Я взяла ее руку в свои. Какая нежная кожа. Ивонна пахла отчаянием, как металл под дожем.
— Я думала, сегодня у тебя выпуск.
— Да. Что там делать? Маршировать по сцене друг за другом, как утки в тире?
Ивонна вздохнула.
— На твоем месте я бы очень гордилась.
— На моем месте ты была бы мной, — улыбнулась я. — Какой бы я ни оказалась.
Миссис Луан Дэвис предложила мне Сити-колледж, я могла перевестись в любое время, но уже не верила в это. Будущее нельзя было выковать из тех обломков, что у меня остались, как мифический меч Зигфрида. Будущее стало белым туманом, в котором я исчезну, не выделяясь в белесой мгле ярким платьем из шуршащей тафты. Нет матери, чтобы направить меня, дать ориентир.
Одна из выпускниц сейчас произносит в школе прощальную речь. Об «увлекательном будущем, которое ждет каждого из нас». Что, если бы она сказала правду? «Половина из вас уже достигла в жизни всего, на что они способны. Оглядитесь вокруг, сейчас вы на вершине. Остальные уйдут не намного дальше — стабильная работа, отдых на Гавайях, переезд в Финикс, Аризона. Многие ли сделают что-нибудь действительно ценное? Напишут пьесу, нарисуют картину, которую повесят в музее, изобретут новый способ лечения герпеса? Двое из нас или трое? А многие ли найдут настоящую любовь? Примерно столько же. Многие ли получат образование? Хорошо, если хоть один. Остальные будут идти на компромиссы, искать причины, сваливать вину на кого-то или что-то и носить эту мысль на груди, как кулон».
Я заплакала. Мне было ясно, что все могло быть гораздо лучше — я могла заключить соглашение, довести что-нибудь до конца, найти человека, который помог бы мне. Сейчас мои одноклассники получают на сцене свои награды, национальные стипендии, свидетельства об отличном окончании. Как я стала такой пропащей? Мама, почему ты выпустила мою ладошку в переполненном автобусе, почему у тебя в руках было столько пакетов? Время стало как океан, я плыла по нему на спине черепахи, и ни одного паруса не было на горизонте.
— Знаешь, как смешно, — сказала Ивонна, — я думала, что ты отвратительная, что мы терпеть друг друга не сможем. Когда ты пришла, я подумала, кому нужна эта белобрысая фифа? Кого она из себя воображает, принцессу Диану? Помню, я сказала Ники: только такой нам и не хватало, подруга, такая нам нужна просто позарез. Но сейчас, знаешь, это так и есть. Ты нужна нам.
Она сжала мне руку. У меня была Ивонна, была Ники. Было это небо Рафаэля. Было пятьсот долларов, аквамарин покойной Клер и будущее, сданное в утиль. Что еще нужно девушке?
Этим летом мы наменяли много товара на рынках от Онтарио до Санта-Фе. Рина где-то достала целый рулон бумаги для контактного копирования с зеброидными полосками, и я красила ею табуретки, посуду, коробки «для хранения предметов». Когда они кончились, покрасила больничный стул-горшок, несколько палок — для жизнерадостных старичков. Коты прятались.
«Витрина» — было новое слово, навязшее у Рины в зубах.
— Надо сделать витрину!
Столовый набор, выкрашенный под зебру и покрытый специальным лаком, был уже продан. Рина получила за него четыреста долларов, сотню дала мне. Накануне она сказала, что я могу оставаться, сколько хочу, только надо платить за комнату и стол, как Ники. Для Рины это была большая любезность, но я испугалась до смерти.
На ярмарке возле школы Фэйрфакс мы натянули над товаром синий тент, чтобы покупательницы могли рассматривать все, что мы продавали, без риска получить солнечный удар. Они плыли мимо, как рыбки, пробующие налет на кораллах, а мы, как мурены, терпеливо ждали, пока они подплывут поближе.
— Бенито хочет, чтобы я переехала к нему, — сказала Ивонна, когда Рина занималась клиенткой, поправляя на ней шляпу и расписывая, как это ей идет.
— Ты же не дура, — сказала Ники.
Ивонна мечтательно заулыбалась — она опять была влюблена. Я не видела причин ее отговаривать. В последнее время я вообще перестала пытаться понять, что хорошо, что плохо, что важно, что — нет.
— На вид он неплохой парень, — сказала я.
— Тебя много людей просили разделить с ними жизнь? — спросила Ивонна Ники.
— Эти люди просто хотят регулярно трахаться — парировала та. — Или им надоело возиться с бельем и посудой.
Мы с Ивонной пили из одной кружки «Спортивный коктейль для русских» — водку, слабо разведенную фруктовым пуншем «Гаторейд». Рина теперь употребляла этот напиток целыми днями. Вдруг она подошла к нам с клиенткой, дочерна загорелой женщиной, взгромоздила на складной столик раскрашенный под зебру саквояж.
— Это наша художница. — Рина зажгла очередную черную сигарету. — Астрид Магнуссен. Запомните имя. Со временем ваш саквояж будет стоить миллионы.
Женщина улыбнулась и пожала мне руку. Я старалась не дышать на нее запахом спортивного коктейля. Рина торжественно вручила мне несмываемый маркер, и я расписалась на дне саквояжа. Иногда жить с Риной было все равно что каждый день принимать кислоту. Художница. Книжка о буддизме, которую я подобрала в один из первых мусорных рейдов, говорила, что добродетели приобретаются любой хорошо сделанной работой. Не важно, что именно вы делаете, важно целиком отдаваться тому, чем вы занимаетесь в данную минуту. Я окинула взглядом раскрашенные под зебру стол и стулья, полосатый саквояж, исчезающий в толпе. Они хорошо смотрелись. Мне нравилось раскрашивать их. Если бы я всю жизнь занималась только этим, моя жизнь имела бы смысл? Буддисты считают, что между контактными аппликациями, дзен-каллиграфией, операциями на мозге и литературой нет по большому счету никакой разницы. Для дао все это равноценно, если сделано с одинаковым настроением.
— Лентяйки, — сказала Рина, — вы должны общаться с клиентами, повышать уровень продаж.
Заметив, что парень в шортах и кепке смотрит на полосатые стулья, она включила улыбку и пошла его завлекать, хотя он был еще в пятидесяти футах от нас.
Ники допила спортивный коктейль, состроила гримасу и налила еще, пока Рина охотилась за клиентом.
— Чего не выпьешь, чтобы заторчать.
— Когда ты едешь? — спросила я Ивонну.
— Завтра, — тихо качнулся занавес темных волос.
Погладив их, я заправила прядь за ее маленькое ухо с множеством гвоздиков и колечек. Ивонна посмотрела на меня из-под челки, улыбнулась. Я обняла ее.
— Астрид! — Она вдруг расплакалась. — Я не знаю… как ты думаешь, мне ехать или нет? Ты всегда знаешь, что надо делать…
Застигнутая врасплох, я прыснула и плюхнулась на высокий «директорский» стул.
— Я?! Когда я вообще что-нибудь знала?
— Ну вот, а я думала, ты никогда не врешь. — Она тоже засмеялась, прикрывая ладошкой рот, чтобы закрыть свои испорченные зубы. Может, Бенито женится на ней. Может быть, сводит ее к стоматологу. Может быть, просто будет обнимать и любить. А кто сказал, что не будет?