Смешанный brак - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Шпаков cтр.№ 59

«Там чудеса, там леший бродит…» – вспоминаю реплику Романа. Эту строчку из русского автора я бы мог процитировать Зое, но не хочется ее огорчать – мы и так не успеваем к вечерней службе. Поздно выехали, говорит она с досадой, затем машет рукой: ладно, исповедуемся завтра, перед причастием!

Я вижу на щеках Зои румянец, она то и дело поправляет платок, в общем, явно волнуется. На лице же Петра, как показывает зеркало, по-прежнему скептическая усмешка. Что же ты, Петька-Петя-Петр? Где твоя исконная вера, где надежда на чудесное преображение организма? Оставь скепсис мне, холодному протестанту, а ты, плоть от плоти здешней земли, должен помочь жене!

По приезду Петр остается в машине, чтобы отравлять замечательный воздух дымом дешевых сигарет. А мы с Зоей отправляемся на поиски матушки Елены, жены отца Варлаама. Из крошечной деревянной церкви расходятся немногочисленные прихожане – жители окрестных заброшенных деревень. Где матушка Елена? В лавке сегодня торгует, вон там!

В отнесенной в сторону церковной лавке хозяйничает полнотелая женщина в черном платье и таком же платке. Уже свернув торговлю свечками и иконками, она готова устроить наш ночлег, только, предупреждает, не торопитесь. Матушка страдает одышкой, поэтому ведет нас медленно, вполголоса расспрашивая Зою. Кажется, речь о муже, что едет за нами в машине на тихом ходу. Мотор «Нивы» время от времени порыкивает, вроде как встревает в разговор: эй, вы чего?! Какое вам дело до моего пьянства?! Я лишь из уважения к жене приехал сюда, на самом деле ваши святыни на меня не действуют!

Моя фантазия находит подтверждение спустя час. Мы уже поселились у хозяйки в старом покосившемся доме и даже успели сбегать в церковь. Для Зои это был акт приобщения к святыням, для меня же – экскурсия, где экспонатами служили крест, покрытый смолистыми пахучими потеками, икона с засохшими лилиями внутри, и еще одна икона, которую служка собирался унести в алтарь, но ради нас задержался.

– Вот эта икона обновилась! – горячо шептала на ухо Зоя. – За одну ночь, представляете?! А крест мироточит уже пять лет! Мы завтра приложимся к нему, только смотрите, не касайтесь мира!

– Да? А как же тогда это… прикладываться?

– А там пластинка из оргстекла прибита, к ней и прикладываются. Мира только священники могут касаться, они потом пропитанные ватки людям раздают. Они так пахнут, ватки эти, прямо благоухают! Вы завтра обязательно возьмите!

Завтра, думаю я, будет завтра, а пока я стою на крыльце дома, жду ужин, который готовит хозяйка Таисия Ефимовна. Во дворе развешено выстиранное белье; веревки при этом подпираются палками, чтобы простыни с наволочками не были покусаны и измазаны черным щенком, что с радостным визгом носится от ворот до крыльца. Внезапно в дверях появляется Петр. Закурив, он переминается с ноги на ногу, затем нерешительно предлагает: может, по глотку?

– Извините, не понял?

– А что тут понимать? У меня с собой есть, из дому прихватил!

Он показывает горлышко бутылки, спрятанной в боковом кармане.

– Спасибо, не хочу.

– Совсем, что ли, не хочешь?

– Совсем не хочу.

Петр задумчиво затягивается сигаретой. Для него, как я понимаю, чудом является отказ от пьянства. Для меня же это обыденность. Не нужно икон; и крестов пахучих не нужно, требуется просто сказать: не хочу!

– Так ты это… – нерешительно начинает Петр. – Думаешь, что я урод?

– Почему вы так решили?

– Да так, в голову вошло… Я, значит, придурок, а ты хороший, так?

– Я это не говорил.

– Не говорил, зато подумал. Вот и Зойка моя так же думает. Она вся из себя хорошая, а я так – мразь подзаборная! Ладно, ты как хочешь, а я приложусь.

Спустя еще час, когда спускается темнота, двор наполняется криками, руганью, мельканием теней, одна из которых вдруг становится привидением. Белое безглазое привидение мечется по двору, за ним с лаем гоняется почти не видимый в темноте щенок, а их обоих преследует Зоя с палкой в руках.

– Остановись! Остановись, изверг, чужое белье изгваздаешь!

Петр с простыней на голове продолжает беспорядочное передвижение по двору, пока не натыкается на поленницу с дровами. Слышится шум рассыпающихся поленьев, и привидение падает в грязь.

Удары палкой не производят действия – привидение спит мертвецким сном. Зоя наносит последний удар, тоже опускается в грязь и принимается выть. Это не плач, это вой, взлетающий к черному небу – к Тому, Кто слышит, понимает, помогает, утешает… Или не слышит? Почему-то вспоминается Гога, такой же безысходный крик, от которого леденело внутри. Здесь и мужчины, и женщины кричат и стонут, увы, не получая помощи. Щенок прижимается к земле, испугавшись воя огромного и сильного (так кажется щенку), а на самом деле – крайне беспомощного существа по имени человек…

Ночью к дому подъезжает огромный двухэтажный автобус. Интересно, думаю, как они сюда добрались? Может, по какой-нибудь секретной окружной дороге? Дверь распахивается, оттуда вылезают английские туристы, и девушка-гид начинает рассказывать о старой церкви. Ночь кончается, окрестности освещает солнце, и вот уже фотокамеры трещат затворами, словно пулеметы. Щелк-щелк! Туристы позируют на фоне зеленой луковки, и вдруг мои глаза лезут на лоб. Петр! Укутанный в простыню, словно арабский шейх в бурнус, он выпрыгивает из дверей автобуса и тут же направляется ко мне.

– Может, по глотку?

Подмигнув, он достает из складок простыни огромную бутылку.

– Спасибо, не…

– Знать ничего не хочу! Пей!

Не в силах сказать «нет», я запрокидываю голову, чтобы на глазах английских снобов влить в себя водку. Алкоголь наполняет энергией, а энергия требует выхода, и я призываю: идемте внутрь, приложимся к мироточащему кресту! И лилии пощупаем, они будут абсолютно живые!

– Точно живые? – сомневается британец с «Никоном».

– Живее всех живых! – убежденно говорит Петр. – Так что еще по глотку – и вперед!

Мы видим, как впереди, прихватив узлы с пожитками, спешат к церкви местные жители. Они с тревогой оглядываются на нас, ускоряют шаг и вскоре скрываются за высокими дверями. У нас перед носом двери захлопываются, мы толпимся у входа, и девушка-гид стучит кулачком по створке темного дерева. Тщетно! Вперед выскакивает Петр, он со всей силы ударяет дверь ногой, но тоже без результата.

– Зойка! – кричит он. – Зойка, я знаю: ты там!

– Я здесь! – отзывается голос супруги.

– А почему тогда я не там?!

– Потому что ты изверг! Тебе ни чужого белья не жалко, ни собственной жены!

Толпа у закрытых дверей растет, переговариваясь на разных языках, в том числе на немецком. «И эти здесь?!» – замечаю теней-солдат, которых строил на трассе. Мундиры дырявые, каски ржавые, но «шмайсеры» держат наизготовку, будто перед ними вражеские окопы, а не безобидная культовая постройка.