Пинбол - читать онлайн книгу. Автор: Ежи Косински cтр.№ 77

Домострой в оцепенении наблюдал, как собираются в кровавую лужу струящиеся из мертвых тел ручейки. Их с Андреа заговор рухнул, и он оказался в дерьме с головы до ног. Он был подавлен совершенно нелогичным финалом этого, до сей поры казавшегося ему изящно выстроенным, сюжета. А потом ему стало страшно: ведь если Андреа останется жива, то его могут судить как соучастника в деле по изъятию денег у Годдара. Он усомнился, что хоть где-нибудь на земле найдутся присяжные, способные посчитать его невиновным, и живо представил себе сенсационные заголовки, бесконечные обсуждения в газетах и на телевидении всех отвратительных аспектов заключенной им с Андреа сделки по разоблачению Годдара. Старые вымыслы насчет его тайных "музыкальных негров" покажутся детским лепетом по сравнению с тем, как могут газетчики расписать эту кровавую драму. Подумал он и о Донне, невинном свидетеле, втянутом во все это лишь потому, что отозвалась на его чувства. Судья может запросто упечь его на годы, навсегда покончив с той жизнью, что он вел до сих пор.

Домострой заставил себя сделать шаг и склониться над Андреа. Большими пальцами он опустил ей веки. Затем коснулся шеи. Андреа была теплой, словно не желала сдаваться небытию. Он подумал о тех временах, когда она принадлежала ему, наполняя его время и окружающее пространство своей трепещущей красотой, а плоть ее — ныне обреченная — становилась источником его радостного изумления всякий раз, когда ему позволялось коснуться ее. Пожелал бы он вернуть эту девушку к жизни, будь это в его власти? Чтобы броситься с ней в новую авантюру?

Непреклонный внутренний голос ответил ему, что вопрос это праздный. Она мертва. Ее распущенные волосы ярко сияли в безжизненном свете флюоресцентных ламп; губы, приоткрытые в последнем вздохе, побледнели, лицо побелело. Он повернулся к Чику Меркурио. Певец и мертвый прятал глаза за темными очками, а в руке сжимал пистолет. Рядом в нелепых позах лежали оба бандита.

Услышав сдавленный стон Остена, Домострой окончательно пришел в себя. Чувствуя, как горло его наполняется тошнотворной кислятиной, он нашел выключатель холодильника, повернул его и, смочив полотенце теплой водой, стал прикладывать его к языку Остена, постепенно освобождая нежную кожу от металлической поверхности.

Трясущийся Остен повернулся и уставился на четырех мертвецов, побледнев при этом не меньше, чем лежащие перед ним трупы; затем, ни слова не вымолвив, он обошел лужу крови и выбежал из кухни.

Домострой пошел следом.

В комнате Домострой помог Остену, все еще трясущемуся, как в лихорадке, обработать антисептиком язык и обожженные губы.

— Я должен позвонить в полицию, — сказал Домострой, тщетно пытаясь сдержать собственную дрожь. — Тебе лучше уйти, и побыстрее.

— Разве я не нужен тебе как свидетель? — прошамкал Остен, едва способный шевелить распухшим языком и потрескавшимися губами.

— Хватит им одного свидетеля.

— Что ты скажешь полиции?

— Я им расскажу, что мой старый приятель Чик Меркурио и его подружка, Андреа Гуинплейн, зашли меня навестить. А тут неожиданно нагрянули "рожденные свободными", тоже мои приятели, приглядывающие здесь, так как я живу один. Обе команды приняли друг друга за грабителей и, прежде чем я успел вмешаться, выхватили оружие и открыли огонь. Остальное полицейские сами увидят. Вот и все.

— Разве полиции не покажется странным, что все твои друзья вооружены?

— Возможно. Но им также известно, что в Южном Бронксе вооружены очень многие.

— Вроде неплохо придумано, — согласился Остен и посмотрел в глаза Домострою: — Ответишь на один вопрос, прежде чем я уйду?

— Что тебя интересует?

— Ты в этом замешан? Ты помогал Андреа и Меркурио отыскать Годдара?

— Только Андреа, — сказал Домострой. — Она мне сказала, что хочет с тобой познакомиться.

— А письма?

— Их написал я.

— Ты?

— Да. Все. Кроме цитат из писем Шопена, — наконец улыбнулся Домострой.

Остен окинул его долгим взглядом.

— Тогда… — явно взволнованный, он запнулся, — ты понял меня и мою музыке лучше, чем кто-либо на свете.

— Возможно, есть и другие, кто понимает тебя не хуже. Только подумай, сколько откровений ты мог пропустить, не имея времени читать все письма от поклонников. Кстати, как ты вообще догадался, что я имею отношение к этому делу? В письмах все следы вели к Андреа. Не было ничего — и никого, кроме Андреа, — способного указать на меня.

— Все именно так. Кроме одного. Фотографии, — ответил Остен.

— Фотографии? Но на них была только Андреа. Ни малейшего моего следа ни на одной из них!

— Был один. Необычный угол съемки на одном из снимков.

— Какой еще угол?

— Ты когда-то снимал Валю Ставрову под тем же углом — снизу, почти от пола, чтобы ухватить ее бедра, как я понимаю. Я видел эту фотографию Вали — в спальне моего отца. Я даже подумал, что ты умышленно повторил этот необычный угол с целью вывести меня на тебя, если я не смогу отыскать Андреа!

— Вовсе нет. Мне даже в голову не пришло, что угол чем-то необычен! Но Валя! Это невероятно.

— Не более чем все остальное, — возразил Остен. Он поднял разбитый магнитофон и аккуратно уложил его в «дипломат» Андреа. — Ты уверен, что я не понадоблюсь тебе для объяснений с полицией?

— Абсолютно, — заверил его Домострой. — В любом случае, нельзя говорить всю правду, чтобы не всплыло, что ты Годдар.

Остен поднял на него глаза:

— Ты что, никому не собираешься рассказывать обо мне?

— Зачем? То, что я о тебе знаю, не сделает более привлекательным ни меня самого, ни мою музыку.

— Спасибо. Отец говорит, что в последние месяцы продажи «Этюда» существенно возросли. И, несмотря на все эти былые фальшивые разоблачения, твои записи остаются гордостью серии "Современные классики"!

— Хорошо. Жаль только, что музыку я больше не пишу. А где ты будешь дальше работать?

Остен подобрал с пола свою куртку и "дипломат".

— В "Новой Атлантиде". Во Дворце звуков.

— Фрэнсиса Бэкона? Я тоже жил там когда-то, — рассмеялся Домострой.

— А как ты? Что будешь делать ты? — спросил Остен.

Домострой встал.

— Просто останусь здесь и буду ждать Донну.

— Надеюсь, что она победит в Варшаве. Передай, что я желаю ей удачи.

Он вышел из зала. Только услышав звук отъезжающей машины и подождав, пока Остен не окажется на безопасном расстоянии, Домострой поднял трубку и позвонил в полицию.

В "Олд Глори" не было телевизора, а Домострою хотелось увидеть Донну в ночном ток-шоу, где было запланировано ее участие, поэтому он отправился к Кройцеру, хотя в этот вечер не работал. Несмотря на то, что причины перестрелки, в результате которой погибли Чик Меркурио, Андреа Гуинплейн и два члена банды "Рожденных свободными", сомнения не вызывали — "КРОВАВОЕ ГОРЕ В "ОЛД ГЛОРИ", по выражению одной из газет, — полицейское расследование продолжалось, и фотографии Домостроя то и дело появлялись в газетах, поэтому он нацепил темные очки, шляпу и накладные усы, дабы избежать внимания репортеров, уже несколько дней охотившихся за ним ради подробностей об убийстве.