На некоторых словах Питер запинается.
— «Недавние научные исследования показали, что нервные импульсы необычайно медленно передавались в организме бронтозавра: если отрубить ему самый кончик хвоста, это неуклюжее животное не будет ничего чувствовать еще целых три минуты».
Я видел, что Эндрю изнывает от скуки до такой степени, что готов силой заткнуть Питера. Но мне вовсе не было скучно: я понимал, что Питер хочет сказать. Я даже предвидел, что он скажет под конец.
— «С учетом столь серьезного недостатка — тупости, не имеющей аналогов у других существ, — вряд ли можно удивляться, что бронтозавру, после катастрофических событий, описанных в главе 10, было суждено вымереть одному из первых. Когда земля затряслась, воды отступили, температура повысилась, небо потемнело, выжили лишь самые мелкие животные, сумевшие приспособиться. Медлительность и размеры сделали бронтозавра символом целого рода невозможных животных. Единственное существующее ныне животное, которое может сравниться с бронтозавром и ему подобными, — это синий кит. Возможно, они тоже когда-нибудь заплатят эволюционную цену за свои гигантские размеры, сочетающиеся с крошечным интеллектом. Великолепный скелет бронтозавра выставлен для всеобщего обозрения в Большом вестибюле Музея естественной истории в Лондоне. Смотреть на него можно только с благоговейным ужасом. Требуется большое воображение, чтобы поверить, будто такие гиганты действительно существовали. При этом условия их вымирания были те же самыми, что и причины доминирования Homo erectus и, в конечном счете, Homo sapiens, то есть нас».
Когда Питер замолкает, Эндрю минуту ждет, затем говорит:
— Если бы мы скучали по школе, мы были бы сейчас там.
— Есть еще один отрывок, — говорит Питер. — Дайте мне его прочесть, и тогда я все объясню.
Эндрю достает из костра палку и пристально рассматривает оранжевое пламя.
— Ладно. Но только не слишком долго.
Питер находит еще одну страницу, почти в самом конце книги. Голос его звучит гулко и громко, отражаясь от стволов деревьев:
— «Итак, мы видим, каким образом происходит эволюция. Дарвин определил ее как «выживание наиболее приспособленных». Те организмы, которые утратили способность меняться, приспосабливаясь к новым условиям, неизбежно и быстро вымирают. Катастрофа, в чем бы она ни заключалась, обусловила гибель динозавров. Но мы не должны скорбеть по их кончине. Вымирание не просто характерно для Природы, это сама Природа. Ибо без исчезновения нет обновления. Без упадка не бывает прогресса. Без смерти — жизни. Без гибели динозавров не возникла бы сама человеческая раса. Дарвиновская теория эволюции, возможно, величайшее открытие величайшего века открытий, — это модель, с помощью которой можно понять сегодняшний мир. Если мы хотим выжить, мы должны постараться, чтобы именно мы, а не какое-то другое создание были наиболее приспособленными».
Питер закрывает книгу. Он смотрит на Эндрю, пытаясь угадать его реакцию. Я тоже.
Тем, кто не знает Эндрю, может показаться, будто он тычет палкой в костер от скуки.
Но мы с Питером знаем Эндрю лучше всех на свете и видим, что с ним происходит на самом деле. Эндрю всегда такой скучный, когда глубоко задумывается или принимает тяжелейшие решения. Он морщит лоб. Губы поджаты. Одно веко слегка подергивается.
А еще через миг его рот кривится, съезжает на одну сторону. Раз. Другой. Он делает быстрый вдох, затем с шумом выпускает воздух. Звук такой, словно пернула утка. Потом губы Эндрю обмякают, и он «пердит» уже погромче И наконец он харкает в костер, в самую его сердцевину.
— Они динозавры, — говорит он. — А мы катастрофа.
— Именно, — говорит Питер. — Я знал, что ты поймешь. Как я раньше этого не замечал, просто не знаю. Как только я понял, мне все показалось таким очевидным. Они — динозавры, мы — катастрофа.
— Нет, — говорю я. — Мы не катастрофа. Мы хомо сапиенс. Мы — это те, кто выживет. Если мы катастрофа, тогда для нас нет будущего. Мы должны быть теми, кто выживет.
— Но мы все согласны, — Эндрю смотрит на костер, — что динозавры должны умереть.
— Да, — говорю я.
Питер по-прежнему колеблется.
— Почему ты хочешь, чтобы они жили? — спрашивает Эндрю.
— Он и так скоро умрет, — говорит Питер.
— Недостаточно скоро, — возражает Эндрю.
— У него Большое Ры. Нам не нужно его убивать. А когда он умрет, она тоже умрет. Так всегда бывает.
— Мы хотим, чтобы они не просто умерли, — объясняет Эндрю. — Мы хотим, чтобы их убили мы. И в самую последнюю минуту они должны знать, что умирают из-за Мэтью, из-за того, что с ним сделали.
— Да. — Питер все-таки уступает. — Я ненавижу динозавров. Даже самая ужасная вещь для них не слишком ужасна.
— Не беспокойся. С ними случатся самые ужасные вещи.
Мы знаем, что уже поздно. Мы слишком задержались. Влетит от родителей. Но уходить не хочется.
На следующий день я захожу к Питеру раньше обычного. Четверть десятого утра.
Потолок в холле по-прежнему весь в копоти. Отец и мать Питера на работе. У меня две сигареты, которые я стащил из материной сумки.
— Здесь нельзя курить, — говорит Питер. — Они взбесятся, если застукают.
— Тогда пошли куда-нибудь еще.
— Я думал, мы встречаемся в Базовом лагере № 1, чтобы все обсудить.
Питер прав. Именно так мы договорились вчера. Но я хочу с ним поговорить. Без Эндрю. Мне нужно быть в нем уверенным.
— Только в десять ноль-ноль, — напоминаю я. — Пошли на зады.
За домом Питера большое поле. Там растет крапива.
Тропинка между высокими жалящими стеблями выводит к упавшему дереву. Сюда мы всегда ходим, чтобы тайком покурить.
— Ладно, — соглашается Питер и плетется за мной.
Для начала мне хочется сказать Питеру что-то приятное.
— Ты вчера здорово выдал, — говорю я. — Просто класс.
— Ну, в каком-то смысле я уже некоторое время шел к этой идее.
— Но как ты ее подал… У тебя хватило смелости продолжать, когда Эндрю тебя перебил.
— Я считал, что должен как минимум дойти до конца.
— А ведь поначалу он совсем не сек.
— Он просто обдумывал последствия.
Я понимаю, что взял слишком быстрый темп.
— Разумеется, — говорю я. — Но ты-то все эти последствия понимал уже в самом начале.
— Ну… — отвечает Питер.
Всегда такой скромный.
— И я уверен, тебе известно, что вымирание — это постепенный процесс.
— Да, очень-очень медленный.
Мы подходим к упавшему дереву и забираемся на него. Я зажигаю одну сигарету спичками «Суон Веста», которые всегда при мне.