Девчата сидят на лавочках, скучают. Или танцуют парами. Дочка механизатора Элеонора в привилегированном положении. За ней буквально хвостиком и безуспешно слоняется помощник механизатора – славный парень Микола.
В условиях дефицита уже знакомые нам местные хулиганы Жора и Федька ощущают себя крутыми «мачо». Похаживают в подпитии. Снисходительно приглашают на танец то одну, то другую девицу.
Вдруг Жора толкает Федьку в бок, и они, дурашливо встав по команде «смирно», машут рукой.
Дом милиционера Нечипоренко. Вечер.
Оказывается, это они издали приветствуют милиционера.
Дело в том, что его дом на взгорке и всё село перед ним как на ладони. А если учесть наличие мощного бинокля с устройством ночного видения, прихваченного милиционером во время его службы в армии в Чечне, то можно понять, как контролируется им жизнь односельчан.
– Ага! – констатирует милиционер, что наблюдение замечено.
Из-за его спины выглядывает жена Галя:
– Как там наша «доня»?
[21]
Милиционер переводит бинокль.
Танцплощадка у клуба. Вечер. Эффект бинокля.
На лавочке в окружении подружек сидит их невесёлая дочка Рая. Скучно ей. Вокруг одни подростки.
Дом милиционера Нечипоренко. Вечер
– Скучает. Да-а, – бормочет он. – Наехал бы, какой-никакой, женишок. Так нет же! Приезжают… – с этими словами он переводит бинокль на сельскую гостиницу. И вовремя!
Окно сельской гостиницы. Вечер. Эффект бинокля.
В комнату хасидов входит дед Грицько.
Сельская гостиница. Комната. Вечер.
Дед Грицько ставит на стол перед гостями корзину с помидорами, огурцами, связками молодого лука и чеснока, высыпает яблоки и груши:
– Извините, что потревожил. Ну, во-первых, чтоб вы не всухомятку… Это прямо с моего огорода. И потом… Завтра утречком, часиков в десять, давайте сходим в одно место.
– Вы знаете, где еврейское кладбище?! – восклицает Гороховский на ломаном русском языке.
– Ну, как бы. Это… Их вообще три было. Вам которое?
– Где могила «Цадика»
[22]
Шполяр Зейде!
– Так я и думал. Завтра.
– Вы уверены, что найдём?
– Имеется соображение.
Гороховский расплывается в улыбке. Потирает руки:
– О! Я ещё утром заметил, что вы порядочный человек! Не то что эти махновцы. – Обращается к Гутману на идиш: – Бэрэлэ! Быстрее! Человек имеет соображение!
Гутман достает бутылку виски. Дед Грицько пытается отказаться. Но уже налито. И стоя, они выпивают.
Дом милиционера Нечипоренко. Вечер.
Милиционер фиксирует этот несанкционированный контакт, да ещё и с принятием спиртного, своим мощным биноклем:
– Ага!
Окно сельской гостиницы. Вечер. Эффект бинокля
Как не пытаются гости уговорить деда Грицька на вторую стопку, тот всё-таки отбивается и уходит.
Сельская гостиница. Крыльцо. Вечер.
Фонарь на столбе над площадью. Лай собак. Дед Грицько стоит задумчиво на крыльце. Вздыхает. Поднимает глаза. Бархат ночного украинского неба.
Сельская гостиница. Комната. Утро. Видение!
Прямо в упор смотрит милиционер. Он почему-то в трусах и майке, но в сапогах и с портупеей. Спрашивает участливо:
– Ну, как? О'кей?
Сельская гостиница. Комната. Ночь.
Гороховский, лёжа на жёсткой железной кровати, стонет, мотает головой. Гутман будит его. Гороховский просыпается. Соображает, что милиционер являлся ему во сне.
– «Вус»? –
[23]
участливо спрашивает Гутман.
Гороховский приходит в себя, оглядывает комнату, прислушивается к шуму в селе, пьяному пению соседа по гостинице Жоры во дворе, говорит с досадой:
– «Дус»!
[24]
Птички, тишина и покой. Съездим, подышим свежим воздухом… Гэволт!
[25]
Нью-Йорк. Холл гостиницы. Вечер.
Негромкая музыка, приглушённый свет. Роскошь. За столиками чинно парами сидят юноши и девушки. Попадаются и постарше. Одеты строго ортодоксально. Пьют кофе. Тихо разговаривают.
Это мало кому знакомая процедура называется «Шидух».
[26]
Так сказать, «Клуб знакомств» в соответствии с законами иудаизма.
За одним из столиков разговаривают красивая девушка и высокий стройный юноша. Хасид. Это Исаак, внук миллиардера Финкельштейна.
Беседа завершается. Явно без каких-либо перспектив на общее будущее.
Пара идёт к выходу. Проходят мимо командного вида дамы – «шадхен»
[27]
– менеджера по сватовству. Та провожает их взглядом. Откладывает в сторону анкету девушки.
Нью-Йорк. Улица возле гостиницы. Вечер.
Водитель чёрного лимузина распахивает дверцу. Девушка с нескрываемым сожалением прощается, усаживается в машину и уезжает.
Исаак облегчённо вздыхает.
Река в селе. Утро.
Туман стелется над рекой. На берегу раздеваются наши хасиды. Голые, они входят в воду. За ними с берега, маскируясь в кустах, в бинокль наблюдает милиционер Нечипоренко. Рядом с ним дед Грицько.
– Этот как его. Реб Гороховский… – бормочет милиционер.
– Серьёзный мужчина.
– С результатом. Девять детей. Фотографию показывал, – подтверждает дед Грицько.
Хасиды говорят молитву на омовение и окунаются с головой.
– Ага? – удивляется милиционер.
– Обычай! – поясняет дед Грицько.
– Обычай… Ну, как тебе, дед, американский виски?
– Какой виски?
– Ты мне, дед Грицько, мозги не засерай. Вчера! Так что проясни. Приехали!
В шляпах! Евреи! И по селу шалаются. Что ищут?
– Да, Сашко! Как для участкового милиционера ты соображаешь круто. Здесь двести лет назад жил цадик.