Good Night, Джези - читать онлайн книгу. Автор: Януш Гловацкий cтр.№ 64

Я положил газету с этой статьей на видное место и решил, что теперь уж победа точно за мной. Она прочла и ничего не сказала. Ничего. Я предложил пойти к Тиффани, надо же развлечься, в конце концов, мы нормальные люди. Браслет хотел ей купить — подарок в честь своей победы. Она было согласилась, но потом: нет, она плохо себя чувствует, плохо выглядит, устала, сперва надо поспать, — и я позволил себя провести.

Какой же я был дурак! Забыл, что у русских женщин все наоборот, у них главное — жалость и милосердие. Выбрал очень красивый браслет, золотой, усыпанный бриллиантами, чертовски дорогой.

Когда я вернулся, дома ее, конечно, не было. О Господи, потащилась к нему, к этому мошеннику. Целый час я бегал по барам, примерно как когда-то в Москве, и обманывал себя. Рассказывал себе сказки, хотя знал, где она. Сначала бросился налево, в «Russian Samovar», потом направо, в «Russian Vodka Room» и «Uncle Vanya». Где-то посидел и снова бегом, а воображение не унималось. Мне правда можно было посочувствовать. Честное слово. Боже, как я был смешон, мне казалось, что все на улице это видят, все надо мной смеются. Тротуар уплывал из-под ног, а я не был пьян.

А может, убить его? Ей-богу, я так подумал. Но как? Я не знал, где купить револьвер. Потом решил, что проще будет поджечь его мастерскую. Куплю на автозаправке канистру и немного бензина, спички у меня есть, только попаду ли я к нему в подъезд? Да и невинные люди могут пострадать. Я присел на минуту на скамейку и снова куда-то помчался. Время от времени звонил домой, наконец она взяла трубку. Несмотря на всю свою ярость, я почувствовал облегчение. Вернулась! Она была в ванной, пьяная. Этот знакомый отсутствующий взгляд и улыбка. Голая, прошла через комнату и легла. Господи, как она была красива. Спросила, хочу ли я знать, где она была. Я пожал плечами.

— Ты прав, — сказала она. — Я была у него. — И добавила: — Я хочу вернуться в Москву.

Я задохнулся как после удара под ложечку. Онемел. Подумал, что не было у меня в жизни ничего хуже, чем тот проклятый двор в Москве, где я впервые ее увидел. Я-то воображал, что она станет просить прощения, объясняться, оправдываться, а я буду стараться ее понять, и потом мы друг друга простим. А она мне говорит, что хочет вернуться в Москву. Что ничего ей от меня не надо, и в том, что я ей дал, она не нуждается. А как же операция в ближайшие дни, все оплачено, обо всем договорено, да она рехнулась! Я кивнул, мол, понимаю, и добавил, что кое-что ей купил. Положил браслет на стол и вышел, а может, выбежал. Скорее, выбежал, потому что когда человек в отчаянии и хочет это показать, он не уходит, а убегает. Правильно, господин писатель, вы так пишете? Я выбежал на площадку, но в лифт садиться не стал, почему-то надеялся, что она выйдет следом за мной. Подождал немного. Не вышла. Ну и я выбежал на Бродвей. Хотел все обдумать, разложить по полочкам, да только не получалось.

И вдруг меня осенило: а может, и хорошо, что всему этому пришел конец? Теперь я начну жить нормально. А она? Эх, глупенькая! Да этот Джези и плюнуть на нее не захочет.

Но, с другой стороны, смогу ли я без нее жить… Сам не знаю, как, когда и зачем я очутился на Кристофер-стрит. Может, и тебе случалось когда-нибудь вот так идти или бежать в полубезумном состоянии. Я проталкивался сквозь толпу благоухающих мужчин в футболках или кожаных куртках. Они улыбались, обнимались, громко разговаривали, смеялись, я подумал, что все куда-нибудь идут: ужинать, выпивать, в кино, в постель. А я? А со мной что?

Я — один!

Я смотрел на себя в подсвеченных кровавым светом витринах, и вдруг что-то меня подтолкнуло: я вошел в первый попавшийся секс-шоп. Там было полно народу, стало быть, дела шли хорошо. Я пролез без очереди и принялся кидать в сумку что ни попадя. Меня чуть не побили — и побили бы, если б не мой акцент: я всегда, когда волнуюсь, говорю с заметным акцентом. Какой-то верзила крикнул: «Это немец, они вечно спешат на войну». — И все рассмеялись.

Пошел дождь. Не закапал — хлынул. Все, кроме меня, попрятались, я же засунул сумку с покупками под пиджак и зашагал, время от времени припуская бегом. Пустая улица. Навстречу — двое чернокожих парней в кроссовках и куртках с капюшонами. Выглядят угрожающе; в другой раз на пустой улице я бы испугался, но они посмотрели на меня и перешли на другую сторону. Должно быть, вид у меня был безумный, да я и чувствовал себя так.

Ты никогда не бывал в нашем лофте, так что я тебе расскажу. В общих чертах. Кровать типа king size, то есть фактически на четверых. Якобы экологическая, деревянная, но спереди и сзади медная решетка: витой растительный орнамент — и два посеребренных столбика, увенчанных львиными головами. Маша лежала с краю, занимая очень мало места. Съежилась и казалась еще худее, чем на самом деле. Подарок не распаковала. А уже сама коробочка была произведением искусства: пурпурно-черная, продолговатая, выстланная атласом, с крошечным золотым замочком — маленький шедевр.

Тогда я вывалил на кровать все, что купил. Много разного, не стану перечислять. Хватал все подряд, как ребенок в магазине игрушек. Не зная даже, для чего большинство этих вещей служит. А она хоть бы заплакала, попыталась что-то объяснить! — нет, ничего, чужой человек.

Помнишь, Януш, в какой-то из его книг есть отвратительная сцена, одна из многих, впрочем: женщина, потаскуха, которую он выдал за богатого, посмела его ослушаться, и он заманил ее куда-то, всадил парализующий укол и нанял троих грязных, в чирьях, бродяг, чтобы они ее на его глазах отшворили, а сам смотрел и фотографировал. Кажется, это было в «Кокпите»… а потом он ее облучил. Редкостное дерьмо. Но я не знал, что делать, и только тряс наручниками.

Она смотрела сочувственно — так смотрят на собаку, сбитую машиной, или кошку, у которой отгрызли хвост. Насквозь меня видела, читала, словно по нотам, какой я ничтожный и подлый. Из полубога я мгновенно превратился в попрошайку. Господи, как же это противно — молить о жалости и любви. И тут меня обуяли ненависть, обида и зависть — так сказать, русская тройка. Я сел в эту упряжку и почувствовал себя сильным. Вошел в Машу. Мой психотерапевт интерпретировал это однозначно: стремление стереть следы Джези и снова стать хозяином территории. Но попытка оказалась неудачной.

Я кончил; она по-прежнему лежала не шевелясь. Я выбросил в мусорную корзину всю эту гадость. Упал перед ней на колени и расплакался. Клянусь, Януш, я искренне плакал. Надеялся, что она меня поймет, обнимет, погладит по голове. И все было бы спасено. Мы бы простили друг друга… но она не дрогнула, лежала неподвижно, как выпотрошенная кукла. Я приподнял ее руку, стал целовать. Рука упала. Поцеловал пальцы на ногах, они были ледяные, и тогда я опомнился и испугался. Вызвал «скорую». Ну, что скажешь? Как тебе такая сцена?

Профессор этот в больнице смотрел на меня, как на слизняка, а Маша, когда я ее навещал, закрывала глаза. Меня просили не приходить, мол, ей вредно, но я имел право.

Джези я звонил много раз, в конце концов он взял трубку. Я сказал, что Маша в больнице, ноль реакции, я добавил, что из-за него. Он сказал, что я несу вздор. Я стал орать в трубку — он рассмеялся. Признался: да, она пришла в мастерскую, фактически вломилась, помочь ему хотела — неведомо как; они поговорили, и она ушла. У него на нее не было ни времени, ни охоты, он чуть ли не силком ее выставил, и его не интересует, куда она девалась, точка. А неприятностей у него и своих хватает.