Любовный недуг - читать онлайн книгу. Автор: Анхелес Мастретта cтр.№ 44

Глядя на работу Савальсы, Эмилия еще больше убеждалась в правоте доктора Куэнки. Каждый вечер она снова и снова открывала для себя, что нет двух одинаковых людей, и поражала своего друга, подсказывая ему средства для лечения того, с чем не справлялась его наука. Она обладала прекрасной интуицией и категоричностью суждений, была скромной и наблюдательной. Она говорила о Маймонидесе, старинном испанском враче и ученом, написавшем книги, столь почитаемые ее отцом, как о хорошо знакомом старике, а о травах, которыми торговала на рынке донья Настасиа, с тем же жаром, с каким слушала рассказы Савальсы о последних открытиях австрийских и американских врачей.

Она была согласна с Савальсой, что любая медицина, даже основывающаяся в своих доктринах на абстракциях, а в своих рассуждениях на логических выводах, может чему-нибудь научить. Любой путь хорош, от метафизики до наблюдения. Эмилия научилась ничем не пренебрегать. Особенно языком фактов, который исследует в любых обстоятельствах что-то конкретное, хотя и делает выводы, опираясь на теорию. Для того чтобы вылечить, думала она, все средства хороши: от рук врача на голове больного до обычных таблеток или картофельных чипсов; от доверительного разговора до капсул опия; от воды и мыла до винной кислоты; от порошка алтейного корня до трудов и открытий доктора Лисеаги, друга, с которым Савальса переписывался каждую неделю как из Мехико, так и из Сен-Назара, куда он ездил изучать вирус бешенства; от отвара дикого винограда, рекомендованного доньей Касильдой, повитухой-индианкой, которая не знала по-испански ни слова, кроме ругательств, до неизменной травы Pulsatilla, применяемой гомеопатами. От местных снадобий, которые Диего Саури заказывал привезти со своих островов, когда у кого-нибудь из постоянных клиентов были камни в почках, до мышьяка в малых дозах или китайского массажа пальцев ног.

В начале мая 1911 года Диего Саури получил письмо от доктора Куэнки, прочитав которое он почувствовал себя так, будто на него сейчас обрушатся стены аптеки вместе со стеллажами и цветными фарфоровыми склянками. Витиеватым и неровным почерком Куэнка писал о своих опасениях, что Даниэль в плену или погиб. Диего бросился к Хосефе, и они решили не говорить Эмилии об этом ни слова. Они провели несколько бессонных ночей, пока Милагрос и поэт Риваденейра не вернулись из утомительной поездки в Сан-Антонио и не принесли от имени Куэнки извинения за ложную тревогу. Даниэль был жив и здоров, а повстанцы брали город за городом.

В ту ночь они проспали девять часов подряд, но Диего проснулся разбитым, словно сам участвовал в штурме Сьюдад-Хуарес, поскольку Милагрос как будто вбила в его сознание описание этого штурма, и в его снах пролилось столько крови, сколько, вероятно, и наяву так необузданно и безнадежно лилось по всей стране.

– Защищаться – это тоже убивать, – сказал он на рассвете на ухо Хосефе. – Чудовище обожает маски.

Хосефа повернулась и медленно поцеловала его во влажный лоб и пересохшие губы. Ее тоже пугала война, эта вспоротая подушка – олицетворение ее демократических порывов.

Милагрос и Риваденейра вернулись из Сан-Антонио, вновь обретя кураж, утраченный во время ноябрьских репрессий. Они целыми днями писали статьи в подпольную газету. Хосефа подозревала, что они к тому же работали посредниками между революционными группировками и смельчаками, снабжавшими их оружием и всем необходимым.

Ходили слухи о мятежах на текстильных фабриках, о забастовках на хлопковых мельницах, о стычках и жертвах в деревнях и поместьях. Эмилиано Салата, предводитель восстания в штате Морелос, нашел в Пуэбле восторженных последователей, которые, объединившись в банды по несколько сотен человек каждая, боролись за контроль над деревнями и над Межокеанической железной дорогой. В ежедневных сводках правительство старалось приуменьшить размеры беспорядков, сообщая, что речь идет о заурядных ворах и убийцах, а совсем не о повстанцах.

Церковь целиком встала на сторону правительства, и не было амвона, с которого бы не произносились проповеди, осуждающие бунт. Савальса рассорился со своим дядей-архиепископом, а семейство Саури решило это отметить, пригласив доктора на ужин. Последнюю рюмку портвейна они выпили в четыре утра, когда Диего опять потянуло на миротворческие речи, Хосефа стала распевать частушки о Мадеро, а Эмилия, позабывшая обо всем на свете и счастливая, танцевала с Савальсой.

Однажды вечером в конце мая Милагрос пришла к ним с оглушительной новостью: Порфирио Диас подал в отставку. Эта новость просто рвалась у нее с языка, она повторяла ее снова и снова, словно таким образом пыталась сама поверить в то, что говорила.

На следующий день старый диктатор сел в Веракрус на корабль, идущий в Европу.

– Они выпустили из клетки тигра, – заявил он публично, прежде чем отправиться в ссылку.

– Не хватало только, чтобы мы с ним были одного мнения, – подумал Диего Саури, возясь с пузырьками и пипетками в задней комнате аптеки.

Несколько недель спустя Эмилия заметила, что се отец за завтраком обнимается со своими утренними газетами с большим пылом, чем обычно. Грядет перемирие. Революция победила, и будут подписаны мирные соглашения, в которых предусматривалось формирование временного правительства.

Эмилия погладила его по голове и села рядом, чтобы выпить кофе и послушать его прогнозы. Она очень любила своего отца в эти утренние часы, запах мыла от его шеи, свет его глаз провидца.

– Тебе придется решиться на что-нибудь, – сказал ей Диего после долгих разглагольствований о будущем и правительстве с Мадеро во главе. Ему не пришлось уточнять значение своих слов.

Они допивали последний глоток кофе, когда вбежала Хосефа и сообщила, что Мадеро торжественно войдет в столицу седьмого июня. Милагрос и Риваденейра собирались поехать полюбоваться этим зрелищем и просили разрешения взять с собой Эмилию.

– Эта девочка все решает сама, – ответил Диего, уверенный, что его дочь поедет все равно, даже если они по глупости запретят ей это.

Они выехали пятого числа на поезде, с которым по дороге все время что-то случалось: если его не останавливала конница, желавшая погрузиться на него со всеми пожитками и даже конями, то задерживали помещики, желавшие втиснуться в него со всеми своими поместьями.

– Запомни как следует это зрелище, потому что ты больше его никогда не увидишь, – сказала Милагрос Эмилии.

Поэт Риваденейра опробовал фотокамеру и слушал наставления Милагрос – лучший музыкальный аккомпанемент для создания изображений, которые он сохранял позади глаза своего аппарата.

Они остановились в маленьком доме, который один англичанин, друг поэта, построил в районе Рома, прежде чем уехать в Европу в ноябре прошлого года, когда понял, что ожидает режим, при котором у него так хорошо шли дела в бизнесе. Прощаясь с Риваденейрой и Милагрос, англичанин пообещал им вернуться, когда все закончится, и уехал будто в отпуск.

Он оставил им дом, чтобы они заботились о нем как о своем собственном, они так и делали и жили там иногда. Это было прекрасное сооружение во французском стиле, как большая часть домов этого района. В последние месяцы Милагрос, чтобы увеличить количество его декоративных излишеств, заставила гостиную идолами доколониальной эпохи и изделиями народных ремесел.