежде уломать согласиться на свидание. В принципе, он неплохой парень, дурной просто еще в силу возраста. В их классе есть кадры гораздо противней. Вот от их посягательств ее вряд ли спас бы случайно проходивший мимо Костик.
То есть не случайно, конечно. Он целенаправленно шел в школу.
Даша вспомнила, как классе, кажется, в восьмом у них в школе был организован спецкурс актерского мастерства. Сама она на него не ходила – дни, в которые проводились занятия, у нее были заняты курсами кройки и шитья. А вот Костя ходил. И в конце года слушатели курса представили на суд зрителей постановку «Айвенго» Вальтера Скотта. Так вот Костя играл этого самого рыцаря. Видимо, с тех пор за ним и закрепилась дразнилка.
Даша улыбнулась. Вспомнилось и другое. Леди Ровену в той постановке играла толстая Светка Терехова, тоже, как и Костик, из параллельного. Очень уж комичное было зрелище: стоящий перед монументальной дамой коленопреклоненный щуплый рыцарь. Зал просто лежал, так смешно они вместе смотрелись. И, по сути, постановка была сорвана – Света еще и текст забыла в самый неподходящий момент.
Конечно, сейчас Костик уже не похож на того худосочного мальчика, каким был в восьмом. Он сильно вытянулся, раздался в плечах, перестал стричься под горшок. Надо признать, новая стрижка – чуть небрежная, хулиганская такая, – ему очень шла. Волосы у Костика от природы были красивые: густые, светло-каштановые, с медными проблесками. А вот цвета его глаз Даша вспомнить не могла. Не интересовали ее никогда такие мелочи, как цвет глаз какого-то парня из параллельного класса.
«Тем не менее поблагодарить его надо, – решила она, – а то нехорошо как-то получается».
День тянулся и тянулся. Как назло, Костик не попадался Даше на глаза, а идти его искать специально не хотелось. Да и под конец учебного дня утренний эпизод с Лавочкиным как-то подзабылся. Все Дашины мысли теперь занимал исключительно вечерний приход мамы с вердиктом об их выкройке.
Собирая сумку после последнего урока, девушка представляла себе, как вечером сядет шить.
Она выходила из класса последней – остальные давно разбежались кто куда. Даже Петька утопал, не попытавшись еще раз напомнить ей о вечернем свидании.
Даша шла по опустевшим, гулким коридорам школы. Совсем скоро они останутся для нее лишь воспоминанием, не более.
Сердце неожиданно затопила тоска. А ведь она и правда всего лишь через месяц навсегда перестанет быть школьницей и станет кем-то другим. Студенткой? Взрослым, абсолютно самостоятельным человеком? Словно и не собой вовсе. Девушкой без друзей, даже иллюзорных…
Даша села на мягкую банкетку, стоящую у стены, и застыла. Она глубоко вдыхала воздух школьного коридора – впускала его в легкие и выпускала обратно. Ей казалось, она различает в нем светящиеся частички, будто золотую пыльцу, – все, что осталось от ее детства, от нее самой прежней. На глаза навернулись слезы.
Сейчас она чувствовала себя призраком, существом, лишенным хоть сколь-нибудь ощутимой материальной оболочки, застывшим между жизнью и смертью, между прошлым и будущим, между миром, знакомым до боли, но уже чужим и миром неизвестным и потому еще чужим.
– Даш, ты чего тут сидишь? Уроки-то давно закончились, – раздался над ней смутно знакомый голос, и она подняла глаза.