Без компромиссов - читать онлайн книгу. Автор: Аркадий Вайнер, Георгий Вайнер cтр.№ 75

– Именно браунинг, – повторил Шарапов. – А это означает, что теперь твой друг Батон вооружен.

– Но зачем ему оружие? Ведь он майданник, никогда не лазил он по квартирам. Воры ведь почти никогда не меняют своей «окраски»...

– Во-первых, меняют. Во-вторых, лазил он и раньше.

– Откуда вы знаете?

– Я хотел тебе дать отдохнуть хоть в праздники и не стал вызывать тебя вчера. С повинной пришел вор, бывший вор Бакума. Знакомый мой.

– И что?

– Из ряда вон случай. В пиковом я положении.

– Вы? А вы-то почему?

– Чистосердечное признание может быть признано таковым в случае, если преступник исчерпывающе пояснил, когда, где и с кем он совершал преступления. А он не говорит, с кем домушничал. Написал заявление на пяти страницах: когда и где, при каких обстоятельствах совершал кражи, перечисляет похищенное и обязуется возместить ущерб. А с кем – не говорит...

– А почему положение-то пиковое?

Шарапов насупленно, недовольно покосился на меня:

– Потому что он теперь стал честным человеком. Совсем. А его судить будут. Должны, во всяком случае, судить, особенно если он не назовет подельщика. Потому как для закона полуправды не существует.

– Я тоже этого не понимаю: если он совсем честным стал, если он такой честный теперь, пусть говорит, с кем воровал раньше.

– С такой логикой в крестики-нолики хорошо играть, а не людей судить. Тебе просто – ты себя чувствуешь одновременно и сыщиком, и судьей, и законом. А я человек старый и, может, чего-нибудь не понимаю, но вот с законом я себя не объединяю. Закон – это закон, а я человек.

– Человек, – повторил я. – Но человек на службе у закона.

– Да. А Бакума – человек, стоявший много лет против закона. Но мы с ним оба люди, поэтому мы много знаем друг о друге, и, может быть, тебе это дико от меня слышать, но я вот лично в его честность меньше поверил бы, кабы он полностью сдал своего подельщика.

Я зажал пальцами уши.

– Владимир Иваныч, будем считать, что твой подчиненный не слышал еретических откровений...

Он пожал плечами:

– Ты ведь знаешь – я ничего шепотом не говорю, чего вслух повторить бы побоялся.

– Бьюсь об заклад, начальство не одобрило бы такой точки зрения.

– Это смотря какое начальство. Оно ведь разное бывает, и у начальников точки зрения бывают разные. Для сиюминутной пользы правопорядка, конечно, лучше было бы, чтобы Бакума назвал своего компаньона. А если чуть шире статистики уголовной и нашей отчетности взглянуть, то выходит, что гораздо важнее, когда на сороковом году старый вор в законе Бакума стал честным человеком.

– Может быть, – пожал я плечами. – Но вы-то сами не опасаетесь, что это у вас в душе звучит чувствительных струн перебор?

– Не опасаюсь, – отрезал Шарапов. – У меня с чувствительностью нормально, я соплей христорадских насмотрелся. А Бакума знал, когда сюда шел, что его повинная без полного признания принята не будет. Он только надеялся...

– На что?

– Что ты его от предательства избавишь и сам возьмешь подельщика. Он ведь от своей доли ответственности не отлынивает, готов кару нести.

– Так если он стал честным, то какое же это предательство – вора передать закону? Тут где-то у тебя, Владимир Иваныч, конструкция трещит – или в честности его, или в предательстве!

– Не понимаем мы сейчас с тобой друг друга, – растерянно развел руками Шарапов. – Наверное, потому, что выросли мы с тобой в разное время. Вокруг тебя полно людей хороших, и, чтобы достать одного плохого, тебе другого, хорошего, заломать не жалко.

– Мне хорошего заломать жалко, – зло ответил я. – Только не такой уж хороший этот Бакума. Он вор, который согласился больше не воровать. Не такая уж это замечательная добродетель у нормального человека.

– И в этом ты прав, – покорно согласился Шарапов. Долго задумчиво молчал и совсем неожиданно закончил: – Двадцать пять лет мне понадобилось протрубить, чтобы понять вот здесь, – он показал рукой на сердце, – многие преступники похожи на беспризорных, шкодливых сирот, потерявших своих мамок...

– А кто их мамка была?

И он ответил очень просто, спокойно и от этого необычайно значительно, весомо, точно:

– Люди. То есть человечество...

Что-то расхотелось мне спорить с Шараповым, и я сказал, чтобы как-то закончить наш разговор:

– Вот одна такая сирота человеческая по имени Алексей Дедушкин и нашкодила уже.

– Да. И мне кажется, что именно его не захотел назвать Бакума.

– А почему ты их связываешь?

– Не знаю. Сердце мне подсказывает. Ну и, кроме того, дерзость исполнения, необычность замысла – Бакума сам на это не способен. Вообще там много деталей наводит на такую мысль. В частности, давно знакомы они.

– Плюс кража у Репнина?

– Да, и кража у Репнина. Мне вообще кажется, что это объявление Батона и повинная Бакумы как-то связаны между собой. Там что-то внутри происходит, кипит там что-то в глубине. Батон сбеситься должен был, чтобы дать такое объявление.

И снова унижение волной залило меня:

– Ну если он сбесился, надо будет на него надеть намордник...

– Не хвались, едучи на рать, – усмехнулся Шарапов. – Взять его теперь будет трудновато. Я думаю, он не случайно с собой пистолет прихватил.

– Неужели ты думаешь...

– Думаю, думаю, – кивнул Шарапов. – Это объявление – мне, во всяком случае, так кажется – жуткий вопль отчаяния. Он теперь, наверное, ни перед чем не остановится. Он за собой мосты сжег. И помни: его браунинг теперь снят с предохранителя всегда...

* * *

Зубы у женщины были такие огромные, что она не могла губами прикрыть их, отчего на лице ее все время плавала растерянно-испуганная улыбка.

– Магилло моя фамилия, – сказала она.

– А кем вы доводитесь Алексею Дедушкину? – спросил я.

– Супруга мы его отцу, вроде, значит, мачехи. – От застенчивости она растирала пухлыми руками свой фартук.

Сидевший в углу на табурете старик со слепым от безмыслия лицом вдруг сипло заперхал, закашлял, долго хрипел и отплевывался, и мокрота летела прямо на пол, потом он сказал отчетливым петушиным фальцетом, вздымая синий кривой палец:

– Близок Господь ко всем призывающим его, ко всем призывающим его в истине. Господь пойдет сам перед тобою, сам будет с тобою, не оставит тебя и не отступит от тебя...

Ноги его для тепла были завернуты в мешковину, на которой ясно виднелся штамп с надписью: «Сахар. ГОСТ 4762».

– Это их дедушка, – пояснила Магилло, – мужа моего бывший тесть...