Эрика надела темные очки, она плакала и не хотела, чтобы я видел ее слезы. Я почувствовал острый приступ любви к ней. Я люблю тебя, сказал я; никого ты не любишь; люблю, и очень сильно. Чего ты хочешь? Чтобы я отрезал себе руку? Я отрежу. Хочешь, чтобы я отрезал себе левую ногу? Я отрежу. Даже отрежу свой член, если хочешь. Ничего ты не отрежешь, ты ради меня палец о палец не ударишь. Я подошел к ней вплотную, я сделаю все, что ты хочешь, она отступила на шаг, но я прижал ее к стене и почувствовал, как бьется ее сердце, я перережу себе вены, отрежу ноги, она укусила меня, пнула ногой, мы оба упали, отрежу свой язык, свои пальцы, я задрал ей юбку и вошел в нее, вырежу свое сердце, она приняла меня с изголодавшейся страстью, чего ты хочешь, я все сделаю, все. Я хочу, чтобы ты убил Кледир, сказала она. Она так и сказала: я хочу, чтобы ты убил Кледир.
Мы приняли душ, у Эрики была потрясающая способность переходить из одной крайности в другую, она уже была весела, смеялась, я хочу есть, заявила она. Мы пошли в ресторан, она ела, пила и много смеялась, мне очень нравится смеяться, когда мы вместе, сказала она, но мне было не до смеха в тот вечер. Когда принесли счет, я понял, что у меня не хватит денег. Я решил воспользоваться чековой книжкой доктора Карвалью. Проблем у него не возникнет, я предупрежу его.
19
18 января родилась моя дочь Саманта.
Три килограмма шестьсот пятьдесят граммов чистейшего сахара, рост пятьдесят два сантиметра
Я взял ее на руки, я позабочусь о тебе, Саманта, дочери нужен отец.
Я еще раз воспользовался чековой книжкой доктора Карвалью, чтобы купить игрушки, одеяльце, кроватку, ползунки, соски и пятнадцать пачек подгузников; на корешке чековой книжки я написал: не забыть предупредить доктора Карвалью.
Я и так не забыл бы.
20
Я тебя ненавижу, и ты это знаешь.
Я уезжаю на несколько дней к своей двоюродной сестре в Парана.
Считай, что получил от меня по морде.
Эрика
Записка была просунута под дверь, мое счастье, что Кледир замешкалась, выходя с Самантой из такси и ничего не заметила. Мы как раз вернулись с ней из роддома, и эти четыре строчки выбили у меня почву из-под ног. У Эрики никого из родных не было, я это знал, просто она взбесилась от того, что у меня родилась дочь.
Я бросил все и побежал, я бежал и падал, падал и снова поднимался, поднимался и надеялся, хотел надеяться, что эта записка всего лишь трюк, но это был не трюк, Эрика действительно уехала и не оставила никаких следов, в шкафу не было ни одной ее шмотки. Я постучался в дом Марлениу, никто не открыл дверь. Я вернулся туда вечером, на следующий день, в понедельник, во вторник, в среду – бесполезно. Это были ужасные дни. Меня просто колбасило, какое-то отвратительное состояние: вперед, все мои мысли только об Эрике, о том, как мы занимаемся любовью, назад, она просила меня убить Кледир, вперед, истории про мужей, убивающих своих жен, назад, я провел всю ночь, сжимая в руке пистолет, вперед, Кледир безмятежно спала, назад, рядом с Эрикой мне никогда не было спокойно, вперед, я все делал бегом, чтобы не отстать от нее, и даже когда мы проводили долгие часы, прижавшись друг к другу, назад, мне все было мало, вперед, я хотел большего, назад, и даже, когда я входил в нее, вперед, я не хотел выходить, назад, я все время хотел только войти, вперед, слиться с ней, назад, перепахать ее всю, я позвоню тебе, говорила она, и я целый день не отходил от телефона, вперед, и когда мы встречались, назад, в груди у меня с утра до вечера тикала часовая бомба, вперед, но она не взрывалась, только отбрасывала тень, назад, и после каждой нашей встречи я бродил как неприкаянный, и естество мое сочилось кровью, вперед, я тебя ненавижу, ты знаешь, назад, любовь – это лакмусовая бумажка, считай, что получил по морде, вперед, письма, которые взрываются в руках, подпись «Эрика», боль, я был выжат до капли, моя печень растворилась, назад, я разорвал записку и отрекся от Эрики, отрекся от своей правды, отрекся по-настоящему, прощай, Эрика.
Я решил сконцентрировать все свои мысли на работе.
Имя: Педру. Кличка: Телевизор. Двадцать лет, мулат. Педру – парень жестокий, сказал мне доктор Карвалью. Не пасуй перед ним. Не буду.
Жулиу, гинеколог, заговорил первым: было десять вечера, жены дома не было, я смотрел телевизор, потом я услышал шум на первом этаже и спустился. Этот парень стоял посредине комнаты с револьвером в руках. Я совершенно растерялся и сказал ему, чтобы он забирал все, что захочет; я один дома, проблем у тебя не будет. Он велел мне сесть на диван и, все время держа пистолет направленным на меня, начал отбирать вещи, которые собирался унести с собой. Меня грабят в первый раз в жизни, сказал я ему, вы должны понять мою нервозность, вы не будете возражать, если я выпью стаканчик виски? Он сказал «нет», но потом передумал и приготовил две порции виски, одну мне, другую для себя. Я сижу тихо, пью виски и вижу, что он собирается унести картину, которую мне подарила моя бабушка, городской пейзаж Бурити Алегри, она там родилась; я сказал ему: эта картина ничего не стоит, вы не сможете продать ее, возьмите другую, это Алешандре Коста, за нее можно получить долларов четыреста, вон ту, с красивыми попугайчиками, вы как раз на нее смотрите. Он послушался моего совета, и все пошло как по маслу, я сам стал говорить ему, что имеет смысл украсть: наиболее ценные гравюры, стекло, серебро, одним словом, всё. В какой-то момент он сел рядом со мной, мы разговорились. Он сказал, что такая жизнь его задолбала, что у него беременная жена, что он ненавидит свое ремесло, что сам он из Баии, ну и все такое, короче, всем известная и очень грустная история. Он работал помощником каменщика, но его уволили, потому что однажды он опоздал на работу на десять минут. Эрика, я люблю тебя. Мне казалось, что он раскаивается, продолжал свой рассказ гинеколог, и я подумал, что могу взять инициативу в свои руки, я завел разговор о бедности и о социальной несправедливости, о коррумпированных политиках, тогда я еще верил во все эти глупости, это сегодня мне наплевать на них на всех, я лично считаю, что федеральное правительство должно построить стену вдоль границы штата Минас, и пусть все северные провинции колупаются, как хотят. Пусть вся шантрапа там и остается, и пусть они жрут друг друга. Я ненавижу северо-восток страны, я ненавижу Сеара Ненавижу местный фольклор. Ненавижу черных. Но все это не важно, важно другое: грабитель мой успокоился, сидел смирно, мы рассказывали друг другу хохмы, анекдоты, говорили о футболе, смеялись, за ночь мы выпили целую бутылку. Часов в пять утра он сказал мне: я пошел, я не буду тебя грабить, ты классный парень, пока. Возьми хотя бы то, что легко унести, сказал я ему, возьми проигрыватель для компакт-дисков, возьми портативный телевизор, возьми доллары, я сам с трудом верю в то, что говорю, но так все и было. Но он сказал, что уйдет отсюда с пустыми руками, он попрощался, обнял меня, спасибо, сказал он. Уже в дверях он остановился, посмотрел мне в глаза, достал пистолет и сказал: это чтобы тебе не казалось, что я какой-нибудь сопляк, и выстрелил. Две пули попали в меня. Я был весь в крови, я не умер лишь потому, что мне удалось доползти до входной двери, там меня и нашел сосед, окровавленного, на мостовой.