– Ты не проголосовала, – произнес он. – «За» или «против».
Соня выпрямилась.
– Кажется, это в твоих интересах, – добавил Гмыря.
– Я – воздержавшаяся! – выдохнула Соня и потянула на себя дверь. Марк помог ей справиться с тугим замком.
– Ты не довольна? – спросил он уже на лестничной клетке.
– Почему? Довольна! – Слезы подступили неожиданно, и Соня глубоко вздохнула, не давая им выхода. – Только в этом нет справедливости.
– А как было бы справедливо?
– Ну, чтобы по-честному.
– Так как честно? Как?
– Не знаю, чтобы всем хорошо.
– Но так не бывает.
– Почему раньше было, а теперь – быть не может?
– Не знаю, – словно эхо, вернул Соне ее слова Марк. – Может, мы другие. Ну… не такие хорошие, чтобы добиваться хорошего.
– Но ведь это неправда! – Соня прыгнула на три ступеньки наверх. – Кто? Ну кто здесь плохой?
– А кто здесь хороший?
Соня заметалась. Кто? Макс! Но он только что плохо повел себя с Томкой. Димочка? Но он подставил ее саму. Она сама? Но Тихон говорил, что она два раза уже предала Падалкина. Кто тогда? Гера? Катрин? Но их эгоизм, их нежелание делать что-то самим…
– Ты будешь бороться дальше? – грустно спросил Марк.
А может, Марк?
Он был невысокий и полноватый. Густая черная шевелюра и смуглое красивое лицо делали его похожим на цыгана. Захочешь, а не поверишь. Да и какие тайны скрывает этот внимательный взгляд, какие бури витают за этим лбом?
– Не буду! – прошептала Соня, начиная спускаться. – Все же – «за»! А чем я от всех отличаюсь?
Соня шагала, смешивая слезы с действительностью. Глаза слипались, соленая вода делала все вокруг нереальным, расплывчатым. Она до того привыкла чувствовать рядом кого-то, с кем можно поговорить, кто всегда поможет, что обступающая пустота становилась весомой, становилась осязаемой. Ее можно было потрогать. Можно было оттолкнуть, ударить. Но за удар действительность могла дать сдачи.
Тырин врал. И почему-то всех устраивало его вранье. Проверочная с сетью не случайное стечение обстоятельств, и Славка в этом наверняка замешан. Это была никому не нужная правда, и сказать ее оказалось некому. Потому что они так решили. Потому что они команда. А в команде друг друга не предают. Она тоже не предаст.
Что-то яркое загорелось перед Соней. И она остановилась, чтобы понять, что это.
Мандарины. Вся витрина маленького сколоченного из досок киоска была заложена небольшими оранжевыми мячиками.
– Килограмм, – сказала Соня в окошечко и похлопала себя по карманам. Где-то у нее лежали деньги. – И шоколадку.
Когда ничего не осталось, идешь только в одном направлении – в сторону любви.
– Не ходи туда!
Соня успела только голову из окошка вынуть да мандарины в пакете вытянуть, как на нее обрушились эти слова.
– Почему?
Макс и Ленка. Держатся за руки. Кривина смотрит в сторону, но от этого не рождается ощущение, что они по отдельности. Они вместе. Пальцы переплетены в один запутанный комок. Видно, какая большая ладонь у Макса и какие коротенькие пальчики у Лены. У Макса сумка перекинута через плечо, висит на боку. Когда двигается, значки цокают – из каждой поездки привозит новые и прикалывает.
– Что ты там хочешь узнать? Марк сказал, что ты сегодня выступаешь в роли правдолюба.
– Что произошло в спортзале.
– Зачем?
– Разве это так плохо – знать правду?
– Не плохо. По-детски как-то. Не все ли равно?
У Лены тонкая короткая куртка, форменная юбка короче обычного, обнажающая острые коленки. Кривина маленькая и худенькая, по физкультуре у нее вечные четверки. Она не замерзшая, а какая-то обмороженная.
– Мандаринку дай.
Просит, а сама не смотрит в глаза. Руку протягивает и глядит на прозрачный пакет, словно мандарин должен сам выскочить из него и оказаться, уже почищенный, в ее маленьких пальчиках.
– Вас Тырин прислал? – Соня удобней перехватила пакет, обмотав ручки вокруг ладони.
– Хочешь, я тебе помогу подготовиться к проверочной по физике? – Макс поправил тряпичную лямку, заставляя сумку подняться до уровня живота.
– Не хочу! – Соня попятилась. – Я больше ничего не хочу! Ведь все, что происходит, это неправильно! Так быть не должно! Мы больше не вместе!
– О чем она? – подняла голову Лена. Точно обмороженная.
– Наоборот, как раз сейчас мы вместе. И теперь уже до конца.
Соня уходила. Друзья стояли и просто смотрели на нее. Такие равнодушные. Такие далекие.
Макс повернулся к Лене и что-то негромко сказал – Соня отошла не так далеко, но все равно не слышно. А может, и хорошо, что не слышно. Потому что из-за этой тишины с шевелящимися губами Соня поняла, что Макс все знает. И что произошло в спортзале. И даже кто украл проверочную.
– А если Тырин прикажет тебе спрыгнуть с шестого этажа, ты это тоже сделаешь? – крикнула Соня, чтобы перебить тишину.
Теперь Макс заговорил громко:
– Я пошлю кого-нибудь вместо себя. Например, тебя.
– Пойдем, – потянула Лена.
И они исчезли.
Соня сильнее сжала пакет и упрямо пошла в сторону Парковой, к больнице. Правда где-то была, ее надо было только увидеть. Или услышать. Это сейчас было очень-очень нужно.
Ее пропустили без задержки – отзвенело, оттрещало пять часов. Лифт все так же тяжело вздыхал, воздух был таким же затхлым. Страшный коридор с покореженным линолеумом, с блестящими, словно жирными, стенами.
Тихон полулежал в кровати с планшетником на коленях. На появление Сони всего лишь повел глазами, не отрываясь от чтения.
– Как прошло собрание?
– Постановили, что ты сам упал. – Соня осторожно положила пакет с мандаринами на тумбочку, рядом с точно таким же пакетом, с точно такими же небольшими крепенькими плодами.
– А еще?
– Макс бросил Тамару.
– Не то!
Тихон развернул планшет. На нем красовались новости школы. Было там про Гладкого. Было и про физику.
– Школа ищет нового физика.
– Ты теперь уйдешь? – Соня хотела присесть на кровать, но продолжала стоять, опираясь на решетку спинки, – железо неприятно холодило живот.
– Зачем? Мне теперь без разницы.
Он откинулся на подушку и улыбнулся. Спокойной уверенной улыбкой.
– Сказать, кто взял проверочную?
– Кто? – От испуга Соня начала шептать.
– Ваш фюрер.