– Я вижу. Но серая краска не нужна, если есть синяя!
– Ну ты! «Худдожница»! Я тебе сказал, серую! Значит, серую!
– Гляди! – Ларуса вылила краску в хрустальную пирамиду. Смелое сочетание цвета удивило и обрадовало дракона.
– Молодец! – похвалил он неожиданно. – Вот это мне нравится! Я хочу не просто победить! Моя пирамида должна быть лучше всех! Ярче всех! И больше всех! Больше цвета! Больше голосов! Ты понимаешь?
– Да. Я понимаю. Я приготовила тебе еще один сюрприз.
Художница собрала все свои силы, и из ее тела, из ее мозга накопленными знаниями за всю жизнь через руки прямо в пирамиду потекла краска чистейшей голубизны, какой давно уже не помнили в Алифе.
– Потрясающе!
– Я пойду! – еле удерживалась на ногах уставшая художница.
– Да. Иди. Конечно, иди, – дракон заботливо проводил ее сам до дверей.
… – Победа на выборах обеспечена, – сказала Ларуса дома, – слуги дракона уже носятся по городу с моей пирамидой. Но если я получу краски, которые наметила, это будет сенсация! Чарли побьет все ре корды!
– Не забывай о главном!
– Мне сейчас не до этого…
Ларуса думала только о Чарли. Она не отходила от этюдника, пытаясь смешивать краски. Но у нее получалось лишь жалкое подобие тех оттенков, которых она хотела добиться.
Слуги Чарли беспокоились каждый день, но Ларуса точно тормозила все намеченные планы.
– Я жду тебя в офисе, – не выдержал он, процедив сквозь зубы. Он не любил сам набирать номер телефона.
Ларуса пришла с поникшей головой.
– Ты делаешь все не так! Ты недостаточно вложила души! Леро! Глянь! Что она притащила!
Чарли собрал слуг, и те стали учить художницу, как надо искать цвета.
У Ларусы потемнело в глазах. Она вытерпела нравоучения людей, совсем ничего не понимающих в том, что они внушали ей, горячась.
– Надо добавить еще рыжего цвета! – кричал Леро.
– Нет! Лучше синего! Синего!
– Я же тебе говорил! Серого! Эта была такая гениальная мысль! Ты убила мою мысль! Все! Убирайся! – Дракон в исступлении стал бить всех подряд. Слуги, привыкшие к экзекуции, услужливо подставляли подушки. Ларуса в ужасе бежала. С ее рук стекала краска, как бежит молоко у кормилицы.
Почему она продолжает думать о нем? Пропадал бы он пропадом со своей пирамидой власти! Еще долго истекая зеленью, Ларуса принялась чистить кисти. Но вдохновение, казалось, покинуло ее.
– Я говорила, что будет больно, – напомнила Веда.
– Понимаешь, – объясняла ей Ларуса, – смысл выборов – завоевать голоса народа. Я знаю, стереотип мышления заставляет художников заполнять пирамиды розовым и серым, как и раньше. Но этими полутонами нельзя добиться веры. Только истинный цвет даст возможность победить! Мною не охвачен еще зеленый цвет – крестьянство. Желтый – интеллигенция. Красный – женщины. И фиолетовый – старики. Если все эти оставшиеся слои населения почувствуют правду и поверят, он пройдет с большим отрывом! Вот увидишь!
– Надо только учитывать тот факт, – грустно напомнила Веда, – что то, что для одних пол, – для других потолок! Не все люди видят одинаково. Все семь цветов распознают только художники, ну, может быть, еще некоторые Маги и Магистры.
– А Владыка?
– И Владыка не всегда. Хорошо, если человек видит что-то еще, кроме своего цвета. Два-три – отлично, это роскошь, если пять-шесть!
– А ты? Ты раньше видела все цвета?
– Я стала видеть их, когда ослепла…
Предвыборная атмосфера накалялась. Драконовы слуги звонили каждый день, но Ларуса пошла в офис, только когда смогла очистить свою зеленую краску от посторонних примесей и, довольная собой, поместила ее в пирамиду.
– О, нет! Только не это! – возопил Чарли. – Я знал, что будет все не так! Ты испортила всю работу!
Сбежались слуги. Они стали обливать грязью хрустальную переливающуюся пирамиду. Но к чистым краскам, добытым из сердца, грязь не приставала.
Тогда Ларуса заплакала. Она не могла объяснить, почему все должно быть так, а не иначе. Ведь даже если кто-то из слуг различал голубой цвет, он не видел зеленого, а если чувствовал синий, не понимал оранжевого.
Леро не растерялся. Он собрал слезы художницы в сосуд, где они загустели желтой краской.
– Ты видишь? Получилось! – повторял он брату, помещая бесценную находку в пирамиду. – Не зря мы ее позвали!
– Как я ненавижу художников! Я бы собрал их всех и закатал под асфальт! Ты мне все нервы истрепала! Как ты мне надоела! Ты позоришь меня перед слугами! Что ты здесь нюни распустила? Убирайся!
– Я никуда не пойду.
– Что?
– Тебе придется терпеть меня, пока я не закончу работу. Я уйду, только когда сделаю тебя Магистром, – спокойно произнесла Ларуса.
– Если кто-то и сделает меня Магистром, так это только я сам! – закричал дракон в бешенстве. – Ты! «Худдожница»! Посмотри, сколько людей работает на меня!
Он открыл соседний кабинет. На полу стояли ящики, полные рулонов денег.
– Это только ты одна тут нашлась, которая ничего брать не хочет! Смотри! Скольким я даю работу! Скольких я кормлю!
На ящиках были надписи и в дом престарелых, и в детские сады, и в школы, и в полицию, а также многим Магам и Магистрам, и даже самому Владыке.
– Если бы я не делился, меня самого давно бы закатали. Поняла? Эх, ты! «Худдожница»!
Но что-то помягчело в нем, когда он разглядывал почти завершенную пирамиду, в которой до полной радуги не хватало двух крайностей: верхнего и нижнего цвета.
– Ты, наверное, меня ненавидишь? Не обижайся. Я добрый. И честный. Я хочу открыть тебе один секрет. Знаешь, почему я бываю резким и злым иногда? Я – дракон!
– Ты не совсем дракон, – возразила художница. – Ты – дракончик.
Никто никогда не называл так Чарли. И он не знал, сердиться ему или нет. Одному из слуг приказал он налить им вина.
– Почему у тебя дрожат руки? – спросила Ларуса.
– Он боится тебя, – ответил за слугу Чарли.
– Боится?
– Конечно. Здесь все тебя боятся. И слуги. И Леро. И даже я.
– Почему?
– У тебя абсолютно противоположное мышление. Мышление творца. Мы разные. Поэтому ты мне нужна…
Она поцеловала его в колючую щеку в знак примирения и пошла домой.
– Он не должен пройти на выборах! – стонала Веда. – Не должен! – Ей становилось хуже и хуже. Она умирала. Ларуса, казалось, не замечала этого.
– Он добрый, – повторяла она, как заколдованная, – он так и остался ребенком, маленьким хулиганистым дракончиком! Он превратится в настоящего, только если станет Магом. Но я этого не допущу! Ему самое место в Магистрате. Он родился для помощи всем бедным людям. Алиф ждет его!