– Вранье, неправда! – опять крикнул Наркизов.
– Не кричи так, Савла разбудишь, – погрозил пальцем Виссарионыч. – Запомни главное: никакая власть не держится без насилия… Ты и так знал это, и теперь знаешь.
– Хорошо, – создатель облокотился о стол, задев чугунную старую чернильницу Савла. Сталин со странной опаской посмотрел на нее.
– Хорошо? – Сталин даже удивился.
– А что я должен страдать теперь? – каждое слово давалось теперь создателю с огромным трудом. – Но я не красный, я Белый… И сделал это я для России… для будущей России…
– Спаситель ты наш! – причмокнул Сталин. – Для блага России! Сколько лжецов и иуд так говорили… А цвет-то определил! Где в темноте нашей цвет различать? Али нет?
– Прочь отсюда, грузинский раввин! – и Гарри автоматически схватился за стоявшую чернильницу.
– Пойду пожалуй, – решил Сталин, – а то ты и вправду в меня чернильницей пустишь, как Лэнин сказал. Кстати, при чем она здесь?
– Счас все узнаешь! – бросился к горцу создатель, прихватывая настольный прибор.
Но никакого Сталина в комнате не было… Гарри растерянно пошевелил кресло, где только что был его ночной гость, и бросил ненужную больше чернильницу на пол. В дверь его уже долго стучали. «Эй, ты с кем говоришь-то там? С нечистью какой, что ль?», – раздался знакомый голос Савла.
Гарри отозвался, что он совсем один. Савл потоптался у запертой двери и, шумно вздыхая, ушел к себе. Создатель рухнул в оставленное гостем кресло. Он даже не обратил внимания на погасшую трубку Сталина, валявшуюся неподалеку. Тьма в комнате сделалась совсем непроглядной, так как света не зажигал никто…
3. Суд создателя
В Городе тем временем наступили майские деньки – Большие пролетарские праздники. Красоловы, охровцы с ментурианами, а также люди попроще высыпали на улицы Города, весело махая заранее заготовленными красными флажками, плакатами и шариками. Основная круговерть происходила возле Памятника Лысому гению, где на трибуне стояли "отцы” и приветствовали своих не очень любимых детей. «Дети» проходили на значительном расстоянии от трибуны и по команде вскидывали красные флажки и портреты вождей Роскомреспа. Отцы города вяло махали им своими пухлыми лапками и изредка нагибались, чтоб основательно приложиться к фляжке с водочкой, бывшей тут постоянно.
Ухлестов проявил в этом нагибании особую доблесть и скоро был бережно вынесен с трибуны проверенными ментурианами… Впрочем, "дети” не очень осуждали руководителей, так как сами основательно поддали перед парадом. Лысый гений уныло смотрел на эту демонстрацию рабской покорности со своего постамента и думал, вероятно, что он зря постарался. Праздник чуть было не испортила колонна студентов Университета, несшая совсем не те портреты (вроде бы мелькнул Че Гевара и Троцкий) и что-то не то кричавшая. Охровцы, по мановению руки Кузина, бросились наводить порядок, а Тазков осуждающе взглянул на ректора Протухова, враз протрезвевшего. Собственно Леонид Сергеич с удовольствием прикрыл бы поганый рассадник беспорядков, но он опасался гнева Шупкина, допущенного теперь лично к Главному.
Рамин, глядя на это, лишь пожал плечами и также дал какое-то указание через дежурившего у трибуны постового. Демонстрация близилась к завершению, и «отцы» совсем уж собрались покинуть трибуну, как вдруг один эпизод окончательно лишил их праздничного настроения. Сначала показалась группка Голикова с плакатом, призывающим "покончить с Роскомреспом навсегда”. Демоносцев немедленно побежали арестовывать… Пока "отцы" с интересом следили за этим событием, какой-то очкарик небольшого роста кошкой сумел забраться на трибуну и, шуганув Савостикова, стоявшего у ног Лысого гения, залез на постамент и написал на памятнике мелом слово "Палач". С такой надписью Лысый гений стал еще более грозен…
Руководители перетрусили окончательно и бросились с трибуны врассыпную, охровцы также растерялись. Граждане, увидевшие слово, заорали благим матом! Не потерявший душевного равновесия, Рамин сумел лично ухватить студента в очках за штаны, но получил от него хороший удар по голове. Подбежавшие ментуриане, однако, спасли честь начальника и схватили злодея. Испинав его на месте, они затолкали очкарика в машину и увезли в участок. Те из студентов, что были посмелее, немедленно начали по этому поводу драку с ментурианами. Мелькнули плакаты: «Смерть палачам-красоловам!», «Главного красолова – на суд истории!», «Борис Соснин – надежда России!». Пришлось даже обращаться за помощью к ОХРу… Тазков, совершенно подавленный, обозвал Протухова "засранцем" и тут же в машине сел строчить донесение в Губернию, забыв о Празднике… Настроение ректора Юника испортилось еще больше, что не замедлил прочувствовать на себе подлипала Савостиков в машине на пути к мэрскому дому.
Начальник ОХРа, решив, что все это устроил подлец Голиков, лично арестовал его и в наручниках повел к машине, стоявшей возле трибуны. Но демоносцы не дали Гора в обиду: толкали ментуриан и охровцев, обзывали их фашистами, даже пригрозили Кузину организовать новый стихийный митинг… Рамин, чувствуя. Что обстановка накаляется, также попросил охровцев не обострять ситуацию. Кузин презрительно назвал Виктора «бесполезной ищейкой» и, не взирая на вопли демоносцев, увез Гора Голикова с собой. Выкручиваться потом надо будет всем, а тут хоть есть, на кого этот бунт повесить, если что… Демоносцы бросились волновать народ. В тихом Городе назревало черт знает что.
… Все это мог наблюдать и Владимир Мачилов, прошедшийся в колонне студентов с нужными плакатам и потому не очень боявшийся за себя. Он прошел в соседний с площадью Парк Отдыха городка и сел на скамейку покурить… Последнее время Моча, видя, что дело Лассаля несколько затихло, почувствовал себя спокойней и стал делать визиты всем еще имеющимся членам Круга. Кроме Силыча, все встречали его неласково и быстро гнали прочь под разными предлогами… Теперь Мачилов размышлял, стоит ли идти и рассказать обо всем виденном создателю или нет.
– Владимир Ильич, приветствую! – тихо сказал кто-то рядом. Моча вздрогнул и повернулся на голос.
– А-ах! – взвизгнул он от неожиданности. Рядом с ним сидел сам Наркизов с отросшей черной бородой, в застегнутой наглухо куртке и надвинутой на самые глаза кепке.
– Тихо! – сказал создатель. – Видел тебя на демонстрации и хочу переговорить… именно теперь.
– Какая, мля, неосторожность! – завертелся, как юла, Мачилов. – Нас могут засечь тут вместе.
– Ничего! скоро все закончится, – загадочно произнес создатель.
– Что? что закончится? – заволновался Моча.
– Я скоро уеду отсюда, навсегда уеду… Понимаешь?
– А мы как же, соратники…
– Вы тут останетесь! Выбирайтесь теперь сами, как хотите…
– Зря вы так, – Мачилов лихорадочно закурил новую папиросу. – Видите, что в Городе-то творится? Уже скоро власть рухнет… Подобрать только надо.
– Нет, все кончено, Мачилов! – создатель встал. – Для меня, во всяком случае. Скоро начнутся аресты, бегите.