Я боюсь нового обследования. Надеюсь, они ничего не заметят.
Сегодня меня навестила Амелия, мы катались на лошадях. Она считает, что теперь должна обо мне заботиться. Я ей объяснила, что теперь уже совершенно здорова и нет причины так обо мне переживать. Волей-неволей ей пришлось это проглотить.
Сегодня вечером я была еще и на баскетболе В пятницу у нас игра, наконец я снова смогу быть как все.
Четверг, 29 февраля 1996
Фу! Сегодня шло наперекосяк все, что только могло идти наперекосяк. Обследование — чистый ужас! Врачи туг же доперли, что я придуривалась. Абсолютное безумие, они хотят засунуть меня в клинику на пару месяцев! Но это не просто какая-то там рядовая клиника, а психиатрическая. Психушка! Дурдом! Для сумасшедших! Помогите! Док объяснил, что там лежат только молодые люди, у которых не все в порядке в душевной сфере, и мы с ними хорошо друг друга поймем, потому что у многих из них такие же проблемы, как и у меня. Тра-ля-ля...
Я не хочу в психушку! Разве этого никто не понимает?! Нет, никто не понимает, мой отец тоже, он просто вне себя из-за того, что я так ловко обвела его вокруг пальца. Со времени посещения врача он со мной не разговаривает, сказал только: «Ну вот, доигралась! Теперь тебе придется лечь вклинику». У меня такое чувство, что отцу за меня стыдно. Он никому не расскажет, что мне нужно в психбольницу. В понедельник он меня туда повезет.
Пятница, 1 марта 1996
Я всю неделю не была в школе. Но во двор выходила и даже попрощалась со своим подопечным — конем по имени Пикассо. Пока меня не будет, Амелия о нем позаботится. С остальными любителями верховой езды я тоже попрощалась, и все оказалось не так плохо, как я себе навообра жала. Все они говорили что-нибудь типа: «Ну ничего, у нас еще всё впереди» или «Я все время думал, в чем только у тебя душа держится!» — или желали мне скорейшего выздоровления и выражали ужасное сочувствие. Моя тренерша по баскетболу не разрешила мне сегодня играть, это после того, как я ей рассказала, что больше не приду, потому что ложусь в клинику. Она заявила, что если я настолько больна, то мне совсем ни к чему заниматься спортом. Почему здесь все стараются сделать мне еще больнее? Итак, я сидела на скамейке запасных и только смотрела. Моя команда проиграла с разгромным счетом. Они продули все игры, в которых я не принимала участия. Это же логично: кто кроме меня в состоянии зарабатывать очки? Я не могу утверждать, что все дело во мне, но тем не менее это триумф. Пусть посмотрят, смогут ли обойтись без меня.
Этого я, конечно, никому не сказала. Но чертовски хотелось!
Друзья мои впали в шок, когда я им все рассказала. При этом я говорю только, что меня отправляют в клинику; слово «психиатрическая» звучит так отвратительно, что я стараюсь его не произносить. Завтра ко мне зайдут ребята, вроде как попрощаться. Надеюсь, отец уедет, тогда мы хоть сможем посидеть спокойно.
Суббота, 2 марта 1996
Сегодня я целый день чувствую себя ужасно. Нет, не так: я вообще себя никак не чувствую. Мне стало все равно, куда я еду, что про меня говорят, кто что думает. Я хочу выбраться из этой дурацкой квартиры, из этой гнусной дыры, и оказаться подальше от отца. Он все еще со мной не разговаривает. Если я случайно попадаюсь ему на глаза, то мы оба молчим. Сегодня, по счастью, он целый день где-то мотался. Ко мне пришли Никки, Амелия, Майк и Даниэль. Даниэль, конечно же, явился не с пустыми руками, и все мы курили марихуану. За сегодня это первый раз, когда я хоть что-то почувствована.
Мы договорились, что будем часто обмениваться письмами и разговаривать по телефону ие реже чем раз в неделю.
Воскресенье, 3 марта 1996
Сердце готово выскочить из груди! Скоро наступит завтра. Я уже собрала вещи. Сейчас я выгляжу так, что, наверное, в клинике вызову только отвращение. Волосы выросли уже приблизительно на сантиметр. От моего вида не может не вытошнить. Так мало, как сегодня, я еще никогда не весила: 38,9 килограмма. Это настоящая победа, хотя теперь мне почему-то не доставляет никакого удовольствия худеть. Я уже практически и двигаться не могу, а стоит только встать, как тут же в тазах становится темно, я чуть не падаю. С тех пор как меня выписали из больницы, ко мне в желудок попало только пять помидоров и около шести кофейников кофе. Если бы я могла, я бы сейчас ела ужасно много. Пиццу, торт, шоколадный пу- динс.. Но ничего не выйдет. Я не имею права вот так сразу свести на нет все свои завоевания.
Понедельник, 4 марта 1996
В половине восьмого мы с папой до отказа забили машину вещами и отправились по автоба- ну в сторону Мюнхена. За всю дорогу он обратился ко мне только один раз: «Постарайся как можно скорее оттуда выйти. И никому об этом не рассказывай».
Он даже не разрешил мне слушать мои кассеты
Снаружи психушка похожа на старый отель. Должна признаться что вид неплохой, на природа
на вершине холма, все водители оглядываются, noтому что такие красивые здания наверняка видишь
не каждый день. Конечно, большинство даже не догадывается, как оно выглядит внутри и что таи
происходит. Клиника расположена прямо у реки. Но, к сожалению, я слышала, что с ближайшим го-
родом нет никакого сообщения, кроме автобуса, который ходит всего два раза в день. Супер, я
оказалась в пампасах, и нет никакой надежды убежать. Мой отец изобразил из себя джентльмена, вы-
тащил из машины мой чемодан и понес по малень-кой улице, ведущей прямо к входу в клинику. Но
ему не оставалось ничего другого, потому что даже одна только мысль о том, что мне придется нести Он
вещи, лишила бы меня последних сил. Вход находится между тем зданием, которое видно с дороги, «что:
и пристройкой. Честно говоря, это новое здание тоже выглядит вполне приемлемо. Сразу за клиникой начинается лес
Нас встретила секретарша, которая тут же отвела нас к старшему врачу, фрау Ахтылапочке. Эта тетка мне сразу не понравилась. Каштановые вьющиеся волосы до плеч и ноги настолько тонкие, что можно подумать, она сама страдает от истоще-
ния. Она говорит на таком ужасном диалекте (а при этом еще через слово рычит: «Ах ты, лапочка!»), что начинаешь сомневаться в ее натуральности. Я не могу воспринимать ее всерьез, потому что у меня все время такое чувство, что она специально так странно разговаривает. Хотя на самом деле, как я заметила, она никогда не шутит.
Она привела нас в комнату с видом на речку, которая, как выяснилось, вовсе не речка, а бурный ручей (шириной метров пять, максимум). Окно было распахнуто настежь, и я услышала голоса молодых людей, развлекавшихся за домом. Фрау Ах- тылапочка тут же начала задавать глупые вопросы: «Итак, ты София. Ну, София, расскажи, как ты думаешь, почему ты здесь?»