Она ахнула.
— Ну, конечно, нет! Он ведь не умер, так? Он всего лишь отрекся. — Она засмеялась. — Не знаю, что на меня нашло.
Мистер Панджиит снисходительно улыбнулся.
— Давайте еще раз, миссис ОʼКоннелл. Какой сейчас год?
— О, вот это я знаю. Тысяча девятьсот… какой-то, не так ли?
— Так…
Джо посмотрел на сосредоточенный профиль Сильвии. В ней еще сохранилась красота, подумал он. Иногда болезнь Альцгеймера, словно возвращая ей невинность, делала ее моложе.
Лицо мистера Панджиита за очками в тяжелой черной оправе излучало дружелюбие.
— Нет, вылетело.
Мистер Панджиит глубокомысленно кивнул.
— Тысяча девятьсот девяносто седьмой, миссис ОʼКоннелл, — сказал он, приходя на помощь.
— Да, ну конечно же!
— Я смотрю, ваш брат еще жив, миссис ОʼКоннелл? — спросила миссис Эндрюс.
— Джерри! О да. Здоров, как пара старых резиновых сапог!
Джо перегнулся через стол; интервьюеры наклонили к нему головы.
— Умер в восемьдесят третьем. Того, что еще жив, зовут Денис… — прошептал он.
Миссис Эндрюс, проворчав, повернулась к Сильвии:
— Хорошо, хорошо. Угу… посмотрим… — она пошелестела страницами. — Ваш пес. Как он поживает?
— О, я не знаю. Борис! Борис!
— Правильно. Хорошо, я думаю достаточно.
Мистер Панджиит сделал еще пару записей. Появилось ощущение, что беседа подходит к концу, дело сделано.
— Итак… — сказала Эмма, глядя вниз, — в каком месте, вы полагаете, моя мама должна… разместиться?
Он перестал писать и обозначил слабую обнадеживающую улыбку.
— Ну, это пока неизвестно. Мы отошлем ее историю, ее рассмотрят в течение дней десяти… — он полистал листки настольного календаря перед собой, — да, и числа восемнадцатого или девятнадцатого мы сможем порекомендовать что-нибудь подходящее.
— Может, ее пожелания тоже должны учитываться? — поднимая глаза, спросила Эмма немного вызывающе.
Мистер Панджиит опешил:
— Что вы хотите этим сказать?
— Я хочу сказать, почему бы не спросить мою мать, где бы она хотела провести… — тут она запнулась, — …следующие несколько лет жизни.
Мистер Панджиит и миссис Эндрюс переглянулись.
— Конечно. Почему бы нет, — сказала наконец миссис Эндрюс. — Миссис ОʼКоннелл.
Взгляд Сильвии оторвался от созерцания чего-то в воздухе. Она вежливо улыбнулась.
— У вас есть какие-нибудь особые пожелания к дому попечения? Куда бы вы хотели, чтобы вас поместили?
Сильвия положила палец в рот.
— Мы имеем в виду, — продолжил мистер Панджиит, — какие-нибудь специальные требования, какой-нибудь особый вид деятельности, такого рода вещи?
— Я бы очень хотела поехать куда-нибудь… — сказала Сильвия наконец, все еще держа палец во рту, затем резко выбросила его вперед, — где устраивают много викторин.
ВИК
В тот выходной Вик сделал нечто, чего он не делал до этого никогда. Он выехал на своем мотороллере, купил драпировку и портьеры и обил ими всю квартиру. Он приобрел несколько свечей-ночников для спальни и несколько китайских фонариков для большой комнаты, которые развесил между гитарами. В центре комнаты он поставил единственный в квартире стол, накрыв его красной материей. Вик воткнул свечу в горлышко бутылки, немного поколебавшись, стоит ли ему спалить предварительно несколько свечей на ней, чтобы создать эффект бьющего воскового фонтана, как это часто делают в бистро; положил ножи и вилки и заказал еду из китайского ресторана с доставкой к десяти часам. Впрочем, одна вещь, которую ему действительно стоило сделать — купить несколько хлопчатобумажных простыней, — ему даже в голову не пришла; по счастью, эта мысль пришла в голову Эмме.
Они отправились в постель вскоре после ужина и занимались сексом, но без особого воодушевления и, определенно, закончили гораздо быстрее, чем обычно, как если бы старались оставить больше времени на сон или на мечтательные грезы в объятиях друг друга. Прежде чем предаться восстанавливающему силы отдыху, Вик поднялся со словами:
— Ой! Чуть не забыл!
Он подошел к хозяйственной сумке, лежавшей в углу комнаты, и, ощущая на себе взгляд Эммы, наклонился над сумкой, немного стесняясь пигментных пятен своих на спине и задницы, выглядевшей в полуприсяде по-обезьяньи. Потом вернулся к кровати, держа что-то в руках.
— Что это? — спросила Эмма, садясь на постели и прижимая простыню к груди.
— Море, — ответил Вик, вручая ей компакт-диск.
Она поднесла его к мерцавшему огню одной из стоявших у кровати свечей. На обложке был морской пейзаж, реалистичный, но не достаточно тщательно прорисованный: песчаный пляж и море под розовато-оранжевым небом, ниже шла надпись: «Отдых на природе. Диск первый: Океанский прибой на рассвете».
— Я взял его в том новомодном магазине, что через дорогу, — сказал он, беря диск у нее из рук.
Из ящика, стоявшего возле кровати, он достал переносной «Текникс», освободил его из пенопластовых тисков и поставил на пол; потом нажал кнопку на пульте, и овальная крышка приглашающе поднялась. Вик поставил диск и забрался в постель.
Несколько секунд они лежали, прислонившись к стене — единственным буфером между их спинами и потрескавшейся штукатуркой были две тонкие подушки. Глаза Эммы казались лиловыми в полумраке, светотень смягчила черты ее сухощавого лица. Звуки переносной стереосистемы начали медленно заполнять комнату: шум прибоя, спокойное ровное шуршание воды по песку и затем медленное шипение откатывавшей в море волны. Эмма задула свечу, и они погрузились в темноту, как дети, которые, накрывшись покрывалом, путешествуют по всему миру.
— Мы в Херне-Бэй, дорогой? — спросила Эмма.
Вик кивнул, удивляясь, как приятно ему было слышать слово «дорогой», произнесенное без иронии. Убаюканный шумом прибоя, он почувствовал, что проваливается в сон, сворачиваясь без особых усилий вокруг ее тела.
— Ты такой замечательный, — бормотала Эмма.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Зима — Весна, 1998
Человек неизбежно верен растущему внутри него телу.
Адам Филипс. «Моногамия»
ДЖО
Джо вытянулся на широкой кровати и тронул ее за плечо, фактически накрыл ладонью всю лопатку одним из тех жестов, которые легко меняют свое значение в зависимости от ситуации.
В учебнике по семейной жизни предлагается тысяча способов, как выразить свое желание заняться сексом. Это совсем не похоже на секс до свадьбы или, по крайней мере, когда отношения находятся на ранней стадии развития. Для некоторых факт женитьбы становится лицензией на гарантированный секс, поэтому процедура приглашения к занятиям сексом становится урезанной и абсолютно прозрачной — то, что было когда-то целой системой кодовых слов, намеков, выражаемых иносказательно или языком тела, сводится к банальному «Пойдем в постель?» или даже «Потрахаемся?». Для многих после женитьбы процесс приглашения к сексу становится более мучительным, более запутанным, чем у нервничающих новичков. Замечено, что, когда секса не хватает, человек начинает заниматься самокопанием: на счету каждый оргазм — и сам по себе, и как еще одна страница, вписанная в историю отношений, — и тогда секс лишается свободы и легкости: спонтанность нельзя подготовить.