История одного замужества - читать онлайн книгу. Автор: Валерия Вербинина cтр.№ 13

И, оставив своих собеседников осмыслять это сногсшибательное заявление, он вежливо поклонился на прощание и удалился.

Кучер ждал его у крыльца. Старая белая лошадь, запряженная в двуколку, помахивала хвостом, отгоняя мух.

– К Матвею Ильичу Ергольскому, – распорядился Игнатов, заняв свое место в двуколке. Кучер хлестнул лошадь, застучали колеса, и обветшалый помещичий дом, окруженный вековыми деревьями, стал медленно уплывать прочь.

Сейчас, пожалуй, самое время вывести на сцену новое лицо, которое до поры до времени держалось в тени. Лицом этим является не кто иной, как управляющий усадьбой «Кувшинки», Франц Густавович Юнге.

По рождению Франц Густавович был австриец, но в России его так часто называли немцем, что он однажды перестал спорить, справедливо сочтя, что время, потраченное на уточнение его национальности, можно с куда большей пользой потратить на что-нибудь другое. Для него Вена была лучшим городом на свете, венские пирожные – самыми вкусными пирожными в мире, и, само собой, никто не мог сравниться с австрийскими композиторами. Как так могло случиться, что судьба занесла его в Россию, где он жил уже второй десяток лет, он сам затруднился бы объяснить. Причем все та же судьба, которая словно нарочно выбирала для нашего героя самые прихотливые пути, заставила его сначала побыть музыкантом какого-то мелкого оркестра, потом учителем музыки, потом учителем немецкого, бухгалтером, снова учителем, на сей раз латыни, и в конце концов – управляющим. К чести Франца Густавовича стоит отметить, что со всеми своими профессиональными обязанностями он справлялся безупречно и что, если бы судьбе угодно было назначить его поваром, министром или главнокомандующим, он бы и тут не ударил в грязь лицом.

Впрочем, в данный момент он был всего лишь управляющим одного из имений богатой дамы, которую звали баронессой Корф. Устав воевать с предыдущим управляющим, который жил по принципу «не украдешь – не проживешь», она уволила его и наняла Франца Густавовича, который навел порядок, по первому требованию хозяйки представлял ей образцовые счета и вообще поставил дело настолько хорошо, что уже на второй год ему прибавили зарплату. Франц Густавович, который был уже мужчиной на пятом десятке с женой и тремя детьми, приободрился и понял, что еще несколько лет службы в «Кувшинках», и он сможет вернуться в Вену, где будет жить не то чтобы припеваючи, но вполне себе безбедно. Увы, но, судя по всему, его планы шли вразрез с намерениями его затейливой судьбы, и она задумала подставить ему ножку.

Началось все, как водится, с мелочей – хозяйка известила управляющего, что проведет лето в другом месте и «Кувшинки» ей не понадобятся. Франц Густавович, который со своей семьей занимал просторный флигель, подумал о том, что дом будет пустовать, то есть стоять без пользы и не приносить никого дохода, и закручинился. Логичнее всего было бы его сдать на лето, и управляющий решил немедленно этим озаботиться.

Ах, Франц Густавович, Франц Густавович! Не стоило вам искать постояльцев, не надо было превращать «Кувшинки» в наемную дачу, не… Но что толку теперь говорить об этом?

Одним словом, после недолгих переговоров и выплаты задатка в усадьбу въехала семья Колбасиных со своими друзьями, и тут один за другим пошли сюрпризы. Для начала глава семьи, хоть и честный мещанин по паспорту, оказался на самом деле театральным режиссером, но само по себе это ничего не значило. Гораздо хуже то, что его жена была актрисой, и мало того, что она притащила с собой любовника – вместе с ней в старый барский дом словно влилась удушливая театральная атмосфера, полная склок и интриг. Евгения Панова капризничала, тиранила прислугу, поссорилась с кухаркой и в конце концов добилась того, что почти все слуги либо отказались иметь с ней дело, либо попросили расчета.

Все это «безобразие» (по словам Франца Густавовича) продолжалось чуть меньше месяца, и он уже не мог дождаться августа, когда неприятные постояльцы должны были убраться восвояси. Однако как бы он ни относился к Пановой, управляющий был все же ошеломлен, когда однажды днем, зайдя в гостиную, обнаружил в кресле ее труп. Возле правой руки актрисы на ковре поблескивал маленький серебристый револьвер с отделанной перламутром рукояткой. Против сердца по светлой ткани платья расплылось небольшое красное пятно.

Как помнит читатель, Франц Густавович в одной из своих прошлых жизней был музыкантом. В этом своем качестве он немало общался с актерами и знал, что от них можно ожидать всякого. Поэтому для того, чтобы исключить неуместный розыгрыш, он первым делом взял левую руку актрисы и попытался прощупать пульс. Но, хотя рука была еще теплая, каким-то непостижимым чутьем управляющий понял, что это уже не тепло жизни.

Он окинул взглядом комнату, машинально отметил, что окно, выходящее на красивейшее озеро, на поверхности которого безмятежно покачивались розовые кувшинки, распахнуто настежь, и быстрым шагом вышел. Его жена была на кухне, отдавала указания новой кухарке, которая готовила старательно, но не всегда умело, и поэтому за ней нужен был глаз да глаз.

– Эльза, – сказал управляющий по-немецки, – мне нужны ключи от обеих дверей гостиной на первом этаже.

Все ключи хранились у его жены, и она, хоть и несколько удивилась, тем не менее отдала ему то, что он просил.

– Ты хочешь попробовать замки? – спросила она. – Я проверяла все ключи, когда мы только приехали сюда, и смазывала замки, но вряд ли это тебе поможет. Они очень старые, и потом, те двери давно никто не запирал.

– Эльза, – вздохнул Франц Густавович, – ты просто чудо! Скажи, сколько сейчас времени?

– Два часа… нет, уже четверть третьего. А что?

– Пока ничего, – уклончиво ответил управляющий.

Он вернулся в гостиную, и, убедившись, что за время его отсутствия ничего не изменилось, закрыл окно и не без труда запер обе двери. После чего послал одного из сыновей за доктором, а сам поехал на ближайший телеграф – отправить телеграмму хозяйке.

Когда он вернулся, раздраженный старый доктор Колокольцев уже ждал его в доме.

– Вы должны понимать, что мое время дорого, – напустился старик на управляющего, – а вы присылаете ко мне мальчика, не говорите толком, в чем дело, но требуете, чтобы я приехал как можно скорее…

– Просто я оказался в затруднении, – промолвил Франц Густавович кротко. – Прошу вас следовать за мной.

После чего он отпер одну из дверей и провел доктора в гостиную.

– О! – только и вымолвил Колокольцев, увидев тело. – Неужели самоубийство?

– Я не знаю, – отозвался управляющий, вытирая лоб платком. – Когда я ее нашел, пульса уже не было. Я пригласил вас, потому что вы лечили мою жену. Я не знаю, что мне делать. Я позвал вас, чтобы посоветоваться.

Поняв, что «немецкий сухарь» вовсе не имел в мыслях его задеть, а просто растерялся (да и всякий на его месте тоже бы растерялся), самолюбивый доктор смягчился.

– Вы прежде видели у госпожи Пановой этот револьвер?