Сара - читать онлайн книгу. Автор: Дж. Т. Лерой cтр.№ 3

Нога моя уткнулась в торчавшую из земли покрышку, и я кубарем полетел вперед, руками и подбородком зарываясь в красновато-бурую землю.

Так я полежал некоторое время, настолько пораженный этим внезапным падением, что не мог даже двигаться. Подняв голову, я осматривал незнакомый опрокинутый мир. Всюду простиралась темная глина, сверкавшая множеством разноцветных оттенков, словно в ней были захоронены разбитые витражи. Медленно текущая в канавке ржавая вода устремилась по руслам, прорытым руками в момент падения; от боли у меня перехватило дыхание. Я посмотрел на ладони: на них мокли почерневшие ссадины. Белая майка была запачкана кровью с разбитого подбородка.

Ну, теперь они точно пожалеют. Встав, я побежал дальше, вперед, устремляясь к вершине. Слезы струились по лицу, и из груди вырывались стоны, становясь с каждым шагом все громче.

Я знаю, сразу за холмом — дом. Мой, с большой зеленой лужайкой, качелями и детской горкой, и моим замком. Я ворвусь в дверь и буду кричать, пока их как ветром не сдует из кровати, как бывало всегда, стоило мне свалиться с качелей и заработать шишку или ссадину. И я не замолчу, не позволю им, как в былые времена, зацеловать свои раны. Я буду кричать, пока не сорвет крышу с дома, пока не разобьются стекла, пока они сами не взорвутся и не разлетятся на части. Они у меня еще пожалеют.

Я уже почти добрался до вершины. Я уже ощущал эвкалиптовый аромат гостиной и слышал перестук деревянных часов, с выскакивающей каждый час пестрой кукушкой.

С криком я бросился вперед, преодолевая последние метры. Трава на плоской вершине оказалась еще гуще и непроходимей. Мне пришлось продираться сквозь заросли. Впереди уже маячил обрыв, откуда все срывалось и катилось вниз, до самой белой изгороди, окружавшей двор. Я сделал остановку, чтобы отдышаться, сжимая влажные кулачки. Дрожащей рукой я раздвинул последнюю преграду зарослей, отделявших меня от дома.

Я позволю покрыть меня поцелуями. Я разрешу им успокоить меня, укачать в своих объятиях. Дам им напоить меня горячим какао с печеньем, за то, что я такой храбрый мальчик…

Я позволю все, если только там окажется их дом, а не эти тесные бесконечные ряды облезших, прогнивших насквозь коттеджей.

И на самом краю, осмотрев распахнувшуюся панораму: скопище ветхих, неизвестно как еще стоявших полуразрушенных домов, я понял, что мир внезапно стал пугающим, жестоким и убедительным, как мультфильмы для взрослых, которые мне запрещали смотреть.

Когда Сара вошла в полицейский участок, я поднял такой крик, что смолкло все вокруг, кроме уверенного цокота ее острых высоких каблуков, направляющихся ко мне.

Я вцепился в офицера, который души во мне не чаял: показал мне, как пользоваться рацией, купил мне шоколадное мороженое и дал поносить фуражку, после того как я позволил разобраться со своими ссадинами.

— Твоя мамуля пришла за тобой.

Он подтолкнул меня к ней. Все заговорили обо мне. Они разговаривали где-то наверху, как на втором этаже, здесь же, на первом — детском, этаже я ощущал исходящий от нее сильный запах духов, совсем не похожий на аромат чистого белья, окружавший мою маму.

Я вцепился еще крепче в полисмена, прячась за его темно-синие брюки.

— Ты же, наверное, хочешь домой, к мамочке, — сказал он, посмотрев на меня сверху. Я затряс головой «нет, не хочу».

— Он просто стесняется, — пояснила она. — Пойдем к маме.

Я повернулся к ней. Она улыбалась и подмигивала, протягивая мне тонкую загорелую руку с длинными красными ногтями.

Я не сразу отпустил брюки полисмена и протянул залепленную пластырем ладошку, перепачканную шоколадным мороженым, похожим на засохшую кровь.

— Хороший мальчуган. — Офицер погладил меня по головке.

Я позволил отвести себя сквозь залитый неоновым светом полицейский участок, все это время не отрывая взгляда от полисмена, который с улыбкой помахал мне вослед. Я словно предчувствовал, что никогда уже не увижу полицию такой: доброй и выручающей, в этом магическом, оберегающем свете…

Она лишь кивает, выпуская дым из окошка, пока мы выезжаем с территории полицейского участка.

— Отвези меня домой, — твердил я снова и снова. Она только смотрела перед собой. Проводя ладонью по лбу, словно пытаясь разгладить на нем складки.

Скоро дорога стала знакомой. Вдоль нас проплыли потрескавшийся асфальт с двойными полосами разметки и большая металлическая фабрика, чьи сплетенные сверху трубы напоминали ручки серебряного саквояжа. Паника охватила меня, и я развернулся к ней в своем сиденье.

— Ты же обещала отвезти меня домой!

Вместо ответа она закусила губу.

Я завопил в раскрытое окно:

— Выпусти меня! — и так несколько раз.

Машины разъезжались по сторонам, как раз напротив фабричных ворот. Пронзительный визг тормозов напомнил об отце — он так же подъезжал к нашему дому. Я зашмыгал носом. Сигарета вспыхнула, как торшер.

— Курить плохо, — сообщил я ей между всхлипываниями.

Она смерила меня взором.

— Это тебе в участке сказали? — нараспев произнесла она.

— Моя мама… мама так говорила.

— Хорошо, я подумаю над ее словами. Очень хорошо подумаю. — Сильно затянувшись, она выщелкнула пепельницу, смяла в ней окурок и выпустила клуб белого дыма мне прямо в лицо.

— Это все? Или, может быть, тебе еще что-то рассказывали? — Плотно сжав губы, она улыбалась.

Слезы набухли в моих глазах, и все расплылось, как в намокшей вате.

— Ладно. Теперь, пока ты не разревелся, давай побеседуем. — Она повернулась ко мне, уперев колено в подлокотник. Я выморгал остатки слез, и картина стала ясней, хотя я все равно не был готов к атаке.

— Давай поговорим откровенно. Я твоя мать, а ты мой сын. Вот откуда ты взялся, — откатав джинсовую юбку, она похлопала по темной полоске колготок между ног.

Я отвернулся и уставился на расплывающуюся фабрику.

— Нет уж, выслушай до конца, — она развернула меня лицом к себе. Прежде чем я успел расплакаться, она зачастила: — Твои папа с мамой хотят, чтобы ты меня слушался. И, если хочешь вернуться к ним, у тебя нет другого выхода.

Я кивнул, проглотив слезы.

— Так ты будешь слушаться?

— Я хочу домой!

— Будешь слушаться? — Схватив меня за подбородок, она приблизила мое лицо.

Я кивнул и затем потряс головой, чтобы освободиться. На меня напала страшная икота. Громко икнув, я заляпал шоколадным мороженым рот и рубашку.

— О, Господи… — краем рубашки она стала вытирать мне лицо, не так нежно, как это делала мама, хотя и тогда я морщился и отворачивался. Но теперь я не пытался вырваться.

Она терла, вдавливая ткань мне в зубы и приговаривая: