Время карликов - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Рыбинский cтр.№ 60

Проснулся он от прикосновения к плечу чьей-то руки; открыл глаза и увидел человека с синяком под глазом.

– Ты пить будешь? – спросил он.

Подрезов покачал головой, а в мозгу прозвучал колокол.

– Ну, тогда тебе точно нужен врач, – сделал вывод человек.

Он вышел из комнаты, вскоре вернулся и привел с собой женщину, которая накануне била Виктора по затылку. От нее пахло молдавским портвейном и килькой в томате. Сдернув с Подрезова покрывающее его тело искромсанное пальто, женщина приказала:

– Снимай с себя все! Только поживее.

Человек с фингалом помог Виктору снять пиджак и рубашку, при этом шепнув на ухо, да так, что услышали все находящиеся в квартире:

– Это Галина. Она – врач! Вмиг тебя на ноги поставит.

Алкоголичка смотрела Виктору в глаза, водила перед его носом пальцем, затем ощупала грудь, вынимая заодно воткнувшиеся в кожу мелкие осколки стекла.

– С какого этажа тебя в окно выбросили, парень?

Человек с подбитым глазом уже сбегал на кухню и вернулся со стаканом водки. Следом вошли и другие люди. Всем было интересно.

– Слышь, Галя, – спросил кто-то из вновь прибывших, – мы его лечить будем или как – сразу на кладбище?

Женщина давила пальцами на подрезовский живот.

– Печень не увеличена, – сказала она. – Ты что, вообще непьющий?

– Иногда могу.

– А я всегда могу! – похвастался обладатель фингала.

– Ребра сломаны, сотрясение мозга, треснула черепная кость, многочисленные гематомы и порезы на теле, – объявила Галина.

Но Виктору было все равно: очень хотелось спать, а еще больше хотелось уйти куда-нибудь отсюда, желательно далеко-далеко, туда, где на берегу реки стоит африканская деревня, где дети, купающиеся в реке, хватают за хвост крокодилов, где старики лечат раны лесной паутиной и неизвестными науке травами, где мотыльки кружатся вокруг фонаря и лижет пятки преданный Тугрик.

– Смотри, какие шрамы!

– Ножом саданули.

– Каким ножом? Штыком!

Действительность проплывала мимо по туманной реке, пролетали над головой стаи розовых фламинго, кто-то приколачивал фанерку, закрывая дырку в оконном стекле, и какая-то женщина поила Виктора бульоном из куриных кубиков, смешанных с настоем из горьких трав, мускулистые африканцы в солнечных очках грузили в вертолет калейбасы с золотыми самородками, Тугрик лаял на крокодила, Ван Хейден сидел на громадном балконе, курил трубку и смотрел на остывающий океан, духовой оркестр выдувал плаксивую мелодию, хрипел, умирая, Мокеле Мбембе, на коленях в грязи стояла Лена, и мексиканцы в сомбреро, ежась под дождем, прижимая к себе гитары, косились на девушку в черном платке и заглядывали в открытую могилу, на трибуне Мавзолея стояли карлики и приветствовали руками пьяную толпу. Нескончаемым потоком шли гайки и болты, а сверху на них глядели наряженные в одинаковые барашковые правительственные шапки гаечные ключи. Ночь обнимала единственную в мире планету, и ритмично пульсировало равнодушное сердце Вселенной.

4

Леша Боброк вернулся домой веселый, и не только оттого, что был чрезмерно пьян. Как раз наоборот, хотя и не трезвее обычного. Улыбаясь, он выгружал из сумки бутылки с водкой, вином, пивом, закусками – банки рыбных консервов и нарезанную дешевую колбасу.

– Что ты вечно такой хмурый? – спросил Алексей своего нового друга.

Уже почти полтора месяца Подрезов живет в его комнате, но ощущение такое, что Боброка он знает всю свою жизнь. Но может, это и правда: та, прежняя, жизнь осталась где-то далеко и теперь почти не вспоминается, будто она принадлежала другому человеку, умершему и всеми забытому. А теперь новый человек живет спокойно и без страданий, довольствуясь тем, что имеет, а на выпивку денег всегда хватает. Вдвоем они толкутся целыми днями на рынке возле станции метро «Приморская», помогают выгружать товар из машин или относят на помойку мусор и отходы. Здесь же собирают и сдают бутылки, иногда переходят по узкому пешеходному мостику Смоленку и рыскают среди кладбищенских могил, где бутылок тоже хватает. Жизнь как жизнь – такая же, как у всех. Это вот Лешка Боброк должен обижаться на судьбу: все-таки преподавал в университете, защитил кандидатскую, а к тридцати годам подготовил и докторскую. Друзья, которых у него было немало, знали, что он станет великим историком, академиком и лауреатом всяческих премий. Но кто может знать чужое будущее? Все рухнуло в одночасье, в день, когда молодой ученый защищал свою диссертацию, посвященную Первой мировой войне и, в частности, деятельности военной контрразведки Царской армии.

Обсуждения не было. Ученые мужи долго молчали, а потом поднялся самый мужественный, который сказал смело:

– Это что такое? В чем неуважаемый мною соискатель хочет убедить нас? В том, что Великую социалистическую революцию подготовила военная контрразведка? Надергал каких-то фактов, перетасовал и подсунул нам. Великого основателя нашего государства, который в глубоком подполье в Швейцарии готовил массовые выступления трудящихся, он обвиняет черт-те в чем! Владимир Ильич вернулся в Россию, его восторженно встречал весь народ. Все помогали вождю мирового пролетариата, ложно названному немецким шпионом, скрываться от ищеек охранки, полиции и от военной контрразведки. А этот!…

Ученый муж показал гневным пальцем на соискателя.

– …На основании случайных фактов пытается нас уверить, что Ленин ни от кого не прятался и даже жил в квартире своего друга Бонч-Бруевича, а туда захаживал в гости родной брат хозяина – начальник военной контрразведки Генерального штаба, который пил чай с Владимиром Ильичом, и даже играл с ним в шахматы. Позор!

– Они же не на деньги играли, – неудачно пошутил Боброк.

И тогда закричали все.

– Ренегат! Предатель! Бездарный самоучка! Одна женщина даже пискнула:

– Насильник!

Но самый уважаемый ученый поднял руку, призывая к тишине. И когда все замолчали, заорал сам:

– Гнать таких из партии!

– Я беспартийный, – объяснил Алексей.

– Вон из науки! Вон из университета, вон из нашей страны! Из славного города Ленина!

Боброк забрал свою диссертацию и направился к выходу, и уже стоя у дверей, услышал, как кто-то сказал за его спиной:

– Революцию делали великие люди. Гиганты. Тогда Алексей обернулся и бросил в зал:

– Все они были коротышки!

Этого, конечно, не следовало говорить, но что сказано, то сказано.

В школе Боброк проработал тоже недолго. Он был единственным мужчиной в педагогическом коллективе, и ему прощали даже то, что он приходил утром в учительскую с красными глазами и некоторым запахом отнюдь не кефира. Половина школьных преподавательниц были женщинами одинокими, и они еще на что-то надеялись. Но надежды не могут теплиться больше года.