Говорящая собака - читать онлайн книгу. Автор: Марк Барроклифф cтр.№ 94

— Ладно, — сказал Майлс. — Я подумаю. Конечно, ни о каких деньгах, которые вы надеетесь от меня получить, и речи быть не может. Но ваша собака меня заинтриговала. Я сам, как вам известно, вырос среди собак.

— Испытайте нас, — сказал я, показывая на пса, который прямо забронзовел от гордости.

— Ну, хорошо, — призадумался Майлс, явно что-то замышляя. — Я подумаю насчет этого.

— Клюнул, — сообщил пес краем рта.

Тут не обошлось без влияния ковбойских фильмов, которые он с таким усердием смотрел по телевизору.

А он не простак, этот старина Майлс Кэдуоллер-Бофорт, осенило меня, пока я сидел в ожидании решения своей судьбы, то поднимая на него глаза, то упираясь взглядом в стол.

— А знаете что, — неожиданно произнес Майлс. — Одолжите мне вашего пса. Я хочу сводить его кое-куда.

— И каковы гарантии, что я получу его обратно?

— Гарантии таковы, что я должен вернуться в Австралию, — отрезал Майлс. — И потом, я не вор.

Это уже камешек в мой огород.

— А вы не могли бы одолжить мне смену белья и, скажем, какой-нибудь джемпер?

— Нет, — отрезал Майлс. — Вы уже достаточно поимели от нашей семьи.

Я передал ему поводок.

— Надолго?

— Как получится, — сказал Майлс.

Он исчез в недрах отеля, а я устроился на диване в вестибюле и стал ждать. Временами я ловил на себе недоумевающие взоры гостей отеля, в основном приезжих. Брайтонцы, подчеркнуто шикарные, словно бы в противовес грязным хиппи, уже навидались всякого, и если у человека вид был такой, словно он ночевал под забором, то они скорее заподозрят в этом упущенное ими новомодное явление, чем догадаются, что рядом с ними оказался бродяга.

Итак, я дошел до ручки. Обычно дошедшие до ручки отказываются от чего-то. «Я дошел до ручки и бросил пить или принимать наркотики», — такое можно часто слышать от людей. Мне было нечего бросать. Конечно, у меня был покер, но я не думаю, что у меня с этим серьезные проблемы.

Я сделал 200 000 фунтов за три месяца, проведя много часов в малоприятной компании, что полностью перекрутило мою жизнь, но тому существовало объяснение. Я выкуривал по сорок сигарет в день как пассивный курильщик в дополнение к тем пяти, что выкуривал активно. Игра не позволила мне проанализировать свои отношения с девушкой, которая, как оказалось, совершенно мне не подходит. Под покровом игры от меня долго скрывался тот факт, что мне не по душе занятие продажей недвижимости. Но это все не беда. Игра смешала карты моей жизни, и только игра могла вывести меня из тупика.

Я был холоден до мозга костей, я был просто насквозь ледяным — однажды со мной было такое, когда я ехал из Истбурна в Ковентри, вцепившись в спину приятеля-мотоциклиста в сырой, дождливый январский день. Но теперь я чувствовал куда больший холод.

Я понимал, что давно попал в зависимость от игры. Пусть я был не из тех ярых лудоманов, что протирают дырки на ковре, расхаживая в раздумьях, где взять денег на ставку, тем не менее, игра была для меня таким же, как и для них, наркотиком.

По случайности или вследствие легкого помешательства я прекратил играть по-настоящему, встретив пса. Какая же это игра, когда знаешь заранее, что выиграешь. Азартные игры — это адреналиновый спорт. Нервное возбуждение, возникающее во время игры, на девяносто процентов, и даже больше, чем на девяносто, вызвано риском, ощущением опасности. Именно возможность проигрыша, а не желание выиграть делает игру такой привлекательной.

И как только Пучок убрал из моей жизни этот риск, маленький зеленый чертик — властелин карточных столов, притаившийся во мне, нашел способ нанести удар с другой стороны и толкнул меня под руку во время составления контракта. Так я околпачил невинную миссис Кэдуоллер-Бофорт.

Могу сказать, положа руку на сердце, что сделал это не ради денег. Я сделал это потому, что понимал: меня могут поймать за руку и отправить за решетку. Так в жизни появлялся риск, а вместе с ними смысл, который ушел вместе с игрой. Ну а жизнь, стало быть, превращалась в игру? — спросите вы. Вполне возможно. Мне нужна была реальная ставка, что раскручивала бы железы на выброс гормонов почище героина, который в сравнении с этим казался бы прохладительным напитком. У меня был шанс сделать жизнь похожей на жизнь, и я не мог его упустить.

Да, я обвинял Линдси и Кота за то, что они втянули меня в эту историю, но на самом деле, когда дошло до реальных действий, я все сделал сам. Были сотни путей, чтобы избежать этого, отвергнуть предложение, отказаться, вскрыть нечистую игру, но я не воспользовался ни одним из них. Потому что я сам хотел этой перемены в жизни — сознательно или неосознанно. Я хотел начать все сначала, оказаться без гроша в кармане, сражаться за собственную свободу.

Неизбежное заключение, к которому я приходил, дожидаясь Майлса, — он должен был принять решение, отправить меня за решетку или немного повременить с этим, — было таково: я нравился себе. Да, представьте. И конечно, это следовало остановить, пресечь раз и навсегда.

А вот пес не нуждался в азарте. Ему нравилось носиться сломя голову за мячом, но зачем нужен риск, он не понимал и нервы умышленно себе не щекотал. Только закосневшие люди нуждаются в острых ощущениях, чтобы разжечь в себе давно потухший огонь чувств. А когда ты можешь ощутить целую симфонию запахов на одном только запачканном дегтем камешке на пляже, когда твоей чувствительности хватает на то, чтобы угадать по дыханию или даже сердцебиению любое чувство, которое испытывают люди, тебе не нужно играть по высоким ставкам, чтобы узнать, что такое жизнь.

И для этого вовсе не обязательно быть собакой. В самом деле, когда я в последний раз искренне интересовался кем-нибудь из окружающих, прислушивался к чужим мнениям, находил отраду в том, как по-разному люди видят мир? Пучок начал учить меня этому, но пока я занимался только им и еще не добрался до людей.

Иначе бы со мной всего этого не случилось — умей я так же, как он, распознавать по запаху человеческие эмоции — нюхом чуять хитрость, обман, ложь и предательство, так же как симпатию, откровенность и доброжелательность.

Если ты в самом деле живешь, то, чтобы завести проржавевший двигатель чувств, тебе достаточно трепета лепестка, и не надо искать головокружительного риска, не надо всего этого «экстремального спорта», который в последнее время для многих стал таким же наркотиком, каким для меня являлся покер.

Я не вернусь в игру, решил я. Приведу пса к Коту, если удастся набрать денег на ставку, и сяду за стол в последний раз, но не ради игры, а чтобы слушать Пучка. Потом отдам деньги Майлсу, и с этим будет покончено.

Больше покера в моей жизни не будет. Ну, разве что интернет и редкие встречи в дружеском кругу.

Но что-то все равно не давало мне покоя. Я должен Майлсу около 25 миллионов фунтов. Это на 24 миллиона больше самой экстравагантной ставки в Англии, сделанной каким-нибудь толстосумом-экстремалом. Кто со мной будет играть на такие деньги?