— Я этого не говорил. Я даже не говорил, что она у меня.
Черт возьми, неужели для того, чтобы заставить его проговориться, мне придется лезть к нему в постель? Ну уж нет. И я опять зарыдала.
— Ну поймите же, мне очень нужна эта икона! Если вы не согласитесь ее продать, я покончу с собой, прямо у вас на глазах, в этой квартире!
— Прекратите истерику! Или успокойтесь, или я позову милицию.
Я выкатила глаза и постаралась изобразить крайний испуг.
— Только не надо милиции!
— Тогда возьмите себя в руки.
— Но я не могу, не могу! Вы не представляете, как это важно для меня… — внезапно я совершенно успокоилась и твердым голосом сказала: — Сто пятьдесят тысяч. Вы не имеете права отказаться.
Магомедов громко рассмеялся. Кажется, моя уловка сработала, и он в самом деле поверил, что я эдакая смазливая дурешка, которая даже не всегда понимает, что говорит.
— А почему в таком случае ваш знакомый сам не пришел ко мне?
Я решила играть выбранную роль до конца — снова удивленно вылупила глазки и даже выразительно похлопала ресницами.
— Но как же, это же элементарно! Ведь икона была украдена, он не хочет, чтобы пострадала его репутация. Он не может себе этого позволить. Это же не этично!
— А пользоваться услугами девушки, шантажируя ее, этично?
Я изо всех сил ухватилась за эту фразу, стараясь сыграть на мужском самолюбии Магомедова.
— Я вижу, вы порядочный человек. Уж вы бы точно никогда так не поступили с женщиной. Давайте поговорим с вами как деловые люди. Если вы согласитесь продать мне икону Тверской Богоматери, — я специально как можно чаще повторяла название иконы, чтобы в последний момент он не смог отболтаться, мол, речь шла о совершенно другой иконе, — вы получите четыреста пятьдесят тысяч долларов. Согласитесь, это немалые деньги, вряд ли кто-нибудь предложит вам больше. К тому же я гарантирую, что никто, даже мой клиент, не узнает, у кого я приобрела эту икону.
— Ну, хорошо. Вы меня убедили. Не знаю, откуда Крючок узнал, что икона Тверской Богоматери у меня, но ему я верю. Он человек серьезный и не стал бы ввязываться в сомнительные дела, для этого он слишком дорожит своей репутацией. Но смотрите, вы обещали, что сделка останется между нами. Я не хочу, чтобы из-за вас у меня возникли проблемы.
— Господь с вами, я даже не стану спрашивать, где вы ее достали. А моему клиенту и вовсе на это наплевать.
— Деньги при вас?
— Нет, но буквально через полчаса я их вам принесу. У меня счет в ближайшем банке.
— Тогда приносите деньги, и мы покончим с этим.
— Тимур Азизович, а вы не могли бы мне ее показать? Извините за акт недоверия, но поймите, я должна быть уверена, что это именно та икона, которая мне нужна. Слишком много поставлено на карту, чтобы я могла себе позволить так рисковать.
— Разумно. Подождите минуточку, я сейчас ее принесу.
Он вышел из зала, а я мгновенно прильнула к переговорному устройству, чтобы связаться с Павловым. Если менты еще не подъехали, мне придется и дальше ломать комедию и уливаться слезами теперь уже по поводу пропажи иконы, а это явно слишком. Да и роль дурочки-плаксы мне порядком надоела.
— Саша, Саша, ты меня слышишь?
— Слышу. Умничка! Голливуд по тебе тоскует. Можешь готовить ответную речь — Оскар тебе обеспечен!
— Ты все записал?
— Абсолютно.
— Этого хватит?
— Вполне.
— Саша, но ведь он сейчас обнаружит, что икона пропала и…
— Не бойся, я уже на лестничной площадке.
В ту же минуту раздался звонок в дверь.
Магомедов вернулся в комнату. Очевидно, он еще не успел добраться до сливного бачка и не обнаружил пропажу.
— Странно, я никого не жду, — удивленно пробормотал он и направился к входу.
Я напряглась, ожидая услышать треск выбиваемой двери, автоматную очередь и гнусную перебранку Сашкиных оперов.
Магомедов произнес свое сакраментальное «кто там?», но вопреки моим ожиданиям ничего страшного вслед за этим не последовало. Магомедов открыл дверь и впустил кого-то в квартиру. Может быть, это не Сашка? Но тогда кто… Цыплаков? Не дай бог… Однако первая же фраза, брошенная посетителем, убедила меня, что все в порядке.
— Тимур Азизович, вы не могли бы спуститься вниз? Юрий Иванович ждет вас там.
— Может быть, проще будет, если он поднимется сюда, а то у меня гости.
— Тимур Азизович, вы же знаете — Юрий Иванович никогда никуда сам не поднимается. Он ждет вас в своем джипе, так что поторопитесь, пожалуйста.
Вот уж точно, наглость — второе счастье! А голова у Сашки неплохо варит. В самом деле, если имя Крючка сработало один раз, почему бы не попробовать еще? Хотя, насколько мне известно, Павлов даже не подозревает, чье имя произносит. Очевидно, сообразил, что названная личность не из простых, и не промахнулся, предположив наличие у крутого дядьки джипа, это же излюбленный вид транспорта у тарасовского криминала. У Крючка в самом деле был роскошный джип «Форд Экспедишн».
Магомедов пожал плечами, явно озадаченный тем, что вдруг стал пользоваться такой популярностью у Крючка, но с признанным авторитетом решил не спорить.
— Хорошо, — ответил он Сашке и, обращаясь ко мне, добавил: — Подождите еще немного, я скоро вернусь.
В ответ я только кивнула головой, стараясь не смотреть на Сашку.
Они вышли, и в коридоре тут же раздались звуки короткой, но отчаянной борьбы. В квартиру Магомедов вернулся уже с заведенными за спину руками, в разорванной рубашке и отчаянно ругаясь сразу на двух языках. Следом за ним с победным видом шествовал Сашка, а за ним еще несколько ментов в форме и с автоматами. По лицу Магомедова было видно, что он совершенно не понимает, что же такое произошло.
Сашка подошел ко мне.
— Ты в порядке?
— В полном.
— Молодец. Все просто великолепно, не придерешься.
— Ах ты, сучка ментовская! — раздался сдавленный крик Магомедова.
Сашка тут же переключил свое внимание на него.
— Ну что, товарищ Магомедов Тимур Азизович, будем добровольное признание писать или глазки строить?
— Хрен тебе моржовый, а не добровольное признание. Все равно ничего не докажете.
— Ну почему не докажем? Разговорчик ваш с дамой записан, отпираться бесполезно. Давайте-ка его сюда, ребята.
Магомедова усадили в кресло, из которого только что встала я.
— Где икона?
— Не знаю, нет у меня никакой иконы!
— Да нет, Тимур Азизович, икона есть, — сказала я, доставая сигарету и закуривая. — А вот то, что вы не знаете, где она, — это святая правда.