Дорога на Вэлвилл - читать онлайн книгу. Автор: Т. Корагессан Бойл cтр.№ 97

Айрин приблизилась к своему пациенту с достопочтенным медицинским орудием в руках и официальной улыбкой на устах. Внутри у него все размякло при этом зрелище.

– Я поговорю с ее врачом, – пообещала Айрин самым легким, нежнейшим голоском. – А теперь, – при звуке этого успокаивающего голоса Уилл ощущал покалывание в сосудах, точно в вены ему влили шипучку, – а теперь – вы готовы к промыванию?

* * *

Обед. Ужин.

Еще один обед. И еще.

Из скольких таких приемов пищи состоит человеческая жизнь, гадал Уилл, закусывая мелко нарезанной протозой и макаронными котлетами. Сколько порций по четыре с половиной унции кашки, макарон, супчика, отварного овса? Какой немыслимо прекрасный нынче день – в ветерке слышится перешептывание ангелов, почки на деревьях и кустах, цветы и травы наполняют воздух пьянящим ароматом, каждая пташка поет свою песню, – а здесь, в столовой, неумолимо продолжается биологическое существование. Да, внешне все очень мило: элегантные, зажиточные джентльмены, с ухоженными бакенбардами, в английских костюмах; дамы, одетые по последней нью-йоркской, а то и парижской моде; негромкий, уютный шелест светской беседы, а порой и более возвышенных разговоров… Но разве все это можно назвать жизнью, настоящей жизнью, реальной, неукрощенной, бодрящей? Разве это не какое-то подобие, образец, помещенный под музейное стекло?

Слева от него сидела Элеонора, небрежно тыкая вилкой в пропитанную йогуртом массу каких-то экзотических бобов и явно гораздо больше интересуясь беседой, чем пищей. По другую сторону от Элеоноры устроилась миссис Тиндермарш, Беджер занял место, некогда принадлежавшее мисс Манц. Харт-Джонс, все такой же краснолицый и навязчивый, сидел справа от Уилла; за столом появился новый пациент, заполнивший место, освобожденное покойным Хомером Претцем. Этот сотрапезник – вернее, сотрапезница – был (была) для Уилла прямо-таки Божьим подарком. Миссис Хукстраттен – словно весточка из дома, даже лучше: ведь она живая, она дышит и все время рассказывает о том единственном месте на земле, где Уилл мечтал бы оказаться. Миссис Хукстраттен уже сообщила все новости о здоровье его отца (великолепном), о качестве выпечки в булочной Шапиро (все хуже и хуже), о подготовке Клуба яхтсменов Петерскилла к новому сезону (полны честолюбивых надежд). Она заверила Уилла, что светское общество Петерскилла огорчено их отсутствием, но все надеются на скорое выздоровление и его, и Элеоноры, на их возвращение не позднее, чем к открытию театрального сезона. Продолжительность своего пребывания в Санатории миссис Хукстраттен еще не определила – жаль надолго оставлять без присмотра цветочные клумбы, – но, разумеется, решающее слово должен произнести доктор Келлог.

Миссис Хукстраттен перешла к описанию нового магазина, открывшегося на Дивижн-стрит, но тут Харт-Джонс отвлек внимание на себя, и рассказчице пришлось присоединиться к общей беседе. Уилл погрузился в мечты о Петерскилле, слепо уставился в свою тарелку, занес вилку над салатом из водяных лилий, припоминая, как под вечер солнце пробирается в окна гостиной особняка на Парсонидж-лейн; как в далекие счастливые дни он сидел там, будто купаясь в золотистом свете, пролистывал каталог «Колльерс» или «Сэтердей Ивнинг Пост», а вокруг шла обычная уютная домашняя жизнь, и терьер Дик пристраивался у его ног. Как там бедняга Дик? Бросили его на слуг. Кто почешет ему животик, кто поиграет с ним в мяч на Длинном, изумрудно-зеленом газоне?

– Синклеры? – вскрикнула миссис Хукстраттен, и Уилл, очнувшись, увидел, как почтенная матрона вздымает руки в ужасе и изумлении. – Они были тут? В самом деле?

Миссис Хукстраттен была женщиной некрупной, а за последний год вроде бы еще съежилась, проницательные глазки так и сверкали, кожа словно омыта молоком – ей по меньшей мере шестьдесят лет, а на лице ни морщинки.

– О! – Теперь она скрестила руки на груди. – Не могу в это поверить. Как она выглядит, Элеонора?

Элеонора принялась в двусмысленных выражениях описывать Мету Синклер, применяя к различным чертам лица и частям тела этой особы такие комплименты, как «цыганский», «арабский», «экзотический». Попутно она восхищалась ее нарядами – разумеется, совершенно неприемлемыми.

– Ну, вы, разумеется, слышали, какой скандал начался из-за них в Нью-Джерси, – заговорила миссис Хукстраттен, понижая голос. – В этой колонии или коммуне, как они бишь ее называли.

Запахло увлекательной, услаждающей слух сплетней. Миссис Хукстраттен оставила вилку в ореховом рагу и полностью сосредоточилась на беседе.

Харт-Джонс, понятия не имевший, о чем идет речь, и не узнавший бы знаменитого журналиста и его супругу, даже если бы оба уселись прямо ему на колени, встрял было с каким-то идиотским комментарием, но его прервал до глубины души возмущенный Беджер:

– Я был в Геликон Хоум, мэм, и смею вас заверить, что опыт этой общины был чрезвычайно гуманным и прогрессивным делом.

Элеонора промолчала, поощрив Беджера лишь легкой улыбкой.

– Но их все обвиняли в непристойном поведении, – возразила миссис Хукстраттен. – Поклонение солнцу, нудизм, свободная любовь…

Свободная любовь. Эта фраза повисла над столом, будто нечто материальное, пульсирующее, испускающее свет. На миг все онемели. Уилл мысленно перебирал все, что слышал об эксперименте Синклеров, об этой общине – его информация сводилась к вычитанному из газет. Эти люди купили довольно большое здание в Инглвуде, служившее раньше начальной школой, и организовали колонию, следуя социалистическим принципам – объединили имущество сорока членов-основателей, свободомыслящих, вегетарианцев, сторонников единого налога, суфражисток, всяких там профессоров, разоблачителей капитализма и поборников социализма. Пресса вовсю раздувала тему свободной любви (Синклеры проповедовали эту идею), и подписчики в долине Гудзона, а также за ее пределами, с трепетом воображали себе сцены полуночных свиданий и жен, доступных каждому, кто ищет их благосклонности. Любители подглядывать в замочную скважину здорово возбуждались от подобного чтива, но вскоре здание по неизвестным причинам сгорело дотла, и на том дело и кончилось. Потом Уилл с Элеонорой приехали в Санаторий и увидели Мету Синклер – словно Офелия, она скользила по залу с естественной, врожденной грацией, волосы вольно струились по плечам, взгляд кошачьих глаз был устремлен вдаль, к неведомому сиянию. Уилл попытался вообразить эту женщину, миссис Синклер, Мету, в объятиях мужчины, ее тело, высвобожденное из любимых ею развевающихся юбок и накидок, и почувствовал, что шалеет от представших перед ним видений.

– Вздор! – рявкнул Беджер. – Эптон – выдающийся, прогрессивный человек. Поборник вегетарианства. И заслуживает не меньшего уважения, чем любой из присутствующих за этим столом. Да, он солнцепоклонник – или, скорее, эту веру исповедует Мета, а он следует за ней, – но кто из нас не любит солнце? И я солнцепоклонник, и даже столь авторитетный специалист, как наш доктор Келлог, категорически высказывается в пользу солнечных ванн, а это по определению подразумевает избавление от всяких предметов портновского искусства. И он предписывает не только солнечные ванны, но и другие формы светотерапии. Неужели доктор Келлог мог бы предложить нам что-то хоть самую малость непристойное?