— На самом деле оба — и хозяин, и собака — уподобляются друг другу, — сказал пес, довольный возможностью поделиться этим интересным наблюдением, — благодаря ионному обмену.
Я был озадачен. Пес, очевидно, почувствовал это, поскольку продолжал:
— Похлопывание по загривку, поглаживание и почесывание — неотъемлемые части и разновидности ионного обмена. Ионы, сиречь заряженные атомы, переходят с человеческой руки на собаку и наоборот. Происходит взаимозамещение тел на уровне элементарных частиц. Человек становится отчасти собакой, а собака — человеком. Это объясняет манеру старых леди с пекинесами набрасываться на людей.
— Перестань. Я начинаю терять ориентацию…
— Что? — удивился Кот. — Вы, простите, не гей?
— Да нет, что вы! — возмутился и одновременно смутился я.
Кот принял мое возражение, хотя, по-видимому, до конца оно его не убедило, да и меня самого, честно говоря, такое оправдание тоже не убедило бы. Не удовлетворило бы оно и никого другого, но, по счастью, наше объяснение произошло приватно. Да, но, если даже на такой конкретный вопрос ты не можешь ответить с уверенностью, что же говорить о такой скользкой теме, как карты?
Пес обнюхивал паркет.
— Здесь прошло много одиноких людей, — сказал он, выразительно протянув слово «о-оди-но-оких».
Дворецкий первым подоспел к двери и распахнул ее. Перед нами предстал карточный стол, окруженный выпивающими и беседующими мужчинами.
— Мистер Баркер и… — Тут дворецкий запнулся и взглянул на выжидательно ухмыляющегося Пучка. — И его пес! — С таким апломбом судья объявляет окончательный счет в матче, выдержав загадочную паузу: ««Королева Юга» — три, «Гамильтон Академический»… но-оль!!!»
Мы прошли в комнату, и Кот познакомил меня с собравшейся компанией, называя всякий раз имя и должность, видимо, для того, чтобы у меня создалось впечатление, что я играю с сильными мира сего. Ну а с меня это все как с гуся вода. Передо мной промелькнули какие-то расплывчатые очертания адвокатов, какой-то главный управляющий чем-то там, некто, кого я принял за известного гангстера.
Но за стол меня пока не приглашали.
— А мистер… — Я усиленно пытался вспомнить имя Косматого. — Мистер Бернс не присоединится к нам?
— Не в этот раз, — любезно ответил Кот. — Кажется, сегодня вечером он занят.
— Мистер Бернс не член «Бумажного Сообщества», — пробрюзжал круглолицый толстяк в розовой рубашке. — Он иногда посещает наш клуб, но это еще ничего не значит. Он не… — толстяк взмахнул рукой, словно пытаясь собрать слова в воздухе, — полноправный член клуба.
Я не мог определить, является ли полноправным членом этот толстяк, но уж полновесным он был, это точно.
— Но я-то полноправный пес, — ревниво заметил Пучок, поглядывая на меня. Сейчас он, с закушенной верхней губой, напоминал Бенито Муссолини, ждущего аплодисментов после произнесенной речи.
Кот снисходительно кивнул.
— У Стивена всегда есть собственное мнение по любому поводу! — прокомментировал он, с усмешкой поглядывая на толстяка, точно отец на своего отпрыска, сделавшего пирсинг. Толстяк самодовольно хрюкнул.
Кот обратился ко мне:
— Секунда пояснений, мистер Баркер. «Бумажное Сообщество» является школой покера, но основная функция его не в карточной игре. И существуют некоторые формальности, которые мы соблюдаем перед игрой. Не члены клуба не могут принимать в этом участия, но для вас мы сделаем исключение. Вы станете свидетелем наших ритуалов. Прошу вас, выбирайте напитки, Дженкинс нальет вам, чего пожелаете. — Он простер руку, и я обернулся, чтобы посмотреть, на что он показывал, как раз за моей спиной.
Казалось, из его пальцев вырвался ослепительный свет, ударившись в стену. Зажмурившись на миг, я понял, что это. В нише был устроен бар, напоминавший хрустальную пещеру, с подсветкой, зеркалами, подвешенными над стойкой фужерами. В глубине медово светились коньяки, янтарно переливались бутылки с виски, искрились ликеры, урчал холодильник с прохладительными напитками. Из-за многочисленных зеркал трудно было определить, даже примерно, вместимость этого домашнего бара, где кончаются галереи и батареи бутылок и гирлянды, висящих вверх ножками разномастных рюмок, а где начинаются их отражения. Старинные бутыли коллекционного бренди, ультрасовременные сосуды с водкой, миксеры-шмиксеры, фильтры, щипцы — все сверкает. Границы между реальностью и ее отражением различить не представлялось возможным.
— Рекомендую «Реми Мартен» 1901 года, — сказал Кот с гостеприимной улыбкой.
— А… лимонад у вас есть? — спросил я. Все-таки лучше держать голову ясной в незнакомой компании.
— Воодыыы! — проскулил Пучок.
— Лимонад «R. Whites»? — сказал Кот. Глаза его при этом округлились, и в них явно читался вопрос: «Вы один из нас?»
— Naturellement,
[2]
— откликнулся я, — и можно воду для собаки?
— «Сан-Пелегрино»?
— Bien sûr,
[3]
— ответил я, поражаясь собственной памяти.
Кот сделал знак дворецкому, и тот поспешил к холодильнику.
В то время как он занимался напитками, Кот присел за стол и ждал, пока слуги перестанут суетиться.
Как только я получил свой лимонад, с отпечатком пальца на стакане, а пес — серебряную миску с минералкой, все приступили к ритуалу. Восемь мужчин за столом соединили руки, как на спиритическом сеансе, и Кот начал монотонно бубнить:
— Вспомним на этом собрании, — говорил он, — тех, кто менее счастлив, чем мы. Давайте же вспомним о голодающих детях, о больных, несчастных, обиженных судьбой, о целых нациях, погруженных в нищету. Давайте вспомним их и вспомним о том, кто мы такие.
— Мы помним их и знаем, кто мы такие, — так же монотонно отозвались остальные.
— Шайка отъявленных мерзавцев, вот кто вы такие, — подал голос пес, морща нос от колючих пузырьков. — Впрочем, меня ведь никто не спрашивал.
Я шикнул на него — точнее, зыркнул глазами. Эту манеру я наследовал от мамы — обычно именно так она успокаивала меня при гостях, когда мне случалось не в меру развеселиться.
— Вообще-то, они должны подвывать, если выражают солидарность, — пробубнил пес в ошейник.
Я поднял руку и сделал знак «Стоп!», чтобы он, не дай бог, не проиллюстрировал свои слова.
— Приглашаю вас сесть рядом, — произнес Кот. — Или мне лучше просто сказать «сидеть!»?
Все рассмеялись, но Пучок только покрутил головой.
— Две совершенно разные команды! — заметил он авторитетным тоном, словно заметив простейшую ученическую ошибку.
Я сел, а пес примостился у моих ног.