– А вам где назначали? – будто невзначай поинтересовался капитан.
– На Левбердоне
[23]
, за элеватором.
– А-а-а… Тоже глухое место. Правильно, что не пошли… А что с рукой?
– Дома гвоздь забивал, ударил по пальцу…
– А-а-а, – понимающе покивал Глушаков.
– Так что теперь со Степной? Пойдет на прекращение в связи со смертью виновного? – с издевкой спросил Лис. Но Глушаков издевки не заметил.
– Я так и думал! Но товарищ полковник сказал, что так не пойдет, – дело слишком громкое… Надо по другому варианту идти – ствол отрабатывать…
– А ты что, Волину доложил раньше, чем мне? – поднял бровь Лис.
Идти к руководству через голову прямого начальника – это грубое нарушение субординации и служебной этики. Даже Глушаков немного смутился.
– Так получилось… Я шел по коридору и встретил товарища полковника. Ну, он и сказал: «Зайди, доложись, как съездил!» Вот и зашел, доложил, получил указания…
– Бывает, бывает, – понимающе покивал Лис. И, впившись взглядом в глаза капитана, быстро спросил:
– Это шеф интересовался, где мне назначали «стрелку»?
– Да, – как загипнотизированный кивнул Глушаков. – То есть, нет… То есть, так, в разговоре само собой возникло…
– Бывает, бывает, – продолжал кивать Лис. – А как ствол отрабатывать? Кого к нему «привязывать»? На чем?
Глушаков удивился:
– Как кого? Кто пушку засветил, тех и привяжем! Эксперты сказали, что Гусарова из него убили! А бар с ним грабили эти сраные «Грачи»! Значит, «Грачей» и надо колоть! А то они сказки про какую-то девочку рассказывают…
– А ты и к экспертам успел зайти?
– А как же?! Время не ждет!
Да, чувствовалось, что он уже почуял запах должности начальника УР…
– Но эксперты ведь точного ответа не дают. Даже если расколоть «Грачей», чем подкреплять признание? Сегодня признались, завтра отказались, с чем на суд выходить?
– Закрепим! – уверенно говорит Глушаков. – Они ружье сдадут, отпечатки пальцев снимем, экспертизу по стволу сделаем… В конце концов, Веснянко даст правильное заключение, никуда не денется. Я ему ящик лучшего виски куплю!
– А тебе Волин не сказал, кто у нас начальник уголовного розыска? – доброжелательно спрашивает Лис. Глушаков теряет уверенность и выходит из примеряемой роли начальника.
– Как кто? Вы, товарищ подполковник…
– Тогда слушай приказ: никого внаглую не колоть, экспертизы не фальсифицировать! Я лично буду работать с этими сопляками, а ты будешь выполнять мои указания! Вопросы есть?
– Нет… Какие тут могут быть вопросы?
– Тогда свободен!
Грачи
—
Да ничего я про них не скажу! – для убедительности семнадцатилетний Василий Лепников даже прижал обе руки к груди. – Ну, с Цифрой мы еще общались несколько раз, а про предков ее я ничего не знаю. Я их и не видел никогда! Могу поклясться чем хотите!
Явно видимых следов насилия на Лепникове не видно, но он то и дело ощупывает макушку и бросает быстрые взгляды на сидящего в углу Глушакова – значит, отведал телефонного справочника. Сейчас он не похож на грозного и опытного Берца, который советовал своим приятелям ни в чем не признаваться. Было видно, что он вываливает все, что знает…
– А кто видел родителей? – продолжает допрос Лис.
– Только Ниндзя! Он у них даже дома был, – быстро говорит Лепников, как будто радуясь, что самому ему посчастливилось избежать близкого знакомства с этой семьей.
– Что рассказывал?
– Сейчас вспомню… – подросток старательно наморщил лоб. – Ага, вот… Бухают, говорил, по-черному, везде бутылки валяются, срань кругом, нищета, а техника классная, дорогая… И полное ведро мобильников!
– Какая именно техника? – быстро спрашивает Лис и бросает многозначительный взгляд на Глушакова.
Перед ним на столе лежит список вещей, похищенных с мест убийств под Пензой, из-под Воронежа и Самары.
– Ну, это… – задержанный Лепников, он же бывший Берц и будущий осужденный, мучительно вспоминает. – Телевизор крутой, да… Музыка, тоже крутая… Что-то еще…
– Что?! – рявкает Лис.
– Такая штука, кофе варить… Больше не помню…
– А про пистолет травматический твой Ниндзя не рассказывал?
– Про пистолет?! – Вася Лепников радостно встрепенулся, как будто получил полное прощение и сейчас пойдет домой. – А вот это видите?!
Указательным пальцем он ткнул себя в лоб и сразу попал в круглый багровый шрам, наглядно продемонстрировав, что телефонный справочник не нарушил ему координацию движений.
– Это Цифра мне из травматика всадила! Я его вот так видел, – он вытянул вперед руку. – Как молотком по башке! Я отрубился и еле в себя пришел…
Лис снова переглянулся с Глушаковым.
– Значит, сам видел… Хорошо, молодец! А про ее родителей твой друг что рассказывал?
– Мамаша, говорил, классная штучка, а отчим – Ящик кликуха, страшный, как смерть!
Лис видел: больше он ничего не скажет. В смысле – ничего путного. Потому что все, что знает, уже рассказал. Если нажать, то признается в чем угодно: будто у этого Ящика рога растут, а мамаша – сырое мясо ест и кровь пьет…
Он поднял трубку внутренней связи:
– Забери задержанного!
И когда Лепникова увели, повернулся к Глушакову:
– Ну, что?
– В цвет, товарищ подполковник! – радостно восклицает капитан. – Телевизор под Пензой был – дальнобой его домой вез, в кабине, на спальном месте… А кофе-машина из Самарской области – потерпевший жене купил на день рождения… И травмат… Здорово!
Лис усмехается.
– Что, капитан, приятно, когда пасьянс по-настоящему сходится, без подтасовки? Теперь давай, пошли кого-нибудь в адрес, пусть сделают установку на эту семейку. А я к Баринову за постановлением на обыск… И контролируйте квартиру, глаз не спускайте… Хотя, думаю, они туда не вернутся…
Глушаков
Соседке напротив лет сорок пять – востроносая, быстроглазая, говорит быстрым шепотом с легким пришептыванием.
– А чё Калабашкины? Семья, как семья! Ну, выпивают, а кто не пьет? Посторонних к себе не водят. Ни драк, ни скандалов… Бывает, лаются, но это Ленка со Светкой, Паша никогда не вмешивается… Часто уезжают – на две недели, на месяц, говорят – к родственникам на Украину. Только я думаю – спекулируют. Где дешевле – купят, потом у нас подороже продадут…
– Почему так думаете? – быстро спрашивает Глушаков.