Меня положили с какими-то мерзкими детьми в детское отделение. Вот подлость! Диагноз — тяжелое сотрясение мозга, временная потеря памяти и — вот оно: повреждение шейного отдела позвоночника. Если бы я сломала себе этот проклятый позвонок, я бы умерла. Или, по крайней мере, у меня был бы поперечный миелит.
Наверное, каждый человек иногда думает о том, имеет ли смысл жить с поперечным миелитом. Есть люди, которые уверены, что жизнь все равно продолжается и в один прекрасный момент существование в инвалидной коляске тоже начнет казаться приятным. За те пять дней, которые я провела в этой уже знакомой мне больнице, я окончательно поняла, что к этому типу людей не отношусь. Если бы я не смогла шевелиться, моим самым большим желанием было бы умереть. Все самое интересное в жизни пришлось бы забыть. Я бы не смогла больше играть в баскетбол, кататься на лошади, рисовать, так и не смогла бы познать то, что все называют самым замечательным на свете. Или бывают паралитики, которые способны заниматься сексом? Нет, существовать растением я бы не смогла! А каким мучением было бы не иметь возможности вертеть головой, куда захочешь, а все время со скоростью улитки поворачивать все тело, чтобы посмотреть, что происходит в другом углу комнаты. Если, например, входит сестра, или врач, или санитар Армин. Если говорить честно, то он оказался единственным заслуживающим внимания объектом за все время пребывания в больнице. Самым лучшим в течение дня было, когда он открывал дверь и говорил: «Ну что, дорогие детки, как у нас сегодня дела?» Господи, я сама себе казалась такой смешной!
Но вполне может быть, что он нравился мне просто потому, что в этой больнице не было больше ничего интересного. Ничего, чему могли бы радоваться мое нежное сердце и моя столь невинная душа. Я решила, что буду читать. А так как книга у меня была всего одна, то я прочитала ее два раза подряд. А когда собралась читать в третий раз, врач ее отобрал.
Врач, доктор Мариус Куглер, знает меня с тех пор, как я в первый раз попала в эту скромную больницу. Когда мне было года четыре-пять, я упала с велосипеда. Тогда у меня тоже было сотрясение мозга. Моя шикарная шляпка от солнца съехала мне на глаза, а я, умная до невозможности, сняла руки с руля, чтобы ее поправить. И тут же налетела на фонарь и сделала кувырок через переднее колесо. Жаль, что никто не снял это происшествие на видео. Я бы с удовольствием посмотрела на собственные подвиги.
Итак, доктор Куглер забрал у меня книгу — обосновывая это тем, что у меня не то настроение, чтобы читать подобную литературу. Книга называлась «Больше я вам не дочь».
Я убивала время, насмехаясь над малышами в своей палате. Всего их было шестеро. Наша палата оказалась забитой так плотно, что шкаф одной четырехлетней девочки даже не открывался. Чтобы это сделать, пришлось бы вывезти мою кровать а коридор, но я бы ии за что этого не позволила.
И вот уже несколько дней я разгуливаю с классным жабо на шее. Сначала я чувствовала себя чрезвычайно скованно, украшение мешало мне развлекаться, но потом привыкла. Мне даже не хочется его снимать, без него голова кажется тяже* лой. По-моему, через три недели, когда можно будет от этой штуки избавиться, у меня вообще не останется шейных мышц.
Кроме того что я живу, произошло еще одно чудо. Мой отец сказал, что он ужасно беспокоился и не знал, что бы он делал без меня. Да еще заявил, что я значу для него очень много и он рад, что все обошлось без опасных осложнений. Может быть, он не такой уж и плохой, каким всегда кажется. Он действительно был очень милым, когда сидел у меня на кровати и чуть не плакал.
Но некоторые последствия все-таки есть. Во- первых (отрицательное), мне целый месяц нельзя ездить верхом. А во-вторых (положительное), мне нельзя выполнять упражнения на полу: кувырки, стойку на голове и так далее. Bay, скорее бы попасть на физру!
Моя дорогая мамочка конечно же ко мне в больницу не пришла.
Понедельник, 8 июля 1996
Это же чистой воды безумие! Это такое безумие, что нормальный человек даже представить себе не может. Мой папочка снова заткнул всех за пояс. Точнее говоря, он сделал нечто, не подпадающее под категории «гадость средней величины или просто гадость» и «абсолютный отпад», это даже не входит ни в какую промежуточную категорию. Это просто безумие. Мой отец получил заказ, заказ, о котором я точно ничего не знаю, знаю только, что из-за него он должен на семь недель ехать в Австралию. И я должна ехать с ним!
Отец позвонил мне из турагентства, прежде чем отправиться в кегельбан, куда он ходит каждый вечер по понедельникам, вторникам, средам, четвергам, пятницам и субботам, и без всякого смущения сообщил, что уже заказал билеты для нас обоих, потому что не может оставить меня с матерью. В этом он, черт побери, прав! Мы бы друг друга прикончили. К бабушке с дедушкой я поехать не могу, потому что у меня их нет. А ближайшие из живущих в Германии родственников, у которых я могла бы перекантоваться, находятся в Мюнхене. Следовательно, не остается ничего кроме как взять меня с собой. Если бы я обязательно хотела остаться, я бы нашла выход но я непременно хочу в Австралию. Тогда я смогу, наконец, выбраться из этого дерьма.
Отец сказал, что много лет назад в Австралию уехал его лучший друг. Все его дети, кроме одного, старше меня, но мие это неважно. Наверное, там будет ужасно весело. Конечно, я безумно боюсь змей, но они мне не помеха. Австралия... Свобода... И все, что под этим понимается. Мы летим пятнадцатого числа. Уже через неделю. Я не могу дождаться, начинаю дергаться.
На школу мне плевать, я все равно пропустила большую часть года. Но поступок отца, его идею, как шантажировать нашу директрису, я считаю клевой. Дело в том, что в начале года она ему позвонила и спросила строго-доверительным тоном, будет ли он против, если его дочь, то есть я, не получит уроков этики. Комбинация предметов так сложна, что с точки зрения расписания это невозможно, и так далее... Моему отцу было, конечно же, глубоко плевать, есть у меня этика или нет. А теперь это вдруг пригодилось. Потому что если он расскажет об этом в Министерстве культуры, то у доброй госпожи директрисы, длиннющее имя которой я не могу запомнить с тех самых пор, как пришла в эту школу (то есть уже четыре года), будут проблемы. Она не сможет отказать моему отцу в просьбе освободить меня от занятий до конца года.
Вторник 9 июля 1996
Все правильно! Сегодня отец был в школе. Директриса сказала только, что он должен поговорить с моей классной. А та что сделает?! Если бы у меня были плохие оценки, она могла бы что-то возразить. Но я хороша во всем, кроме математики. Это значит, в среднем у меня четверки, а это, как мне кажется, вполне нормально. Конечно же, рассказав о своих дальнейших планах, я поставила весь класс на уши, ведь мне и так только что пришлось объяснять, где меня носило целую неделю. Ребята сказали, что я должна прислать им открытку. По-моему, они постепенно начинают считать меня странной, потому что я хожу в школу чуть ли не раз в две недели, а появившись, тут же снова вынуждена исчезнуть.