Что случилось с Гарольдом Смитом? - читать онлайн книгу. Автор: Бен Стайнер cтр.№ 37

Гуппи.

Ну да, конечно.

Я тебя поздравляю, Уолтер.

Интересно, есть ли в природе такая фамилия – Гуппи? Я не встречал ни в одном телефонном справочнике, а за много лет я их видел немало. Как и вы.

Разговор с мистером Гуппи продолжался недолго.

– Боюсь, сейчас Айрин не может подойти к телефону. Но, может быть, вы мне расскажете про пенсионные страховки, мистер Гуппи?

В трубке замолчали. Господи, какое искушение для Уолтера.

Но он повесил трубку.

Все-таки я недооценил Уолтера.

Или, может, не Уолтера, а силу его любви.

Ведь любовь, как вы знаете, подвигает людей на странные, глупые, идиотские поступки.

И вот, пару дней спустя после моего разговора с мистером Гуппи иду я домой, и нате вам. Он даже не прячется за телефонной будкой. Не пытается говорить с нелепым шотландским акцентом.

Он просто Уолтер.

НАТУРА: ВОЗЛЕ ОФИСА – ВЕЧЕР

Винс идет по улице. За ним спешит Уолтер.

УОЛТЕР

Эй, Винс!

Винс оборачивается и, видя, что это Уолтер, убыстряет шаг. Уолтер нагоняет Винса и идет рядом.

УОЛТЕР

Привет, дружище. Что-то мы редко видимся в последнее время… Ты что, бегаешь от меня?

ВИНС

Я теперь другой.

УОЛТЕР

Как это?

ВИНС

Я анархист.

УОЛТЕР

Ну и как, ничего?

ВИНС

Нормально.

Уолтер забегает спереди, загораживая дорогу.

УОЛТЕР

Дружище, я не хочу, чтобы мы ссорились из-за женщины.

ВИНС

Это не женщина! Это моя мама!

УОЛТЕР

Я ее не трахал.

ВИНС

Заткнись!

Винс обходит Уолтера и направляется дальше. Уолтер нагоняет Винса.

УОЛТЕР

Мы только целовались и обнимались, клянусь тебе!

ВИНС

Мне это не интересно! Как тебе понравится, если я буду крутить любовь с твоей матерью?

УОЛТЕР

Хочешь махнуться? Я согласен.

ВИНС

Я не в этом смысле!

УОЛТЕР

Я тоже, просто… просто ты должен мне помочь. Знаешь, как бывает? Увидишь вдруг кого-то и – бац – это твое, ты не можешь от этого отказаться… это судьба, понимаешь?

ВИНС

Ну да. Еще бы.

Вот что сделала с Уолтером любовь.

Сделала из него нормального человека.

И, знаете, я сам этого еще не понимал, но моя любовь тоже сделала из меня нормального человека.

Джоанна.

А что Джоанна?

Знаете, после того как я влюбился в панкушку, мне стало проще общаться с Джоанной.

Меня не шокировало, что на носу у нее вскочил огромный прыщик. Неделю я тихонько наблюдал, как он назревает. Сначала она его припудривала, но это не помогало, потом – неизбежно – она выдавила его. Нужно отдать Джоанне должное: она продержалась дольше, чем я бы на ее месте. Потом это место покрылось коростой.

После всего этого разговаривать с ней – пара пустяков.

Я больше не мучился: не надо сыпать остротами и рассказывать «интересненькое», а послушать себя со стороны – тупица тупицей. Находясь подле Джоанны, я перестал краснеть до оттенков спелой вишни, и, если у меня самого назревал прыщик, я не пытался встать так, чтобы свет падал сзади.

Мы говорили обо всем на свете: о смешном и серьезном, мы прохаживались в адрес мистера Несбитта, приговаривая, как нам тошно тут работать. И мечтали, что с нами будет лет через десять-двадцать.

Как-то вечером после работы мы шли к автобусной остановке: пили газировку, Джоанна хрустела крекерами, а потом спросила меня про Айрис Ротерхэм, как будто всегда знала, что это полная глупость. А я отвечал: ну да, мы, наверное, с Айрис скоро поженимся, и у нас будет куча детей. А сам улыбался, типа, ну ты, конечно, понимаешь, что это шутка.

И сейчас, оглядываясь назад, я думаю, что именно тогда я вдруг понял в первый раз: да, именно этого я в жизни и хочу.

Джоанна много рассказывала о себе. Что она поступила к Несбитту, только чтобы позлить отца. Он ведь окончил университет и ждал того же от нее: они часами ругались, отец хотел, чтобы она жила правильно. И на каждое его «за», говорила Джоанна, обязательно находилось «против». Что он только ни придумывал, чтобы урезонить Джоанну: лишал ее карманных денег, даже объявлял ей бойкот, заявлял, что отказывается думать головой, если она думает другим местом.

Джоанна говорила, что отец доводил ее и мать до полного бешенства и они ничего не могли с ним поделать. И что она знает, она любит отца, но никогда ему этого не покажет и может поворачиваться к нему только той стороной, которая ненавидит, почему все так получается?

И я, конечно, не знал, что ей ответить, потому что сам никогда о таком не задумывался. Для меня было полное откровение, что я могу об этом думать, что я имею на это право. И когда она спрашивала, люблю ли я своих родителей, это был, наверное, самый кретинский вопрос, какой мне только задавали, мы словно говорили на разных языках, а потом я подумал, да, но, может, я смогу выучить ее язык.

Однажды мы вдвоем работали на слушании одного дела в городском магистрате, секретарствовали для двух отвратных и весьма заумных адвокатов. Мы рано закончили и отправились в кафе попить чаю. Я заказал булочку с кремом, а Джоанна бутерброд с сыром и маринованным огурцом. И мы решили поделиться. Сначала я съел полбулочки с кремом, а потом бутерброд, а Джоанна сказала, что надо наоборот, ужасно смеялась, а я ответил, что куда мне, я всего лишь примитивный клерк. А Джоанна сказала «Да неужели?» – и так серьезно, что я задумался: а может, я не такой уж и примитивный? И это было тоже впервые. И, по-моему, тогда я и подумал, что, может, не проторчу всю жизнь в конторе «Несбитт Соло». То было начало длинной дороги – в Лондон, к тому, кем я теперь стал. И кто бы мог подумать, что я вообще по этой дороге пойду?

Джоанна – она подумала. Хотя бы.

И вот мы говорили, говорили, и я иногда вспоминал, как себя вел с ней раньше, и мои речи и ужимки казались мне смешными и нелепыми.