Зимний скорый. Хроника советской эпохи - читать онлайн книгу. Автор: Захар Оскотский cтр.№ 69

— А кто на них отвечал?

— Я сам и ответил, — сказал Виноградов. — Ответил, что в настоящее время и на ближайшую перспективу… выполнить невозможно. — Он помолчал. — Я твоих результатов еще не знал. Теперь — узнал. Убедился, что ответил правильно.

— Почему? — спросил Григорьев и отстраненно удивился, как у него это выговорилось — спокойно, даже строго.

— Ну… — Виноградов начал и запнулся. — Как тебе объяснить? Я хочу, чтоб ты не просто согласился. Чтоб — понял.

Кажется, Виноградов немного занервничал. Он подбирал слова. Но еще прежде, чем он заговорил, Григорьев, действительно, ПОНЯЛ. Мгновенное, не сразу осмысленное, это понимание было подобно обезболивающему уколу перед взмахом скальпеля. Покалывая морозными иголочками, разлилось онемением в груди. Поднялось в голову, заледенило скулы и остудило мозг.

— Вот, представь, — сказал Виноградов, — что только пикнем мы: можем выполнить! «Энергетик» и «Морские приборы» в нас зубами вцепятся. Им военные давно задания пихают на малогабаритные генераторы. И не могут они их сделать, САМИ не могут! А валят на нас. Мол, серийные преобразователи не годятся, а наша фирма им других не дает.

Григорьев молчал. Виноградов развернулся к нему вместе со стулом. Склонился так близко, что сквозь воздух «клетушки», воздух растворителей и смол, на Григорьева повеяло хорошим одеколоном.

— Внимательно слушаешь? Значит, нам только рот раскрыть, — они сразу ОКР всучат. С любым финансированием. А если заикнуться, что ты у нас колдун — ЧУВСТВУЕШЬ, какой гоголь-моголь под какой импульс замесить, — так еще кинут три-четыре ТЗ на разные свои варианты. Ну, а дальнейшее ты реально представляешь?

Голос Виноградова зазвучал еще выше и звонче:

— Первые партии для ОКР ты вставочкой нанесешь, чудесно. А потом, установочные? Ты ж должен будешь серийную технологию предъявить! Значит, через два года — вынь да положь действующие дозаторы. Откуда? Если даже наши конструкторы тебе по американской схеме чертежи нарисуют, кто в металле сделает? Наш опытно-механический цех? Да он не то, что срочными, он только сверхсрочными нарядами на три года вперед забит!

— Минаев обещал «Энергетику» плёночное изделие, — сказал Григорьев. — Значит, должен помочь с цехом.

— Минаев? — переспросил Виноградов. — А ты когда его последний раз видел?

— Что-то давно… Кажется, еще летом. Да, в августе, три месяца назад. А куда он пропал?

— У Минаева РАК, — сказал Виноградов таким тоном, каким говорят «сифилис». — Недавно операцию делали. Говорят: разрезали, посмотрели и зашили. Теперь дома доходит. — Виноградов не то хмыкнул, не то коротко рассмеялся: — Видно, чувствовал, старый прохвост. Перед тем, как в больницу лечь, приходил. Собрал начальников цехов и отделов, что-то вроде прощания устроил. Чуть ли не «други мои верные». Ком-медия! Это уж как ведется у нас, на Святой Руси: пока был жив-здоров, всех под себя подмял, всё по-своему закрутил, а потом в могилку спрятался и — привет, ребята! Теперь выкручивайтесь, как знаете!

Григорьев молчал.

— Ну ладно, — сказал Виноградов, — как говорят французы, вернемся к нашим мутонам. Значит, в опытно-механический цех ты за два года ОКРа даже не пробьешься. А если и пробьешься, что с них возьмешь? Станки разъезженные, рабочие — пьяницы. Да они простое приспособление для пайки не могут сделать, чтоб его не заедало, а тебе такая точность нужна. Шутка сказать — сотая кубического миллиметра!

— Можно другого изготовителя найти.

— На стороне? А чем ты расплатиться сможешь? Безналичными с темы? Кому они нужны!

— Можно в договоре записать, что дозаторы изготовит «Энергетик». У них механическая база сильнее.

— А с чего ты взял, — спросил Виноградов, — что «Энергетик» помогать кинется? Дашь ты свои плёночные преобразователи — им же придется новые генераторы делать, а это еще выйдет или нет. Не дашь — с них взятки гладки: они свое исполнили, ТЗ нам выставили, а мы провалились. Ты понимаешь меня?

Григорьев молчал.

— Та-ак, — сказал Виноградов. — А теперь давай пофантазируем. Представь, что всё как в сказке: дозаторы мы сделали, ОКР выполнили, «Энергетик» и «Морские приборы» с твоими плёночными игрушками новые генераторы отработали. Ну и что толку? Семьдесят человек, говоришь, высвободится? Да в той отрасли девяносто? Считали, говоришь?

Григорьев молчал.

— Да ты хоть понимаешь, что старые генераторы у десятков потребителей идут? В авиационных системах, в морских, черт знает где! Ты что думаешь, ради наших высвобождений кто-то будет свою аппаратуру менять, заново все испытания на самолетах и кораблях проводить? Абсурд! Новые генераторы только в аппаратуру новой разработки пойдут. А это значит, не то что ни одной работницы не высвободится, это значит, рядом с нынешним производством придется для твоих плёночных новое создавать, только и всего! Помещения откуда-то брать и ЕЩЕ ЛЮДЕЙ!

Григорьев молчал. Было чувство нереальности, и нереальней всего ощущалось собственное спокойствие. Виноградов уже не скальпелем надрезал, а просто бил, но удары его приходились словно по ледяной глыбе. Что ж за понимание открылось и принесло этот сковывающий холод? Понимание, что Виноградов — прав? Но ведь он всё равно не сможет с ним согласиться. Тогда — что же?

В звонком голосе Виноградова опять зазвучали дружелюбные горловые переливы:

— Ну, а представь уже ненаучную фантастику: что действительно придется из-за твоих изобретений бабёнок на заводах высвобождать и переучивать. Ого! Это для тебя — мануфактура, дикость, а ты у любой спроси: захочет она такую мануфактуру на что другое поменять? У нее за душой семь классов дурных и никакой серьезной специальности. А тут — сидит с кисточкой в веселой компании, языком целый день ля-ля-ля, и получает свои сто тридцать. И голова не болит. Да какие сто тридцать! Они больше тебя имеют! Что ты — ухваток их не знаешь? Они каждый день изделия припрятывают. А потом вопят: плана нет, в субботу выйдем, за двойной тариф! В субботу явятся на два часа, чаю попьют, изделия из столов достанут — и по домам.

Теперь Виноградов посмеивался, но Григорьев, не поднимая глаз, чувствовал его изучающий взгляд.

— А все причитания на лекциях, приказы, статейки в «Литературке»… — Виноградов махнул рукой. — Всё фильтровать надо. Ясно одно: ДАЛЬШЕ БУДЕТ ХУЖЕ. Так вот, ОНИ причину готовят — людей, мол, не хватит. Хватит! Мяса не хватит, а люди будут. Нервничать не надо. Все беды наши оттого, что мы нация нервная. — Он усмехнулся: — А должен быть характер нордический. Как у Штирлица.

Григорьев машинально, механическим счетом отметил, что Виноградов тоже сказал «они». И вдруг ему стало ясней то, что с ним происходит.

— Ты про себя думаешь, наверное, — резче заговорил Виноградов, — я тут день и ночь сидел, чудо-состав изобрел, ах, какой я молодец! А я тебе скажу, ПО ЖИЗНИ скажу, не обидься… Как раз для этого-то большого ума и не требуется!

Григорьев вскинул голову, они встретились взглядами, и он успел заметить, как в узких, темных глазах Виноградова метнулся испуг. Видно, тот понял, что перехлестнул. Но Григорьев не почувствовал себя задетым. Самым важным сейчас было его открытие: оказывается, он уже давно — подсознанием, инстинктом — ощущал иллюзорность своего спасения в «клетушке». Но вот, как в диораме, опрокинулась система зеркал, и то, что казалось реальностью — приборы, схемы, огненные змейки импульсов, острый дух растворителей, почерневшие, разъеденные руки, спасительная усталость работы — всё отскочило прочь и задрожало вдали фальшивым отражением. А его выбросило в настоящую реальность. Как Марика и Димку… Это понимание, дремавшее потаенно в душе, прорвалось, растеклось в крови, оледенило. Но что будет, когда наркоз отойдет?