О героях и могилах - читать онлайн книгу. Автор: Эрнесто Сабато cтр.№ 110

И когда в ту ночь 1928 года сапожник-толстовец заявил, что никто не имеет права убивать, тем паче во имя анархизма, и что даже жизнь животных священна, по каковой причине он питается одними овощами, высокий и смуглый юноша лет семнадцати с зеленоватыми глазами и жестким, ироническим выражением лица возразил:

– Возможно, что вы, питаясь салатом, улучшаете свое пищеварение, но мне кажется весьма сомнительным, чтобы таким образом вам удалось уничтожить буржуазное общество.

Все уставились на незнакомца.

Тут другой толстовец выступил в защиту сапожника, напомнив легенду о том, как Будда дал тигру сожрать себя, дабы тот утолил свой голод. Но тогда сторонник справедливого насилия спросил, что сделал бы Будда, если бы увидел, что тигр набрасывается не на него, а на беззащитного ребенка. После чего завязался спор с репликами яростными, саркастическими, лирическими, оскорбительными, глупыми, наивными или грубыми, смотря по темпераменту выступавшего, – как бы в доказательство того, что и общество без классов и без социальных проблем будет столь же драчливым и дисгармоничным, как эта группа анархистов. Снова пошли в ход те же аргументы и те же ссылки: разве не справедливо поступил Радовитский, убив шефа полиции, виновного в зверской расправе первого мая 1909 года? Разве не вопиют о мести восемь убитых пролетариев и сорок раненых? Разве среди жертв не было женщин? Конечно, были. Вооруженное до зубов Государство Буржуазии яростно защищает свои привилегии, лишает людей жизни и свободы; справедливость и честь – пустые слова для этих деспотов, заботящихся только о сохранении своей власти. Ну а как быть с невинными людьми, иногда гибнущими от бомб анархистов? И, кроме того, разве насилием и местью можно создать более справедливое общество? Разве анархисты по сути своей не являются хранителями высших ценностей человеческих: справедливости и свободы, братства и уважения ко всему живому? И затем, разве допустимо во имя высоких принципов губить кассиров из банков или торговых заведений, людей, в конце-то концов, ни в чем не повинных, убивать их для того, чтобы захватить деньги, нередко употребляемые потом на сомнительные дела? Тут спор завершился громкими выкриками, оскорблениями и, наконец, дракой с применением оружия. Всю эту сумятицу с трудом унял Гонсало Пачеко, пустив в ход свой недюжинный ораторский дар и напомнив анархистам, что они таким образом лишь подтверждают злобные поклепы буржуазии. Как рассказывал Макс, там-то и встретился он с Фернандо. Внимание его было привлечено афористической фразой и необычным лицом незнакомца. Они вышли вместе, с ними был еще анархист по имени Подеста, с которым я потом познакомился. Так был сделан первый шаг в создании банды – сколотить ее и возглавить наверняка собирался Подеста, но, конечно же, возглавил Фернандо. При знакомстве Освальдо Р. Подеста почти мгновенно вызвал во мне антипатию: было в нем что-то нечистое, коварное. В обхождении он был мягок, чуть ли не женствен, и относительно образован – он заканчивал четвертый курс и готовился получить степень бакалавра, когда присоединился к банде Ди Джованни. У Подеста была неприятная привычка смотреть на вас искоса, полуприкрыв глаза. Со временем, когда я узнал его дальнейший жизненный путь, первое мое впечатление подтвердилось: после расстрела Ди Джованни их движение разгромили со всей жестокостью военного времени, и после нападения банды Фернандо на кассира фирмы «Брасерас» Подеста, бежав в шлюпке контрабандистов, перебрался в Испанию. Там он пополнил ряды анархо-синдикалистов, участвуя в их борьбе не на жизнь, а на смерть с владельцами предприятий (в годы, предшествовавшие гражданской войне, террористами было убито около трехсот человек), однако, по неизвестной мне причине, его заподозрили в сотрудничестве с полицией. В доказательство преданности делу он взялся убить любого, кого укажут. Ему назначили убить самого начальника барселонской полиции, и Подеста застрелил его, чем, по-видимому, укрепил доверие к себе. Но когда вспыхнула гражданская война, он со своей бандой так зверствовал, что Иберийская Федерация Анархистов приговорила его к смерти. Узнав об этом, Подеста и двое его друзей попытались бежать из порта Таррагоны в моторной лодке, нагруженной вещами и деньгами, но с берега их успели перестрелять из пулемета.

То, что человек типа Фернандо держал в своей банде вот такого Подеста, объяснить нетрудно. Странно другое, странно, что такой парень, как Карлос, мог якшаться с подобными людьми, и объяснить это можно только его душевной чистотой. Не забудьте и о невероятном даре убеждения у Фернандо, которому наверняка было нетрудно доказать Карлосу, что это единственный способ борьбы с буржуазным обществом. И все же Карлос в конце концов с отвращением отошел от них, когда ему стало ясно, что добытые налетами деньги отнюдь не пополняют профсоюзные кассы и не идут на помощь семьям и сиротам арестованных или сосланных товарищей. Чтобы уж совсем точно, отход Карлоса от анархистов произошел тогда, когда он узнал, что Гатти не получил от Фернандо обещанных денег для организации побега из тюрьмы в Монтевидео и побег этот, который нельзя уже было откладывать, был осуществлен на средства, срочно добытые другим путем. Карлос очень уважал Гатти (тому я сам свидетель), и этот факт окончательно открыл ему глаза. Вы, быть может, помните знаменитый побег из тюрьмы в Монтевидео, когда четырнадцать заключенных ушли по туннелю длиною более тридцати метров, прорытому под руководством Гатти, которого называли «инженером», из угольного склада, находившегося напротив тюрьмы. Гатти работал по-научному, у него был компас, были карты, небольшой электрический экскаватор и вагонетка, бесшумно двигавшаяся по рельсам на канатах; землю собирали в мешки из-под угля и под видом угля вывозили на грузовиках. Эта сложная, длительная операция требовала больших затрат, и деньги для нее добывались в основном ограблениями кассиров. Но, как вы понимаете и как не раз с издевкой говорил сам Фернандо, в итоге получался заколдованный круг: совершались налеты, чтобы вызволить из тюрьмы анархистов, посаженных также за налеты, совершенные прежде.

У анархистов было два основных способа добывания денег: налеты и изготовление фальшивых купюр. Оба способа имели философское оправдание: поскольку, согласно некоторым теоретикам анархизма, собственность есть воровство, то ограблением банков обществу возвращались средства, незаконно присвоенные неким индивидом; а изготовление фальшивых ассигнаций не только давало средства для побегов и для стачек, но также в какой-то мере, особенно когда производилось в больших масштабах, шло во вред казне и расшатывало основы государства. Следуя историческому примеру Англии, которая, переправляя на рыбачьих лодках фальшивые ассигнации, пыталась ослабить правительство революционной Франции, анархисты весьма часто предпринимали крупномасштабное изготовление фальшивых денег. Делалось это в глубоком подполье, что требовало дисциплины, но, с другой стороны, было не так уж сложно, так как многие из них были искусными рисовальщиками. Ди Джованни организовал большую мастерскую, где печатались денежные билеты по десять песо. В этой мастерской работал испанец Селестино Иглесиас, человек порядочный и благородный, с которым Фернандо тогда познакомился и которого в последние годы перед гибелью часто навещал, если требовалась какая-нибудь подделка, – вплоть до несчастного случая, когда Иглесиас лишился зрения.