Так что же произошло с нашим браком? Как ты прекрасно знаешь, я далеко не сразу на него решился. Ты помнишь, как пространно я объяснял тебе, что социально-экономические институты нашего общества, в том числе институт брака, суть не что иное, как смирительная рубашка для человека.
Тем не менее я по твоему требованию (и с готовностью!) отмел всяческие сомнения. На более банальном уровне я солгу, сказав, что меня не волновал конкретно наш с тобой брак. Я всегда считал, что необязательно подбирать себе партнера (партнершу) по своему образу и подобию, но все же меня волновало, что я пожизненно связываю себя с человеком, лишенным высоких интеллектуальных запросов. Пойми, я говорю это не в уничижительном смысле – ты сама знаешь: я никогда не считал, что необходимо (или, спешу прибавить, достаточно) иметь высокий интеллект, чтобы быть хорошим человеком. И я бы не назвал тебя человеком неинтеллектуальным. К тому же у тебя много других прекрасных качеств. Маргарет, я хочу сказать тебе: ты была хорошей женой и матерью.
Но продолжим. Маргарет, должен признаться, наша сексуальная жизнь доставляла мне много разочарований. Но опять же мне не в чем тебя упрекнуть. Мы не отвечаем за свои животные инстинкты, но правда состоит в том, что ты никогда не получала удовольствия от акта совокупления и воспринимала его не иначе как с определенной долей смирения. Разве я не прав? Оральный секс был для тебя отвратителен, ты считала его распущенностью, правда? Но я-то обожаю оральный секс! Как прекрасно отдавать и принимать! Как ты знаешь, я всегда был человеком непомерных страстей и аппетитов в сексуальной сфере. И все же, Маргарет, я не в обиде на тебя. Истина не преследует цели кого-то обвинить: как можно упрекать тебя, если твоя биология устроена именно так. Или как можно упрекать тебя за то, что ты воспитана в консервативном, мещанском духе среднего класса. Ты абсолютно не виновата. Боюсь, я слишком пространен, дорогая моя. Но это так приятно – говорить Правду! Срывая паутину сомнений и компромиссов! Надеюсь, и ты думаешь так же. О, мне так много хочется тебе сказать, меня просто распирает от искренности – боюсь, я бормочу, как безумный!
Скоро я напишу тебе еще.
Со всей любовью,
Питер
Джоанне
Дорогая Джоанна.
Я прощаю тебя!
С любовью,
Твой отец
Питер
К полуночи все письма были написаны. Он раздаст их днем, хотя его не покидало чувство, что письмо для Маргарет следует отредактировать.
Но сейчас времени нет. Пора действовать.
Нет. Стоп. Спокойно. Прежде чем приступить к следующей задаче, нужно поразмыслить.
В доме было тихо: Питер вышел через заднюю дверь во тьму сада.
Он прошел на лужайку, лег на спину и уставился в небо, не замечая, что трава сырая после грозы.
В детстве Питер любил крошечный дворик за родительским домом, любил лежать на крыше угольного сарая. Он смотрел на вечернее небо и удивлялся… Эти мелкие сверкающие точки, словно булавочные головки, воткнутые в небо, – это и есть звезды? Они что, действительно существуют? Хорошо было бы оказаться среди них и оттуда смотреть. Когда Питер стал юношей, все переменилось. Он по-прежнему смотрел на небо, но теперь поражался не мелким световым точкам, а океану темноты, их омывающему. Он увлекся космологией, астрономией и астрофизикой: ему нравилось соединять световые точки, будто сплетая между ними паутину: и если делать все разумно, эта паутина послужит ему страховочной сеткой, что не даст провалиться в темноту.
Питер улыбнулся. Как же глуп он был, как далек от истины!
Ночь была ясной. Что там, комета? Нет, просто звездочка мигает, по правде мигает.
Питер опять улыбнулся.
Он готов вернуться к работе. Со всем усердием.
К четырем часам утра Питер составил отчет для мистера Несбитта – добрых шестьдесят страниц: он прекрасно понимал, что излагаемые им мысли не являются сугубо научными, и наслаждался ими тем более.
И вдруг он замер посередине предложения: из ниоткуда, из пустоты, ни к чему в сознание прорвалась, пульсируя, мысль… Минуточку! Как он мог забыть! Завтра! Нет же – четыре часа утра, значит, сегодня…
Собеседование! На должность декана!
Питер принимает решение, что пора одеваться. Он спешит наверх в спальню, тычется в темноте, выдвигает ящики комода, открывает шкаф, шарит на полках, вытаскивая одежду на ощупь. Он не сомневается: что попадется под руку, то и подойдет. Свет не включает, чтобы не разбудить Маргарет.
Питер прыгает на одной ноге, пытаясь натянуть носок – на самом деле это трусы Маргарет. Питер падает на кровать и боится, что испугает жену, но, к счастью, кровать пуста.
Просто Маргарет спит в комнате Люси.
Теперь Питер одет и явно не сознает, насколько нелеп: цветастая гавайка, кардиган Маргарет, смокинг, вельветовые брюки. Он спешит обратно в кабинет. К тому моменту, когда Люси засовывает ему стихотворение под дверь, Питер написал еще пятьдесят вдохновенных страниц.
9.15
Стук в дверь.
– Отец, ты в порядке?
Джоанна.
В порядке ли он? Питер рассмеялся.
Он выдернул из пишмашинки заключительную страницу. Готово.
Семнадцать минут десятого. Собеседование – в полдесятого. У него остается… тринадцать минут. Итак, он пробежит эту милю за семь минут… и тридцать четыре секунды и поспеет вовремя!
Питер открывает дверь кабинета и вручает Джоанне сколотые страницы.
– Мой отчет для твоего мистера Несбитта. Мне пора бежать.
И он побежал.
Питер предстает перед комиссией
Столь неожиданная, преждевременная смерть Жан-Поля его самого уже мало волновала, однако серьезно заботила его старших коллег.
На факультете всегда придерживались политики продвигать своих людей и никого не брать со стороны. Жан-Поль был птицей высокого полета – имел множество публикаций, его все любили, – и в новом учебном году ему прочили место уходящего на пенсию профессора Джорджа.
Когда Жан-Поль умер, хотели было дать объявление о вакансии, но потом – как же они сразу не догадались, – конечно же, обнаружилась прекрасная кандидатура. Доктор Питер Робинсон: пускай не по старшинству, но по своим задаткам и харизме он идеально подходил для того, чтобы повести факультет в светлые восьмидесятые и дальше в будущее.
Этим утром в кабинете главы университета – пожалуй, самом роскошном помещении в университете – подобралась весьма почтенная публика. Был представлен не только факультет физики – в лице сребровласого, упитанного профессора Джейкоба Ньюстеда Джорджа. В комиссию входили: глава университета Брайан Прессман, декан по смежным наукам Джонн Терри, представитель администрации Мэри Прингл и Хьюго Кемп – представитель от студенчества: последний не имел права голоса, но его участие в собеседовании свидетельствовало об открытости и демократии, что издавна укоренились в жизни университета. Голосование – если таковое вообще состоится – закрытым не будет. Консенсус был достигнут вчера вечером за бутылкой хереса, в антракте выступления струнного квинтета Баха, где, благодаря исключительно совпадению, оказались все члены комиссии. Они пришли к единому мнению, что кандидатура Питера подходит идеально и собеседование будет чистой формальностью. Не столько допрос, сколько милостивое посвящение в высшие эшелоны университетской жизни.