Вилла Бель-Летра - читать онлайн книгу. Автор: Алан Черчесов cтр.№ 68

— Чего вы там возитесь? — хрипел, задыхаясь, Суворов. — У меня перепонки порвутся…

— Да вот — лязгает пастью, что твой капкан.

— Не будете же вы ждать, когда она затупит прикус и по-старушечьи зашамкает?

— Не буду, — ответил Расьоль и старательно засопел. — Ловкая, черт, как паук… И откуда у этих мерзавок берется столько конечностей?

Усилия мужей даром не пропали: минут через пять, убедившись, что запеленатая младенцем воительница приняла-таки кляп и издает отныне лишь скорбное хныканье, они отметили победу твердым рукопожатием и перевели дух.

— Это ей за логопеда, — сказал Расьоль и полил свои шишки водой из спасенной Суворовым вазы. — Спасибо, дружище. Я у вас в неоплатном долгу.

Оставив Адриану размышлять на полу о превратностях жизни, приятели спустились в комнату отдыха. Дарси был уже там. Не говоря ни слова, он наполнил коньяком три чаши и ободряюще звякнул стеклом о стекло. Сигнал был понят как пожелание выпить до дна. Потом Расьоль немного всплакнул, почесал ладошкой глаза и приступил к исповеди:

— Эта стерва меня околпачила, как последнего простака. Еще в Париже сняла копии с моих рабочих набросков к новелле, тайком сочинила синопсис и заключила контракт с литературным альманахом. Вот, посмотрите… Видите подпись? «Адриана Спинелли». Подумать только!..

Он протянул им ту самую книжку, которой давеча она его лупцевала.

— Не стоит казниться, Жан-Марк, — сказал Суворов. — Все равно ваши версии расходятся.

— Черта с два! В том и штука, что рыжая бестия обобрала меня, словно липку! Да еще смеет теперь утверждать, будто это я пытался ее обокрасть. Я! Жан-Марк Расьоль! Каково?

Заметив, что коллеги отводят в сторону взгляды, он выпучил зрачки, напыжился, зафыркал и на глазах разбух от обиды (жаба, страдающая метеоризмом, определил Суворов тишком).

— Что?? Полагаете, это я плагиатор? Хо-хо!.. Хо-хо-хо… В таком случае, джентльмены, простите, вынужден покинусьть васьть…

— Погодите, Жан-Марк. Не горячитесь, — Дарси снова наполнил бокалы и мягко сказал: — Никто не считает, что вы способны на плагиат. Просто мы с Георгием невольно… обрадовались.

— Обрадовались? Позвольте осведомиться, херр-мистер-пэр, но чему?!

— Тому, — сказал Суворов, — что теперь ваша версия будет другой. Более… естественной и человечной.

— И менее циничной, — вставил Дарси.

Они выпили. Француз размышлял. Потом вдруг рассмеялся:

— Может быть, вы и правы… Я уж и сам, признаться, подумывал сделать фон Реттау сюрприз.

— Вот и славно, — одобрил его англичанин. — Наконец-то она заслужила ваше к ней снисхождение…

— Как же это случилось, Расьоль? — спросил Суворов. — Допивайте коньяк и колитесь!

— Дудки! Нам с Фабьеном болтать не с руки…

— Опять ваш Фабьен… Сколько можно!

— Сколько нужно для правды. А правда, мой друг, у меня под рукой и трепещет крылами, как бабочка… Взамен лучше я вам подарю анекдот. Хотите услышать о том, отчего я решил заняться серьезно английским? Было это давно. Мы с хором — Суворов знает, когда-то я пел — отправились в Лондон. Мне было не больше пятнадцати — время первых диверсий в запретную зону. В перерывах между концертами большинство наших дам — пять прихожанок из церкви, — забыв всуе Бога, спешили отправиться по магазинам. Подростков туда не тянуло: скажу откровенно, мы вещизму предпочитали газетный киоск. Иногда там было можно разжиться журналом. Каким — надеюсь, понятно: с которого только и начинаешь ценить полиграфию. Так вот, как-то раз, оказавшись на Пикадилли, забрел я в книжную лавку. Народу — тьма, что на улице, что внутри. Порывшись на полках, достаю толстенный журнал для фотографов и с изумлением осознаю, что эстетика обнаженной натуре совсем не помеха, а даже наоборот… Итак, я листаю страницы в лавчонке, битком набитой людьми, и наслаждаюсь себе, никому не мешая, прекрасным. Слышу, меня теребят за плечо. Оборачиваюсь — продавщица. Старая мымра о чем-то кудахчет. Ну, думаю, видно, ругает за то, что смотрю голых баб. Я ей «о’кей» да «йес-йес», но она все никак не уймется. Гляжу — в магазине уже ни души. Ага, стало быть, перерыв. Выхожу. На улице — пусто. Только где-то вдали с двух сторон вижу метрах в трехстах от себя полицейские цепи. Ну, думаю, вляпался! Что-то стряслось, а стрелки сведут на меня. Томми грозно машут руками: направляйся, дескать, голубчик, сюда. Повинуюсь. Иду, а сам размышляю: как же им объяснить, что преступник — не я? За оцеплением вижу одну нашу весталку, из хора. Она тоже о чем-то кричит. Подхожу. Полицейские, как по команде, мне салютуют. Потом расступаются и что-то с улыбкой, добродушно так мне говорят. Что — я, конечно, не понимаю. Но, не скрою, приятно, пока наша вдруг, ощетинившись, не берется шипеть: «Остолоп! Все кобенишься. А если б взорвалась?» Я бледнею: «Взорвалась? Да кто?» «Бомба! Подложили, потом позвонили в полицию». У меня пересохло во рту: «А чего нужно этим, что в форме? Почему мне отдали честь?» «Преклоняются перед выдержкой юноши. А юноша-то — остолоп!» Ну, думаю, если б я знал по-английски, я бы им показал, как умею бежать. А так, с дурака, будто даже герой… Вот такой анекдот. [6] Получился подарок?

— Преклоняю колени, Жан-Марк. За здоровье героя Расьоля!

Снова выпили. Снова — до дна. Дарси спросил:

— Не пора ли подняться вам к Адриане?

— Ее я дарую вам тоже, — возгласил басовито француз. — Так да будет!

Но тут заупрямился Суворов:

— Ничего так не будет. Забирайте поклажу домой. Мне чужого не надо.

— Мне тоже, — поспешно откликнулся Дарси.

«Поклажа» лежала нетронута и как будто немного храпела.

— Бедняжка, — сказал сердобольный Расьоль. — Это кляп трансформирует звуки. Может, вынуть?

— Лучше утром, — советовал Суворов. — Еще лучше — в Париже. Верните родине Орлеанскую Деву со всеми возможными почестями. Беритесь за ноги, Жан-Марк. Дарси, хватайтесь за тулово. Ну же, смелее. Раз, два…

— Стоп! Ну к чему нам, скажите на милость, излишние хлопоты? Я вам вполне доверяю, сосед. Пусть себе отоспится, а поутру в местной кузнице я разживусь кандалами, тем временем Оскар съездит в овчарню за клеткой, а вы…

— А я должен, по-вашему, целую ночь сторожить, как египетский раб, полоумного сфинкса? Да она вдобавок храпит, как Фальстаф! Я же глаз не сомкну. Не пойдет! Хватайтесь за ноги…