Большая книга женской мудрости - читать онлайн книгу. Автор: А. Фемина cтр.№ 11

– А как же индустрия? – стали возражать студенты. – Мода? Вся легкая промышленность? Опять же красота? Да! Ведь красота спасет мир!

– Во-первых, мир спасет все-таки благородство души и мудрость, но никак не красота! А во вторых, кто сказал, что мир надо спасать? Надо спасать души!

Лекции закончились. Но студенты еще долго спорили.

– Мой предмет действительно заинтересовал некоторых индивидуумов, – сказал Богдан дочери.

– Па, я тобой горжусь! – У нее блестели глаза.

«Она мною гордится», – поверил ангел.

Вечер оказался удивительно хорош! Воздух остыл, сбросив лишнюю пыль, стал прозрачным. От воды по невидимым нитям прорастали вьюны парного тумана. Ушли за горизонт облака. Небо взглянуло на землю синим-синим взглядом. Это просыпался Бог.

Богдан опустился на колени пред родничком, долго пил его живительную влагу, потом поднял с земли перышко, тут же обратившись в сокола, и воскликнул:

– Господи! Помилуй!

– Чем ты так встревожен? Успокойся! – ответил проникновенный голос.

– Мне снился страшный сон, Господи! Мне снилось, что я стал человеком! И что я проклят, Господи!

– Глупости, Богдан! Ты один из самых любимых моих ангелов! Забудь об этом сне!

От родника с гортанным бульканьем появилось круглое маленькое облако. И, лишь оно коснулось сокола, от птицы осталось лишь перышко, а Богдан оказался в сияющем прежнем теле.

– Пора за работу, – сказал Бог. – А ты достаточно потрудился, Богдан. Проси что хочешь.

– Верни человеческое тело его прежнему хозяину, – сказал ангел. – Он только начинает жить как человек…

Среди ясного неба раздались раскаты грома. Молния ударила в перышко сокола. Оно загорелось свечечкой человеческой души и окуталось телом.

Человек, который спас ребенка, возвращался в сторону города. А над ним струило легкий лучезарный свет прозрачным облаком Совершенство.

Человек не видел его, иначе не снес бы восхищения!

В доме умалишенных лежала старуха. Она ничего не говорила уже несколько лет и умела спать с открытыми глазами. Когда это происходило, можно было заглянуть в ее сумасшедший сон. И я заглянула.

Во сне она стояла на песчаном откосе и держала венок из ковыля. Мимо проплывали лодки. Много лодок. И на них – люди. Много людей. Но, приглядевшись, я поняла, что это не совсем люди…

– Я помню тебя, – говорила старуха, примеряя свой венок, – я родила тебя от гусляра, Гудим, ты первая моя юношеская песня…

И снова подплывала лодка.

– А… Ненагляда моя, – вздыхала старуха, гладя прекрасную деву по хмельным волосам, – отец твой был таким ненаглядным, таким синеоким, глядела бы и сейчас, не нагляделась. Вот и родилась ты от взглядов моих легкою, точно вздох реки…

Венок из седого ковыля никому не подходил, был он белый, точно сплела старуха его из своих волос.

– Здравствуй, здравствуй, Вятко старшенький и Вязга придира, видно, не любила я отца вашего так, как должно, вы уж простите меня, грешницу, если что не так. Донимала я его, а вы от сомнений моих народилися…

– Дай-ка и тебе веночек примерю, Неела моя, неудача. Всю то жизнь ты со мной жила, всю-то кровушку выпила. Но куда ж от тебя денешься, доченька, какое ни есть, а родное дитя.

Речи ее слагались, точно стихи. И дети ее, странные, со странными именами были не детьми, а чувствами, которые возвращала на проплывающих лодках река ее жизни.

– Берестинка, родная, доведется ли еще хоть разок на лес взглянуть, – говорила старуха. – И Завид здесь, и Нечай, и Смеян, как я рада, рада вам, детки…

Мне казалось, что я давно-давно слышала эти имена, и они будили что-то на дне глубинной памяти моей, которая просыпалась там, во сне у старухи, и таяла снова, точно туман у песчаного откоса…

…Вдруг зрачки прояснились, и старуха увидела меня, а я увидела свое удивленное отражение в ее сумасшедших глазах. Я знала, что у этой женщины никогда не было детей и некому было подать воды. И я, наполнив стакан водою, принесла ей. Старуха не хотела пить. Но она обрадовалась, засуетилась, заворочалась, достала из-под подушки венок, видно совсем недавно сплетенный из белого ковыля, совсем такой, как во сне, и дрожащими руками бережно положила мне на голову. Венок пришелся как раз впору.

– Ты пришла ко мне, моя младшенькая, – произнесла она первое и последнее, что услышали в больнице, – моя Сказка!

Одна из миллиона, а может, миллиарда, Икринка уродилась золотой. И мать рыбка заботливо зарыла ее в чистый песочек подальше от остальных простых икринок.

Но случилась засуха. Озеро отступило. И маленькая Икринка осталась на берегу совсем одна. Она не знала, что волею судьбы могла исполнять желания.

Тут она увидела стайку только что вылупившихся из головастиков лягушат.

– Эй, ты! Золотой головастик! Ты почему не превращаешься в лягушонка?

– Я сейчас! Я попробую! – сказала Икринка и превратилась в золотого лягушонка.

– А теперь прыгай, как мы, и квакай! Вот так! – учили лягушата.

И Икринка запрыгала и заквакала, как они, только чуть дальше и чуть лучше. Она ведь была золотая!

Лягушата тут же выбрали ее своей предводительницей, и они поскакали в лес.

В лесу меж веток гадюка рожала маленьких змеючек.

– Ползите! Ползите скорее отсюда! – зашипели змеючки лягушатам. – Сейчас мама нас всех съест!

Так и случилось. Не успела Гадюка выродить последнюю дочку, как тут же ее догнала и съела, а вместе с ней и нескольких лягушат.

Спаслась лишь маленькая Икринка, потому что послушалась змеючек, превратилась в золотую змейку и быстро уползла в березовую рощу, где на все голоса пели птицы. Икринке очень понравилось их пение. И она тут же обернулась золотою птичкой и запела в тысячу раз прекрасней, чем все птицы в лесу.

Долго-долго жила птичка под сенью прохладных деревьев. Но птицы не принимали ее в свою стаю. Она ведь была самой лучшей.

Ей нравилось летать высоко в небе. Но со временем стала чувствовать Икринка одиночество и неодолимую тягу к чему-то, а к чему не знала.

Однажды в лес пришла прекрасная девушка.

– Ах! – воскликнула она, – какие необыкновенные лилии!

Икринка тут же превратилась в цветок с тонкими золотыми лепестками.

И девушка сорвала этот цветок, выбросив все остальные цветы, что собирала раньше.

Навстречу ей шел, улыбаясь, юноша. Он стал обнимать и целовать девушку, и золотой цветок упал в траву.

– Кто же я? – подумала в отчаянии Икринка. – Может, я человек?