Люси посмотрела на меня совсем как Пучок, когда я сказал ему, что могу вести машину куда захочу.
— Чушь какая, — заметил он, точно мальчишка, уверенно заявляющий приятелям, что может забить «хоть сто миллионов голов» в ворота.
— Да уж поверь, — сказал я тогда. — Вот, смотри, сейчас я поверну направо.
Во время поворота пес отрешенно смотрел в небеса, и на морде у него было написано: «Не держите меня за идиота».
— Ты просто вертишь руль туда, куда хочет ехать машина, — сказал он.
— Да нет же, это я управляю ею, а не она мной.
— В таком случае, зачем ты возвращаешься в город?
— Чтобы отвезти Линдси ее вещи.
— И в то же время, — заметил пес, виляя хвостом в манере «разрешите напомнить господам присяжным», — тебе нечего там делать. Не хотел — и все равно сел в машину и меня с собой прихватил, впрочем, последнее я одобряю в любом случае. И вот десять минут спустя ты оказываешься в месте, куда, по собственному утверждению, хотел меньше всего на свете. Что это? Издевательство над собственной личностью? Ты у нее как будто ходишь на поводке. Ведь если бы ты мог влиять на ход событий, то туда бы уж точно не поехал, разве не так? Попробуй-ка возразить.
Ну что тут скажешь? Я сказал:
— Не хочу, но надо.
Пес закатил глаза к потолку.
— А потом еще оставишь меня одного в машине, потому что мне туда, к ней, заходить нельзя. Оставишь мне только щелочку в окошке и уйдешь туда неизвестно на сколько, пока она тебя не отпустит. А потом будешь ждать, пока она не решит впустить тебя обратно. И дверь закрывается, когда ты даже ее не трогаешь! — воскликнул он, точно Эйнштейн, на пальцах доказывающий теорию относительности упертому ньютонианцу.
Хлопья снега опускались на нас с неба, как стружки пармезана на пиццу.
— И вообще, — вспомнил я, — говорит он как вполне образованный человек, только временами на него что-то находит.
— Что?
— Какие-то песни, странные стихи, не то…
— Что?
— Да ну, чушь какая-то. В общем, временами он забалтывается. Но главное не это, понимаешь? Главное — что он говорит. Правда, только со мной. Может быть, пока, но только со мной.
— Интересно, — сказала Люси, но совершенно очевидно имея в виду совсем другое: «Перестань валять дурака, лучше займись тем, что у тебя сейчас в руках».
— Поэтому он и учинил погром у тебя на квартире, — пояснил я, чтобы окончательно замять недоразумение. — Он хотел, чтобы ваше дальнейшее сосуществование стало невозможным.
Люси уперлась в меня взглядом:
— Ты это серьезно — насчет меня?
— Еще бы, — ответил я. — Он и про Джима все знает.
— Что такое он мог сказать про Джима?
— Что вы часто встречаетесь. И кое-чем занимаетесь… после обеда.
Не знаю, зачем я ввернул это «после обеда». Люси отстранилась от меня.
— Ты рехнулся? Джим гей, — сказала она, как будто речь шла о чем-то само собой разумеющемся.
— В самом деле? — растерялся я. — Но Пучок сказал, будто вы… — Я пытался подыскать верное выражение. Как же он там говорил? — Что вы «прятали сосиску», игра, мол, такая. — Тут меня озарило, и я понял, каким был остолопом, подумав такую ерунду. — Вы случайно не прятали от него еду? В шутку?
У Люси отвалилась челюсть.
— Откуда ты знаешь? В самом деле, просто не хотела тебе рассказывать. Ты ведь так внимательно относился к его диете… Но как, откуда?
— Я же говорил, — торжествовал я. — Он мне все рассказывает. Я даже пробовал лечиться. Но бесполезно, такое не лечится.
Свет в здании погас окончательно, и стало слышно, как Джули с Дэном, поскрипывая снегом, пробираются на стоянку. И хотя Люси была всего в нескольких дюймах от меня, я с трудом различал даже ее в этой внезапно наступившей темноте.
— Представляешь, — разносился в морозном воздухе голос Джули, — сдал собаку, а потом ходит возле ее клетки.
— Да, видок у него… не того, — заметил Дэн тоном эксперта.
— Знаешь, по мне, так это его самого надо было изолировать от собаки, — рассмеялась Джули.
Раздался щелчок распахнувшейся автомобильной дверцы, и салон машины озарился светом.
— Кстати, — сказал Дэн. — Тот тип, что его забрал, тоже с виду не того.
— Но он же психиатр, — возразила Джули. — Ему и полагается таким быть. Ты только представь, с кем он работает. И потом, он хочет предоставить своим детям возможность пообщаться с неуравновешенной собакой. Чтобы они пораньше начали привыкать.
— К чему привыкать? Работать с ненормальными?
— Ну, вроде того.
Открылась вторая дверь, и включились фары.
— А он не боится, что собака их покусает?
— Нет, — ответила Джули. — Он сказал, что это лишь ускорит процесс обучения. В другой раз поостерегутся. Потом он обещал научить их технике сдерживания. Своих детей. В рождественское утро, — подчеркнула она.
— Да-а, — протянул Дэн, — бывает… Раздались два хлопка дверей, и машина тронулась с места. Боже, как холодно.
Они исчезли во тьме.
— Пошли, — поторопила Люси. — Время не ждет.
Она прокрадывалась вдоль здания, прильнув к стене.
— Все ушли, — сказал я. — От кого ты прячешься?
— От сторожей, — прошептала она.
И в самом деле, откуда-то из дальнего уголка, где, по моим расчетам, находились клетки, пробивался свет.
— А зачем мы туда лезем? — уточнил я тоже шепотом. Как-то прежде столь законный вопрос мне в голову не приходил. В самом деле, ведь Пучка там все равно нет.
— Чтобы взять адрес в компьютере, — отозвалась Люси.
— Но мы же не знаем пароля.
— Пустяки. Что-нибудь собачье типа «гав» или «бродяга».
Мы добрались до фасада здания, все окна были темны, но бледного сияния луны и света удаленных фонарей как раз было достаточно, чтобы разглядеть серебристые полоски сигнализации на окнах.
— Так просто сюда не проникнешь, но к задней части здания нет прямого доступа, — сказала Люси, — так что вряд ли двери с той стороны тоже на сигнализации. Можно воспользоваться мусорным баком, чтобы взобраться на крышу и затем как-нибудь спуститься вниз с задней стороны.
— Сколько тебе было, когда вы с братом лазили по домам?
— Девять лет.
— И ты хочешь сказать, что в девять лет ты всему этому научилась?
— Я постоянно смотрю передачу «Ваш дом под угрозой».
— Это новая, что ли, которую ведет Джорди?
— Ты имеешь в виду «Воры повсюду»?