— Пожалуйста, не надо о еде и выпивке.
— Что это ты такой нежный да впечатлительный стал, а?.. Девушка поворачивается к молодому человеку спросить, в чем дело, но видит, что он кивает дворецкому, мол, тот все сделал правильно, а затем сразу же поднимает бокал с соком и произносит тост за всех присутствующих, а на следующее утро они наконец станут мужем и женой, потому что подпишут все соответствующие документы в местной мэрии. Но эту ночь девушке предстоит провести в доме одной, потому что ее жених отправляется на самую дальнюю банановую плантацию, чтобы выразить признательность рабочим и предотвратить всяческие слухи. В ту ночь светила дивная луна, сад вокруг дома с огромными тропическими растениями великолепен и загадочен, словно сказочный лес, на девушке белая атласная сорочка, сверху пеньюар, тоже белый, но прозрачный, девушка хочет осмотреть дом, проходит через гостиную, столовую и дважды — мимо двустворчатой рамки с фотографией; в одной створке — фото ее жениха, а в другой ничего нет, просто фотографию вынули, но, судя по всему, там была его первая жена, ныне покойная. Девушка бродит по дому и забредает в спальню, которая явно принадлежала какой-то женщине, потому что на ночном столике и на комоде лежат кружевные салфеточки, и девушка начинает рыться в ящиках, пытаясь найти фотографию той, другой, но не находит, а в гардеробе все еще висит одежда первой жены — очень элегантные наряды самых лучших иностранных фирм. И тут девушка слышит какой-то шорох и замечает тень, промелькнувшую за окном. Ужас охватывает ее, она бежит в сад, залитый лунным светом, и видит маленькую лягушку, прыгающую в пруд. Она думает, что лягушка шуршала в траве, а тень, наверное, — от пальмы, чьи огромные листья колышет ветер. Она углубляется в сад, потому что в доме душно, и вдруг снова слышит неясный шум, на этот раз будто шаги. Она оборачивается, но тут облака заслоняют луну, и сад погружается в полный мрак, а где-то далеко-далеко… бьют барабаны. И вот мы снова слышим шаги, теперь совершенно отчетливо, шаги приближаются — медленно-медленно. Девушка дрожит от страха и вдруг видит какую-то тень, проскальзывающую в дом через ту дверь, которую сама же девушка оставила открытой. Бедняжка даже не может понять, что страшнее — остаться здесь, в темном-претемном саду, или вернуться в комнаты. Наконец отваживается подойти к дому и заглянуть в окно, чтобы посмотреть, кто это вошел, но ничего не видит. Она бежит к другому окну, которое как раз находится в спальне умершей жены. Поскольку очень темно, девушка различает лишь тень — она бесшумно скользит по комнате, протягивает руку и касается вещей. Совсем близко от окна стоит комод с салфеточками, на нем лежит изумительной красоты гребень с узорной серебряной ручкой и зеркальце с такой же ручкой; девушка стоит у самого окна, она видит тонкую, смертельно бледную руку, что берет зеркальце с гребнем. Она леденеет от ужаса, но не в силах пошевелиться; умершая бродит, вероломный лунатик, она говорит во сне и все рассказывает, изолированный пациент подслушивает ее, он не желает ее трогать; она белая — ее мертвая кожа она видит, как тень выскальзывает из комнаты и направляется… да кто ее знает, куда она направляется? Но вот девушка опять слышит шаги в патио, пятится и пытается спрятаться за плющом, ползущим по стене дома, и в эту минуту облако наконец уплывает и выходит луна, белый свет снова заливает сад, и она видит перед собой высокую фигуру в длинной черной накидке, которая пугает ее до смерти: перед ней бледное мертвое лицо, спутанные светлые волосы свисают до самого пояса. Девушка хочет позвать на помощь, но голос не слушается ее, она начинает медленно отходить назад, и ноги у нее делаются ватными. Мертвая женщина смотрит ей прямо в глаза, но будто ничего не видит — пустой, безумный взгляд, руки тянутся к девушке, она медленно подступает, а девушка все пятится, не зная, что прямо за ней начинается густой лес. И когда она оборачивается и наконец понимает, что попала в ловушку, она издает дикий вопль, но та все ближе и ближе, руки вот-вот ее коснутся, и она, не выдержав, теряет сознание от ужаса. И тут кто-то хватает за плечо странную женщину. Это пришла та добрая негритянка. Я разве забыл про нее рассказать? черная медсестра, старая и добрая, дневная медсестра, ночью она оставляет тяжелого больного с белой медсестрой, новенькой, подвергая ее риску заразиться
— Забыл.
— Эта негритянка вроде как домоправительница, очень добрая. Такая большая, волосы уже совсем седые — с самого приезда девушки она приветливо ей улыбалась. Она несет девушку в дом, укладывает на кровать и, когда та приходит в себя, убеждает в том, что это был лишь кошмарный сон. Девушка не знает, верить ей или нет, но негритянка так ласкова с ней, и она успокаивается, а домоправительница приносит чаю, чтобы легче было заснуть, это ромашковый чай или что-то вроде того, точно не помню. На следующий день назначена церемония бракосочетания, поэтому молодые должны сходить к мэру, засвидетельствовать свое почтение и подписать бумаги, и вот девушка наряжается в довольно простой, строгий костюм, но прическа у нее роскошная — это потрудилась негритянка, — волосы заплетены в косу и уложены… как бы получше объяснить? В те времена такая прическа — высокая — считалась обязательной в торжественных случаях, и это было очень изысканно.
— Что-то мне нехорошо… Опять голова кружится.
— Уверен?
— Да не то чтобы очень, но тогда все начиналось так же.
— Но от этой еды не может быть плохо.
— Не глупи. Я же не обвиняю тебя.
— Ты нервничаешь…
— Твоя еда ни при чем. Дело в моем организме, с ним все еще что-то не так.
— Тогда постарайся не думать об этом. От мыслей только хуже.
{7}
— Просто я не мог больше следить за твоим рассказом.
— Но поверь, дело не в еде, потому что еда была абсолютно нормальная. Знаешь, иногда после болезни продолжаешь внушать себе, что все еще болен…
— Давай дальше, рассказывай, может, все пройдет. Может, это оттого, что я ослаб. Наверное, я слишком быстро все съел… Черт его знает почему…
— Да, дело в этом, ты пока слишком слаб, а я заметил: ты и вправду очень быстро все смел, даже не жуя.
— С тех пор как я проснулся сегодня, все думаю об одной вещи, никак из головы не идет.
— О чем?
— О том, что я не могу написать своей девушке… а Марте могу. Знаешь, было бы здорово написать ей, но я не знаю, что сказать. Потому что, по идее, я не должен писать. Зачем?
— Ну что, я продолжаю?
— Да, давай.
— На чем мы остановились?
— Девушка как раз прихорашивалась.
— Да, точно, ей делали прическу…
— Да, высокую, это я уже слышал, а какая вообще разница? Не заостряй внимание на мелких деталях, они не так важны набросок картины, резкий удар, картина на стекле, она разлетается на кусочки, кулак не поранен, кулак человека…
— вероломный лунатик и белая медсестра, заразный больной смотрит на них из темноты Что значит не важны?! Ты лежи смирно, а я уж как-нибудь разберусь.